Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напрасный. Не обращая на меня внимания, периодически сверяясь с записями, сделанными под диктовку специалистки, Клер продолжила:
— Договор на аренду квартиры истекает тридцатого июня.
До этого числа я остаюсь здесь. Плата за данный период составляет десять тысяч долларов.
— Мне собирать вещи?
— Как угодно.
— Отлично.
Если Клер гонит меня вон, вымаливать позволение остаться я не буду. Состязание в высокомерии. Кому из нас удастся выказать большее презрение?
С языка чуть не сорвалась глупость типа: «Кого поселишь вместо меня?» Требовалось расшевелить Клер, пусть на долю секунды.
Но я сдержался.
— С твоего позволения уйду завтра.
Ее лицо ничуть не омрачилось.
— Кстати, почему ты считаешь, что имеешь право на восемьдесят процентов наших сбережений?
— Ни о каких восьмидесяти процентах речь не идет. Я плачу десять тысяч за квартиру, три тысячи за мебель, две за общую кредитную карточку, и около шести тысяч мы должны отдать в виде налогов. Всего набегает двадцать одна тысяча.
«Приложение В» скрупулезно перечисляло домашний скарб. Ни один из нас не посмел опуститься до споров по поводу сковород и кастрюль, все разрешилось полюбовно.
— Бери что хочешь, — без устали повторял я, особенно когда вставал вопрос о полотенце или наволочке.
Без изящной торговли, конечно, не обошлось, однако причина гнездилась скорее в моем упрямстве, нежели в законной гордости владельца.
Мне был нужен телевизор и несколько тарелок. Холостяцкая жизнь нагрянула слишком неожиданно, я пока плохо представлял, как обустрою новое жилье. А Клер, похоже, давно раздумывала о вольном будущем.
И все же она старалась быть справедливой. Покончив с прозаическим «Приложением В», мы признали, что дележ произведен на абсолютно паритетной основе. Осталось подписать соглашение о раздельном проживании, подождать шесть месяцев, явиться в суд и законным порядком расторгнуть наш союз.
Желания поболтать после матча, сыгранного в хорошем темпе, ни у меня, ни у нее не возникло. Набросив пальто, я отправился в долгую прогулку по Джорджтауну, размышляя о необратимости наступивших перемен.
Глава 14
Расцвести идее академического отпуска было не суждено. Исполнительный комитет фирмы зарезал ее на корню. И хотя никому не положено было знать тайн, обсуждаемых на сборище, Рудольф с удрученным видом поставил меня в известность, что ареопаг решил не создавать дурной прецедент. В такой солидной фирме, как наша, дать годичный отпуск рядовому сотруднику означало вызвать цепную реакцию с непредсказуемыми последствиями.
Страховочную сетку из-под проволоки убрали. Теперь, надумай я вернуться, передо мной просто захлопнут дверь.
— Ты по-прежнему соображаешь, что делаешь? — спросил Рудольф, стоя у моего стола. Рядом с ним на полу высились две огромные картонные коробки — Полли уже начала упаковывать накопленный мной мусор.
— Соображаю. — Я улыбнулся. — Не переживай.
— Пробую.
— Спасибо тебе, Рудольф.
Удрученно покачав головой, он вышел.
После вчерашней выходки Клер ни о каком академическом отпуске я и думать не мог. Покой отнимали куда более важные дела. Передо мной вырисовывалась перспектива не только развода и одиночества, но и бездомности.
Я отыскал в газете раздел частных объявлений и принялся изучать предложения о сдаче жилья внаем.
Нужно будет уплатить последний месячный взнос в четыреста восемьдесят долларов за «лексус» и продать красавца. Взамен купить какую-нибудь колымагу, застраховать на максимальную сумму и дождаться, пока кто-то из будущих соседей не угонит ее. Если мне приспичит снять приличное жилье, то на аренду уйдет большая часть зарплаты.
Устроив обеденный перерыв раньше обычного, я два часа разъезжал по центральным районам в поисках приемлемого чердака. Самой дешевой оказалась голубятня за тысячу сто в месяц. Для адвоката с Четырнадцатой улицы цена неподъемная.
По возвращении я обнаружил новую папку. В самом центре стола. Стандартный размер, плотный белый картон и никаких помет. Внутри на скотче у левой створки два ключа, у правой — отпечатанная на компьютере записка: "Верхний ключ — от двери Ченса, нижний — от стеллажа у окна.
Снимешь копии и вернешь на место. Осторожнее, Ченс крайне подозрителен".
