Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в Афганистане!.. ох-хо-хо!.. Эмир не думает об этом… ах, все-таки Аманулла-хан очень недальновиден!.. и никто не осмеливается сказать, что он сам себе роет яму!.. Файз Мухаммад тоже не осмелится, потому что сказать такое — значит покуситься на самые смелые, самые дерзкие, самые дорогие его мечты!..
И что в результате? Да, эмир хочет добра, а добро требует денег — ведь только деньгами, если не считать оружия (впрочем, оружие — это те же деньги), можно заткнуть рты противникам этих непродуманных и лихорадочных преобразований. Поэтому Аманулла-хан чеканит монету, в которой лигатуры в шесть раз больше серебра, и пускает ее по курсу почти в два раза выше прежней серебряной. Он вводит новые налоги на землю, таможню, предметы торговли — и народ уже стонет под гнетом, который эмир, в своем стремлении к благу, взвалил на него… Правильно оценивая английскую угрозу, нависающую над страной, падишах пытается перестроить армию, вводит всеобщую воинскую повинность — и вынужден усмирять племена, возмущенные отменой своих привилегий. Он издает множество законов, исполнить которые нельзя, поскольку они противоречат друг другу, убирает с постов испытанных временем чиновников, которые этим законам противятся, назначает новых — невежественных безграмотных людей, умеющих лишь вымогать взятки. Желая добра, он устанавливает такую систему для жалобщиков и взывающих о помощи, что положение слабых ухудшается, а требующие справедливости не могут ее добиться. Он основал женские школы и отменил обязательное ношение чадры! На фотографии в английском журнале сама шахиня появилась с открытым лицом!.. Он известил хакимов и высших мулл, что намерен вскоре заменить арабское письмо латиницей!.. Запретил пытки и расстрел из пушки!.. Установил, что смертная казнь возможна лишь с его разрешения!.. Даже позволил людям сбривать усы и бороды!..
И где же добро? — три года назад вспыхнул мятеж на юге страны, война длилась полтора года, погибло пятнадцать тысяч человек, государству нанесен огромный материальный и духовный урон… Потом возмущение на севере… следом восстание в Кухдамане… и снова Джелалабад!.. раскол, междоусобица!.. Трон ощутимо качается. Кто поможет? Что будет дальше?..
Вздохнув, Файз взглянул на часы, вытер перо и закрыл чернильницу.
Он застелил разоренную постель и бросил поверх нее халат. Надел чистое белье, свежую сорочку. Повязал галстук. Побрызгал на бороду одеколоном. Еще через пять минут перед зеркалом стоял моложавый господин лет пятидесяти, с серьезным и внимательным выражением лица, одетый если не щеголевато, то, как минимум, с аккуратностью и тщанием, что является лучшей рекомендацией при первой встрече. Файз Мухаммад еще раз расчесал влажные волосы, сунул расческу в карман и вышел из номера.
Поднявшись на другой этаж и пройдя коридором, он кивнул двум крепким гвардейцам-охранникам, сидевшим на стульях у золоченой двери, и сел в кресло напротив, под фикус.
Минут через десять дверь отворилась и выглянул старый Фатех Вахид-хан, во дворце исполнявший должность постельничего, а в поездках отвечавший за все, что касалось удобств и комфорта эмира. Файз поспешно вскочил.
— Как он?
— Чудит немного, — негромко ответил Фатех. — Заходи.
Фатех снова открыл дверь, и Файз с поклоном переступил порог.
— Черт знает что! — увидев его, обрадованно воскликнул эмир. — Болваны! Нет, ну ты представляешь?! Спрашиваю — где мои маникюрные щипцы? Ханума взяла!.. Почему ханума взяла мои маникюрные щипцы? с какой стати? у нее своих нет?.. — ворчал властитель, просовывая пуговицы сорочки в тугие петли. — Отвечают: потому что прислуга ханумы задевала куда-то ее собственные. Хорошо, идите в город, купите новые! Три раза посылаю за маникюрными щипцами! Приходят: нет, господин, в Москве нет маникюрных щипцов! — Аманулла-хан снова возмущенно воззрился на своего историографа. — Ты можешь в это поверить? Чтобы во всей Москве не было маникюрных щипцов — можешь?!
Файз осторожно пожал плечами.
— Господин, я не осмеливаюсь предложить вам свои, но… может быть, послать в посольство?
— Да ладно, — отмахнулся эмир. — Не к спеху. Я тебя зачем позвал… — Он сколько мог вытянул шею (при его комплекции получилось немного) и захлестнул ее петлей галстука. — Не нравится мне это, вот что.
Файз недоуменно поднял брови.
