Форма входа
Читем онлайн Белый круг - Давид Маркиш
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
В результате семимесячных штудий и дотошной переписки с сельскохозяйственными учреждениями, рассыпанными по всей стране от Польши до самой Японии, выяснилось, что на просторах родины щиплют траву двадцать три миллиона сто шестьдесят три тысячи двести восемьдесят и четыре коровы. Дядя Коля с глубоким вздохом не мог поручиться за совершенную достоверность статистики: некоторые дураки видели в численности колхозных стад государственную тайну, другие на всякий случай считали рогатые головы через раз. Так или иначе, общая картина стала ясна, и дядя Коля приступил к вычислениям. Коровье вымя снабжено четырьмя рабочими соска2ми, это известно и невежде, уверенному в том, что молоко получают из бутылок. Помножив поголовье отечественного стада на четыре, дядя Коля получил общее количество советских сосков, а затем разделил его на число советских же граждан, обитающих от границы до границы и достигающее, по открытым данным, четверти миллиарда. Получилось 0,3706. Это уже было что-то, это было озарение, это была синица в руках! И названьице дядя Коля дал новому числу солидное: человеко-сосок, или, сокращенно, "ЧС".
Теперь пришло время взяться за американцев, которых никак не удавалось догнать и перегнать. Пересчитать их коров оказалось делом непростым: в отечественной печати такие данные не встречались, а английским языком дядя Коля не владел. Но это было и необязательно - всегда можно попросить кого-нибудь перевести статейку-другую за бутылочку коньяка. Во Всесоюзной библиотеке имени Ленина к просьбе дяди Коли предоставить ему американские сельхозжурналы отнеслись неадекватно: нехорошо щурясь, потребовали предъявить документы и номер паспорта записали. Вернувшись домой, обиженный дядя Коля сел за стол и написал в американское посольство письмо с оплаченным ответом: так, мол, и так, я веду важную работу: сколько у вас в США проживает коров? Ответа он не дождался - подозрительные американцы, как видно, подумали, что это провокация.
Вода, однако же, и камень точит. Дядя Коля рук не опускал. Через одного посетителя шашлычного заведения, госплановца, он добрался-таки до заветного числа. Щедро перемежая свою информацию веселыми словами и выражениями, госплановец разъяснил озадаченному дяде Коле, что дело тут не в количестве: капиталистическая корова, так ее распротак, дает молока втрое больше, чем наша колхозная, и, в чем тут секрет, никто не понимает. Обидно, конечно, но факт. А по количеству они тоже не лыком шиты, нет, никаким не лыком. Количество у них вполне удовлетворительное: сколько надо - столько и есть. Считай, вдвое больше, чем у нас, - не ошибешься.
Исписав вычислениями не одну страницу, дядя Коля пришел к неутешительным выводам: число "ЧС" переваливает в Соединенных Штатах за единицу, а это значит, что на каждый американский рот, включая пенсионеров с их вставными зубами, приходится примерно по полтора коровьего соска. Молоко за океаном течет рекой, ни о каком "догнать и перегнать" при таком раскладе нечего и думать. Пришла пора открыть начальству глаза на истинное положение вопроса.
И озабоченный дядя Коля снова берется за перо. На этот раз он, с горячим сердцем, писал на Старую площадь, в ЦК КПСС. Деликатно подчеркивая, что не требует никакого вознаграждения за свой труд, он красочно живописал беспросветность колхозного быта, включая отсутствие бань, и советовал, не откладывая, отменить молочную гонку с американцами и перевести усилия трудящихся в правильное русло. Русские коровы в его изложении выглядели ужасно: грубо понукаемые нетрезвыми пастухами, с ввалившимися боками и заляпанные дерьмом, они имели жалкий вид. Ничего не зная о тяготении русской литературы, включая ее эпистолярный жанр, к аллегории, дядя Коля и не догадывался, что для строгого партийного ока со Старой площади за его Буренками и Пеструшками угадываются Машки и Клавки, Ивановы да Петровы рядовые советские люди, занятые нелегким делом - строительством коммунизма. Бодливые же американки с их пудовым выменем вырисовывались под пером дяди Коли красивыми и вполне довольными жизнью. И в этом противопоставлении, с точки зрения диалектического материализма, содержался антисоветский заряд разрушительной силы.
С не в меру любознательным дядей Колей следовало разобраться, вот это уж точно.
В ветреный ноябрьский день, когда любители грузинской кухни зябко переминались с ноги на ногу у входа, в стеклянную дверь шашлычной потюкал ребром монетки неприятный тип в черном пальто с поднятым мерлушковым воротником. Дядя Коля из-за двери развел руки, показывая, что мест, мол, нет и надо подождать в очереди. В ответ на это тип открыл рот и что-то по-хозяйски гаркнул, как выплюнул. Дядя Коля понял, что спорить не надо, щелкнул замком и дверь приотворил. И тип уверенно вошел, а за ним еще двое, неизвестно откуда взявшиеся.
- Рукомойников? - удостоверился тип. - Николай Саввич? Дай-ка паспорт сюда!
Дядя Коля замешкался.
- Ну давай, давай! - нажал тип. - Не телись! Ишь, бороду отрастил!
Открыв паспорт, тип по-деловому сравнил фотографию на первой страничке с оригиналом и остался удовлетворен. И бросил приказным тоном даже не дяде Коле, а паре своих сопровождающих:
- Поехали!
