Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кармина вела себя тихо, как мышка; убирая со стола посуду, умудрилась не громыхнуть ни одной миской и ни разу не подняла взгляд.
Сандра тоже не смотрела на служанку. Однако когда мужчины и Бьянка удалились, она подошла к Кармине и отвесила ей пощечину, а после вцепилась в волосы.
— Убирайся отсюда, слышишь! Я не могу и не хочу тебя видеть! Шлюха, неблагодарная тварь!
Женщина произносила ругательства, какие никто и никогда не ожидал от нее услышать. Перед глазами Сандры стояла Беатрис Санто, ее обтянутое черным платьем тощее тело, скрюченные злобой пальцы, раскосматившиеся волосы, острые злые глаза. Мало того, что Сандру выдали за Леона, не спросив ее согласия, так она еще была вынуждена терпеть унижения со стороны брошенной им любовницы!
— Куда я пойду! — рыдала Кармина. — Сейчас ночь!
— Мне все равно! Из-за тебя я лишилась сына!
Сандра выволокла служанку за ворота и что есть силы толкнула в спину.
— Иди! И не вздумай пожаловаться Леону!
Кармина в страхе бросилась прочь от дома; пробежала по нескольким улицам, а потом нашла укрытие среди груды камней, сваленных для починки церкви.
Дул прохладный ветер, но ей было нечем укрыться. Сандра не позволила Кармине забрать даже жалкие пожитки, не говоря о жалованье за прошедший месяц. Девушка заплакала, вспомнив, что деньги, которые она заботливо складывала в мешочек, тоже остались в ее каморке. Вероятно, Сандра сочла такое решение справедливым, потому что Джулио тоже ушел из дому без гроша в кармане.
Постепенно Кармина начала осознавать весь ужас своего положения. Она согрешила, а потому ее никто не примет и не поймет. Вся правда будет на стороне Гальяни. Если она обратится за помощью к Леону, Сандра сживет ее со свету. Ей неоткуда ждать помощи.
Кармина знала, что должна винить только саму себя. Она спала с Джулио потому, что ей нравилось с ним спать, да еще оттого, что внешне он был похож на Дино, любви которого она безуспешно добивалась. Она догадывалась, что Джулио всего-навсего развлекался с ней, хотя он и твердил ей о чувствах.
Заглядывала ли она в себя, воздевала ли заплаканные глаза к темному небу, на бесконечный поток вопросов был один-единственный ответ: она должна навсегда уйти из деревни, попытаться укрыться в ином месте, среди других людей, там, где никто не слышал ни о семействе Гальяни, ни о Кармине Бернарди.
Андреа мучили картины прежней жизни, являвшиеся во сне или возникающие перед мысленным взором днем, когда он на мгновение расслаблялся, опуская тяжелые весла. Они были хаотичными, разрозненными, мимолетными, но острыми, живыми. Он видел плывущую над обрывом луну, развешанные на солнце пестрые тряпки, влажный зеленый мох, мрачные ущелья, похожие на разомкнутые челюсти гигантского чудовища.
Осколки воспоминаний ранили сердце и заставляли душу исторгать безмолвный вопль.
Андреа с тоской вспоминал утра на Корсике, когда в окно врывался теплый свежий ветер, когда воздух над морем был наполнен тонкими жемчужными парами, тогда как очертания гор вдали были удивительно чисты. Дни, когда он мог часами слушать медленную речь родника, лежа в тени кустарника, и ночи, когда небо казалось серебрящимся покрывалом, расшитым руками искусной мастерицы.
Его теперешняя реальность была совсем другой. Жизненное пространство ограничивалось несколькими футами; в отсеки, где спали каторжники, проникала соленая вода и разъедала кожу; кормили бобами и сухарями, поили сырой водой. Жорж Рандель сказал, что мясо положено заключенным четыре раза в год, вино — по большим праздникам. Некоторым узникам родственники посылали деньги, на которые можно было что-то купить у охранников, но таких счастливцев было немного. За малейшую провинность, нерасторопность, лень, лишнее слово или дерзкий взгляд били палками, бичами, подбитыми железом башмаками: вскоре тело Андреа, как и тела многих других каторжников, покрыли ссадины и шрамы.