— Нет, я все, конечно, понимаю! — саркастически воскликнул эмир, выпячивая подбородок и ловко завязывая узел. — У нас свои порядки, мы мусульмане и хороним мертвецов в тот же день до заката солнца, как предписано шариатом! А у них свои порядки, и они поступают со своими покойниками, как считают нужным — например, кладут в мавзолей на всеобщее обозрение!.. Я понимаю, что они, допустим, не верят, что в первую же ночь к телу должны явиться Мункар и Накир! Но нам-то к этому как относиться?! Почему я должен… м-м-м… — Он перешел на французский: — возлагать венки и отдавать честь этому трупу, по чьей-то нелепой прихоти вовремя не похороненному?! Да меня после такого кощунства к раю и на пушечный выстрел не подпустят!..
И опять с возмущением уставился на собеседника. Файз Мухаммад мелко кивал, покусывая ус и размышляя.
Действительно, новопреставленного в первую же ночь после смерти должны были посетить Мункар и Накир — два пламенных ангела с черными лицами, — чтобы ненадолго вдохнуть в него жизнь и устроить перекрестный допрос насчет его веры и прежнего существования… И только лишь после того как он, многократно уличенный во лжи и двуличии, под их огненными плетьми все-таки будет вынужден вспомнить нестерпимо горькую правду о себе и без лукавства и уверток поведать ее Божьим посланцам — только тогда он получит возможность окончательно умереть, с неописуемым облегчением погрузившись в покой, дожидаясь того дня, когда протрубит с высокой горы над Иерусалимом вестник Всевышнего — ангел Исрафил!..
Но могут ли ангелы посетить покойника в незарытой могиле? И если нет, то каков ныне его статус?
Тут, несомненно, было над чем поломать голову. Однако, в какие богословские тонкости ни пускайся, существуют некоторые неотменимые обстоятельства: возложение венков к телу вождя мирового рабочего класса В. И. Ленина есть акт, необходимый для успешного ведения переговоров с русской царствующей персоной — Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) Сталиным.
Предварительные переговоры уже провели, но сам на них не присутствовал: вместо него на просьбы Амануллы-хана довольно уклончиво, по-европейски, отвечал некто Рыков, глава правительства, — черноволосый худощавый человек с очень усталыми глазами; эмир остался им недоволен.
— Видите ли, господин, — сказал Файз Мухаммад, почтительно складывая руки. — С одной стороны, то, что они не верят в сошествие Мункара и Накира, не есть для нас причина отказаться от своей веры в это. С другой — шариат предписывает класть умерших ниже уровня земли. А он, как я понимаю, и лежит ниже уровня земли — вчера секретарь предупредил, что туда придется спускаться по ступенькам, — стало быть, это условие выполнено. А то, что лицо его не закрыто землей… ну, в конце концов, не смотрите на него, господин! Пересильте себя! Вы не можете сорвать переговоры!
— Переговоры! — брюзжал эмир, протягивая руку Вахид-хану, державшему запонки наготове. — Что за переговоры, если люди не понимают простых вещей! Что за переговоры, если я не могу втолковать им главное! Дружба! дружба! но мне нужны не слова, а пулеметы и пушки! И бойцы к ним!.. А они отвечают, что это вызовет международные осложнения… Какие осложнения?! Туркмены по сей день то и дело совершают разбойные набеги на нашу территорию! Почему их набеги не вызывают международных осложнений?! Почему нельзя переодеть советских солдат в туркменские одежды, чтобы все думали, что это очередной набег туркменов?! Кто заподозрит в них красноармейцев?!
— Может быть, завтрашняя встреча со Сталиным все поставит на место? — осторожно предположил Файз Мухаммад.
— Может быть, может быть!.. не знаю!.. Ладно, что там у нас?
— У нас посещение выставки, ваше величество. В одиннадцать часов… то есть можно выезжать.
— Машины ждут, — подтвердил Вахид-хан, подавая эмиру трость.
— Какой еще выставки? — буркнул эмир.
— Какая-то главная сокровищница русской живописи, ваше величество. По приглашению министра культуры… точнее, просвещения.
Аманулла-хан мученически закатил глаза, надрывно вздохнул, пробормотал несколько слов молитвы, а потом, обреченно махнув тростью, широким шагом направился к дверям.
* * *«Паккард» стоял у подъезда. Задрав сбоку стальной кожух, шофер Савелий Долгушев колдовал в моторе.
— Добрый день, Савелий Данилыч, — сказал Анатолий Васильевич, подходя к машине. — Что, неполадки?
— Добрый, коли не шутите, — хмуро отозвался Долгушев, с лязганьем вернул гулкую железяку на место и вытер ветошью пальцы.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Призвание: маленькое приключение Майки - Константин Кропоткин - Современная проза
- Билли Бадд, фор-марсовый матрос - Герман Мелвилл - Современная проза
- Снег, собака, нога - Морандини Клаудио - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Школа беглости пальцев (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- Солнце и кошка - Юрий Герт - Современная проза
- Аниматор - Волос Андрей - Современная проза
- Тоннель - Вагнер Яна - Современная проза