По привычке без стука вошла Полли — тихо, словно призрак. На меня ноль внимания. Мы проработали вместе четыре года, день назад она сказала, что мой уход для нее катастрофа. Ага, катастрофа. Не позже следующей недели получит нового начальника и будет любить его, как меня.
Очень милое создание, чья судьба меня нисколько не беспокоит.
Я захлопнул папку. Полли склонилась над коробками, похоже, не заметила ее. На посту моя бывшая секретарша и мышь мимо не пропустит. Как это в кабинет проник Гектор? Или кто-то другой?
Полли вышла.
Пожаловал Барри Нуццо — для серьезного, по его словам, разговора. Закрыв за собой дверь, он принялся расхаживать вокруг коробок. Обсуждать причины своего увольнения мне не хотелось, я поведал ему о Клер. Супруга Барри тоже была родом из Провиденса, в Вашингтоне подобным совпадениям почему-то придавали большое значение. Поначалу мы ходили друг к другу в гости, потом жены наши к дружбе семьями остыли.
Вид у Барри был недоуменно-печальный, но вскоре ему удалось взбодриться.
— Тяжелый месяц у тебя выдался, Майк. Мне очень жаль.
Мы вспомнили старые добрые времена, тех, кто работал с нами и кого уже нет. О Мистере не было сказано ни слова, даже за кружкой пива. Это удивляло: два друга вместе смотрели в лицо смерти и вдруг так углубились в дела, что не смогли выкроить часа для обмена впечатлениями.
Похоже, момент наступил: Барри то и дело спотыкался о коробки. Я понял, ради какого разговора он пришел.
— Прости, я подвел тебя.
— Оставь это, Барри.
— Нет, правда. Я должен был быть рядом.
— Почему?
— Но ведь ты сошел с ума. — Он рассмеялся.
Я прикинулся, что оценил шутку:
— Да, слегка тронулся, но пройдет.
— Честное слово, до меня доходили слухи о твоих проблемах. Я пытался отыскать тебя на прошлой неделе, но ты пропал. А потом навалились дела, пришлось торчать в суде, сам знаешь.
— Знаю.
— Ей-богу, Майк, мне очень жаль, что я был далеко.
Прости.
— Забудь.
— Каждый из нас тогда ничего не соображал от страха, но ты-то запросто мог получить пулю в лоб.
— Погибнуть могли мы все, Барри. Рывок проводка, неточный выстрел — бум! Не стоит к этому возвращаться.
— Последний, кого я видел, когда полз к двери, это был ты — на полу, в крови. Я думал, ты умер. Мы вывалились в холл, к нам с криками бросились люди, а я ждал взрыва.
Нас потащили к лифтам, кто-то срезал веревки, я обернулся. Полисмены как раз поднимали тебя. Я запомнил кровь.
Я слушал. Пусть Барри выскажется, пусть успокоит совесть. Потом сможет доложить Рудольфу и остальным, что пытался образумить меня.
— И пока мы спускались, я все время думал: жив ли Майк, не ранен ли? Никто не знал. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем стало известно: ты в порядке. Я собирался позвонить тебе из дому — дети помешали. Да, я должен был позвонить.
— Брось, Барри.
— Мне очень жаль, Майк.
— Хватит, прошу тебя. Все позади, все хорошо. Сейчас уже ничего не исправишь.
— Когда ты понял, что не сможешь остаться?
Я задумался. По-настоящему до меня дошло это в воскресенье, когда Билл откинул простыню и я увидел безмятежно-спокойное лицо Онтарио. В тот момент в городском морге я стал другим человеком.
— В выходные. — У меня не было желания уточнять, да Барри и не нужны были уточнения.
Он с сожалением покачал головой, будто маясь чувством вины за мои коробки. Я утешил его:
— Ты не смог бы остановить меня, Барри. Никто бы не смог.
Он утвердительно кивнул — понял. Когда смотришь в лицо смерти, время исчезает и происходит переоценка всего того, чем люди привыкли дорожить: Бога, семьи, друзей.
- Тропа барса - Петр Катериничев - Боевик
- Адвокат - Андрей Константинов - Боевик
- Черные дьяволы - Александр Тамоников - Боевик
- Квант безумия - Сергей Кулаков - Боевик
- Грозовой перевал - Игорь Афонский - Боевик
- Железный тюльпан - Елена Крюкова - Боевик
- Ставки сделаны - Андрей Воронин - Боевик
- Отвлекающий маневр - Сергей Зверев - Боевик
- Холостая война - Сергей Зверев - Боевик
- Все - за одного - Александр Тамоников - Боевик