Дядю Колю, развернув, направили в родную стеклянную дверь и повели к машине.
Доставили его на Малую Лубянку, в желтый особнячок. За обшарпанным обширным столом сидел худощавый мужчина в очках, предпенсионного вида. Перед ним лежала открытая папка, в ней дядя Коля разглядел свое письмо в Центральный Комитет.
- Присядьте! - скомандовал очкарик и прочистил нездоровое, как видно, горло. - Это вы писали? - И строго уставился из-под увеличительных стекол.
- Ну я, - сказал дядя Коля.
- Значит, признаете, - сказал очкарик и с укоризной покачал головой, как будто дядя Коля признался в том, что вылил бочку цианистого калия в московский водопровод. - Ясно...
В комнату, бесшумно отворив тяжелую дверь, впорхнул улыбающийся господин в хорошо сшитом сером костюме в искорку, в зеркально начищенных дорогих туфлях с острыми носами.
- Приветствую вас, милый человечек, - проскользнув за спину очкарика, весело прожурчал пришедший. - Меня зовут Анатолий Львович.
Очкарик болезненно поморщился - он, видно, предпочел бы, чтоб веселый Анатолий Львович съездил дяде Коле по морде, а не называл его "милый человечек".
А дядя Коля, откинувшись на спинку узкого стула, только выпучил глаза над серебряными зарослями.
- Вы не волнуйтесь! - проникновенно попросил Анатолий Львович.
- Да я и не волнуюсь, - угрюмо сказал дядя Коля.
- Не нервничайте! - совсем не грозно взмахнул рукою Анатолий Львович.
- Да я и не нервничаю, - сказал дядя Коля, опустил голову и понуро уставил глаза в пол.
- Вот видите! - повернувшись к очкарику, заметил Анатолий Львович. Синдром нулевого отрицания, несомненная составляющая общего диагноза... Ну-с продолжим!
- Ты зачем письмо в руководящие партийные органы посылал? - продолжил очкарик. - Ты сам-то хоть понимаешь? Кто тебе велел писать?
- Никто не велел, - сказал дядя Коля. - Мы Америку догнать никак не можем, потому что у них корма первосортные, а у нас мусор один.
- Это то есть как? - набычился очкарик, как будто он твердо решил вот сейчас, не откладывая ни на минуту, в одиночку осчастливить всех без исключения колхозных коров и вывести родину на победный рубеж. - Это, по-твоему, в Америке лучше, чем у нас? Да ты антисоветчик, теперь понятно, зачем ты в американское посольство писал. Ну зачем?
Дядя Коля молчал, дела его были плохи.
- Он не антисоветчик, - мягко, как нож в талое масло, вошел в беседу Анатолий Львович. - Он просто неважно себя чувствует, он преувеличивает свою роль в истории, у него бывают видения... У вас сегодня стул был?
- А? - спросил дядя Коля, совершенно уже сбитый с панталыку.
- А зачем вам, милый человечек, такая гипертрофированная борода? - не теряя темпа, снова задал вопрос Анатолий Львович.
- Для работы, - дал краткое объяснение дядя Коля.
- Вот видите, - снова обернулся к очкарику Анатолий Львович, - здесь у нас несомненное проявление комплекса неполноценности. Больного преследуют сексуальные проблемы. Картина проясняется. - И он, вздернув рукав пиджака, взглянул на наручные часы.
- Вы считаете? - взыскательно спросил очкарик.
- Более того, - кивнул Анатолий Львович. - Я уверен. Явная патология, завуалированная склонность к агрессии. Предварительный диагноз: антисоветский синдром.
- Тогда мы протокольчик составим о передаче, - сказал очкарик, - а вы подпишите. И сами с ним разбирайтесь.
- Так я его забираю, - сказал Анатолий Львович.
- Забирайте, забирайте, - разрешил очкарик. - И обязательно держите нас в курсе дела.
- Так точно, товарищ полковник! - шутливо встав по стойке "смирно", сказал Анатолий Львович и каблуками своих остроносых туфель щелкнул.
Дядю Колю Рукомойникова продержали в желтом доме, под лечением, полгода без малого: кололи, а то и беседовали. С тех пор трижды в год, как только подходил всенародный праздник - годовщина Октябрьской революции, Первое Мая и День конституции, к его дому на Бутырском валу подъезжала машина психиатрической "скорой помощи" и увозила на неделю в сумасшедший дом, чтоб не нарушил ненароком общественное ликование.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Белый круг - Давид Маркиш бесплатно.
Похожие на Белый круг - Давид Маркиш книги
- Неоконченная повесть - Алексей Николаевич Апухтин - Разное / Русская классическая проза
- Пыль - Ольга Бах - Русская классическая проза
- Долгая дорога домой - Игорь Геннадьевич Конев - Русская классическая проза
- Белый, белый день - Александр Мишарин - Русская классическая проза
- Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы - Кришан Чандар - Русская классическая проза
- Только роза - Мюриель Барбери - Русская классическая проза
- Парк - Рустам Ибрагимбеков - Русская классическая проза
- Подлинная история Зеленых музыкантов - Евгений Попов - Русская классическая проза
- Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер - Историческая проза / Русская классическая проза
- Давай поженимся - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
