Рейтинговые книги
Читем онлайн Отложенное самоубийство - Алексей Макеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 49

Другая его придурь охватывает техническую сферу. Инженерное образование ищет выход. Себастьян убежден, что, если здесь, в Баварии, кому-нибудь надеть на голову алюминиевую кастрюлю, а другому чудаку надеть такую же кастрюлю, например, на Дальнем Востоке, то оба без труда смогут общаться друг с другом. Типа, алюминий проводит звук на любое расстояние. Себастьян утверждает, что давно бы уже выбросил свой телефон, если бы смог найти алюминиевую кастрюлю. К сожалению, таких кастрюль в продаже нет. Сплошная нержавейка. По мнению Себастьяна, всемирный заговор хозяев коммуникационных корпораций специально лишает человечество такого легкого и дешевого средства связи.

В политике Себастьян тоже нашел свой оригинальный путь. Иначе он не был бы Себастьяном. Как-то раз он решил не признавать Федеративной Республики Германии как субъекта международного права. Ни больше ни меньше. Теперь он живет в виртуальном кайзеровском рейхе. Купил у какого-то самопровозглашенного рейхсканцлера удостоверение личности и вполне счастлив. При случае тычет этим удостоверением в нос. Федеративную Республику называет коммерческой фирмой, созданной американскими евреями для выкачки денег из трудолюбивых немцев. Лиза не мешает ему сходить с ума. Смотрит на своего Себастьяна как на седого непоседливого мальчишку и только тихо улыбается, когда того заносит на поворотах. Наверное, это любовь?

Есть у Себастьяна еще несколько любопытных сумасшествий, но я думаю, что и этих вполне достаточно, чтобы обеспечить себе интересную, насыщенную жизнь.

— Вы как-то говорили, что работали в «азюльхайме»? — задаю я ему вопрос, когда чашки с чаем пустеют.

— Да, было дело, — охотно откликается Себастьян. — Мы тогда сюда только приехали. В эту фирму ФРГ. Помнишь, Лиза? Возле «шрота» есть центр помощи беженцам. И меня направили туда на работу. А что тебя это заинтересовало, Вадим?

— Я ищу одного человека, афганца. Он жил в этом центре в начале девяностых.

— Как его звали?

— Харун. Молодой парень. С ним была больная мать.

Себастьян напряженно задумывается. Чтобы ему не мешать, мы вполголоса беседуем между собой о пустяках.

Наконец он поднимает взгляд от скатерти и говорит:

— Был такой. Точно. Молодой афганец с матерью. Как его имя, сейчас не вспомню. Но я недолго там проработал. Тебе лучше спросить у подруги комиссара Уля, она в этом центре провела всю свою жизнь. Допахалась до должности директора. — И поворачивается к другу: — Майя ведь недавно ушла на пенсию?

— Совсем недавно, Себастьян. Два года назад, — смеется комиссар Уль.

— Неужели прошло уже два года? А мне казалось, что только вчера мы отмечали ее пенсию в ресторане. Ах, это легкокрылое время!

Уль поворачивается ко мне и, улыбаясь, приглашает:

— Приезжайте завтра к нам в гости, герр Росс. Вдвоем с вашим очаровательным водителем. Майя будет рада вспомнить работу. Она очень скучает по своим беженцам. И мне будет приятно.

Он подмигивает Лане, и та довольно улыбается в ответ. Соблазнила старика, кошка!

В общем, поездка к Себастьяну оказалась не зряшной. Наш барон Мюнхгаузен познакомил меня с приятным комиссаром Улем, который, во-первых, не похож на пингвина и, во-вторых, показал тропинку, которая может привести к Харуну.

Вечером я опять в просторной спальне под крышей дома с двумя раздельными входами. Уже накормлен, раздет, искупан и уложен в постель. Десерт.

— Сегодня день кошачьей ласки! — игриво шепчет Лана, проводя своими пальчиками там, где надо и не надо.

— А кто кого ласкает? — прерывающимся голосом интересуюсь я. Эта кошка знает мужское тело лучше самого тела.

— Как захочет хозяин. Мурррр! Праздник Повелителя, — мурлычет Лана.

Я молчу. Нет возможности отвечать. Ее нежные руки не дают сосредоточиться.

— Я вдохновляю тебя, желанный?

— Да-а…

— Я хочу тебя… Почитала твои книги. Понятно, что книга — это часть тебя, но мне нужно тебя живого. Книжки — это твои игрушки, а для меня ты — моя игрушка. Желанная!

Лана шепчет все жарче, ускоряя движение ласки. Стены спальни начинают куда-то плыть. Я теряю контроль над собой, своим сознанием. «Поддайся искушению: оно может больше никогда не повторится». Не помню, кто сказал. Может быть, Лана?

…Через время возвращаюсь сознанием в спальню. Тело-то ее не покидало. Что со мной было? Где я был? Рядом нежное мурлыканье:

— Спасибо, хозяин. Я заслужила поцелуй?