Безветренная погода, царившая на море в летние месяцы, затрудняла плавание парусных судов, потому они приводились в движение тяжеленными веслами, на каждое из которых приходилось до пяти гребцов. От равномерного движения весел зависела скорость судна; тот, кто запаздывал, получал помимо удара бича надсмотрщика удар веслом от того, кто сидел сзади, отчего, случалось, терял сознание.
В остальное время года каторжники трудились в каменоломне на холмах в окрестностях Тулона, откачке воды в доке, погрузке, разгрузке и починке кораблей. На любой из этих работ приходилось напрягать все физические и душевные силы.
Дух Андреа был сломлен, а от решимости не осталось и следа. В былые дни он восхищался бы величием и мощью кораблей средиземноморской эскадры, неистощимостью ветра, способного переламывать реи и гнуть мачты, смелостью неутомимых мореходов. Теперь все было иначе. Его ничто не интересовало, он думал только о том, как сохранить остатки сил.
Жорж Рандель поддерживал напарника, как мог. Делился с ним советами, пищей; если видел, что тот устал грести, принимал на себя основную нагрузку, а перед сном прилежно учил французскому языку. Вскоре Андреа стал понимать, что ему говорят, а после и сам смог составлять фразы.
Иногда ему казалось странным, что их сковали вместе. Обычно пару подбирали так, чтобы заключенные как можно меньше подходили друг другу. Это делалось для того, чтобы узникам было сложнее договориться о побеге.
Жорж Рандель никогда не рассказывал о себе и, в свою очередь, не расспрашивал Андреа о том, за что тот угодил на каторгу. Юноша догадывался, что его напарник был образованным человеком: его речь была правильной, он нередко употреблял слова и обороты, которых Андреа, почти не умевший читать и писать, никогда раньше не слышал. Однажды юный корсиканец обратил внимание на руки напарника: хотя его нельзя было назвать слабым человеком, прежде он явно не занимался тяжелой работой.
Кое-что прояснилось в тот день, когда Рандель наконец просил рассказать Андреа о том, за что его осудили.
Пока Андреа говорил, его напарник лежал на досках, прикрыв глаза рукой, с виду спокойный и безучастный. За бортом рокотало море. Казалось, они погребены на самом дне.
Иногда, проснувшись ночью, Андреа впадал в панику, потому что ему чудилось, будто он лежит на дне могилы, похороненный заживо.
Его отрезвляло звяканье цепей и невнятное бормотание товарищей по несчастью. От этого не становилось легче, ибо жалкая каморка без окон в самом низу трюма была ничуть не лучше гроба.
— Теперь ты знаешь, что у меня не было выбора. Я с детства знал, что когда-нибудь убью человека, — сказал он, закончив рассказ.
- Янычар и Мадина - Лора Бекитт - Исторические любовные романы
- Украденное счастье - Лора Бекитт - Исторические любовные романы
- Мариадон и Македа - Герцель Давыдов - Исторические любовные романы
- Пепел на ветру - Екатерина Мурашова - Исторические любовные романы
- Скандал и грех - Тамара Леджен - Исторические любовные романы
- Ночь греха - Джулия Росс - Исторические любовные романы
- Ее единственное желание - Гэлен Фоули - Исторические любовные романы
- Закатная повесть - Stark - Исторические любовные романы / Периодические издания
- Стальное сердце - Кэролайн Ли - Историческая проза / Исторические любовные романы / Прочие любовные романы / Русская классическая проза
- Лотос Серебристый - Александра Хартманн - Историческая проза / Исторические любовные романы