С трудом поворачиваю голову. Чмокаю туда, куда достали губы. Слышу еле слышное:

— Sorry. Засыпаю. Мурррр…

Ночь чувственно прожита. На следующий день дома еще и еще раз прослушиваю свой разговор с Алоисом Кальтом, записанный на диктофон. Сам не знаю, что хочу там найти. Вдруг я упустил что-то важное? Но ничего такого важного не слышу. Максимилиан Грубер, Ханс и Гретель, Беа, Крюкль, Харун, Наджия, Гоншорек… Чужие имена, ставшие знакомыми и близкими. И ни-че-го. Разговор об оплате моей работы. Кальт обещает… Он богач. А говорят, что преступление не окупается. Ну, да ладно. В конце концов, я же не сыщик в длинном пальто. Может, сегодня Майя вспомнит про Харуна?

Обеденный перезвон колоколов. Из голодной комы меня опять вытаскивают пельмени. Мешок с ними еще очень большой. Кофе с сахаром и сливками достойно завершает скудное пиршество. Что касается погоды, то старинный русский поэт Василий Тредиаковский в своем забытом шедевре «Описание грозы, бывшия в Гааге» дал исчерпывающую картину разгула свирепой европейской природы.

С одной страны гром,

С другой страны гром,

Смутно в воздэхе!

Ужасно в ухе!

Набегли тучи,

Воду несучи,

Небо закрыли,

В страх помутили![1]∗

Не А.С. Пушкин, конечно, но тоже впечатляет, если вдуматься. Пушкина все равно тогда еще не было. В те времена общественность волновал Вас. Тредиаковский. «Ужасно в ухе!»

Проще говоря, сегодня темно, пасмурно, на небе расслюнявились набегшие тучи-воду несучи, мочат дождиком. Самое то, чтобы ездить по гостям.

Лана долго ждать себя не заставляет. Заканчивает работу — и сразу ко мне. В своей рабочей униформе — стильной, изысканной, дорогой. Бизнесвуменовский костюм, ошеломительные духи, потрясающий макияж. Не директор, а куколка.

Стремительно мчим к комиссару Улю. Опять на другую сторону Майна, в Дам. Все туда же, где обитают архитекторы, юристы, врачи, исполнительные директора и, как выясняется, полицейские комиссары. Люди с высокими доходами и запросами. Элита Нашего Городка.

Комиссар Уль живет в двухэтажном доме на краю города. Тремя участками дальше начинаются зеленые кустарники и редкие купы деревьев. Дорога уходит куда-то к автобану на Вюрцбург. Выложенная плиткой площадка перед домом предлагает поставить на нее машину. Так мы и делаем. Дважды грустно пикнув на прощание сигналкой, «зверьмобиль» покорно остается ждать. Не скучай! Обходим фасад справа. Парадный вход в жилище Уля с торца. Дверь как дверь — навороченная до невозможности. Большой панорамный глазок, видеокамеры, направленные в разные стороны, забавный звонок, говорящий писклявым голосом: «Халло, откройте двери!»

В дом нас запускает не Уль — он в недрах, а высокая, худая женщина, загорелая до черноты. Жертва солярия. Теперь я понимаю слабость Уля к ласковым сетям соблазна женщин типа Ланы. Секс с испепеленной в печи солярия особой наверняка сводится к аскетичной формуле «дрочи-бормочи».

— Майя Винтер. Легко запомнить — как пчела, — представляется женщина, пожимая нам руки.

Лана с недоумением смотрит на нее. Видимо, не смотрела популярный немецкий мультик «Пчела Майя».

Проходим в огромную гостиную. А домик-то с секретом. Он построен на крутом склоне холма. С улицы — два этажа, с тыльной стороны — три. Первый этаж превращается во второй. Широкие стеклянные двери из гостиной ведут на каменную террасу. Сейчас она мокрая и пустынная, но я представляю себе, как чудесно на ней летом. Сидишь в шезлонге и любуешься панорамой. Перед тобой бескрайние просторы: луга, перелески, силуэты далеких гор. Хорошо! Даже слишком.

Кому как, а мне в таких благоустроенных домах становится не по себе. Почему-то тревожно. Кажется, что жить в таком великолепии нельзя. Встречать каждый рассвет на залитой солнечным светом террасе. Вдыхать свежий ветерок с запахом полевых цветов. Любоваться со стаканом пива в руке, как солнце садится за горы. Так ведь станет страшно умирать! Не будет просто причин. А если нет причин, то и умирать незачем. В общем, в таких домах мне становится неуютно. Не жили хорошо, нечего и начинать. Эх!

Откуда-то выныривает Уль. «Халло! — Халло!»

— Вы располагаете временем, герр Росс? — смущенно спрашивает Майя. — Может быть, сначала выпьем по чашке кофе? Или вы торопитесь?

Почему бы и нет? Кофе много времени не займет. Русаки меня учили, что, если немцы приглашают на чашку кофе, не раскатывай губу, можешь быть уверен, будет только чашка кофе. Занимаем места за столом. Неожиданно! Судя по всему, одним кофе мы не отделаемся. Опровергая сложившееся мнение о сухом немецком гостеприимстве, стол уставлен тарелками, блюдами, бутылками. Что-то типа мини-свадьбы. На отдельном столике серебрятся посудины с чем-то серьезным: мясо, рыба? Комиссар Уль разливает коньяк по рюмкам. Женщины протестующе пищат, но соглашаются. Ну, как обычно. И начинается! Размахнись рука, раззудись плечо!

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 49
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Отложенное самоубийство - Алексей Макеев бесплатно.

Оставить комментарий