– Знаешь, что я тебе посоветую? Сегодня уже поздно. Пока ты за ребенком пойдешь, прием закончится. Приходи завтра. Мы тоже с утра будем. Прямо к девяти. Машеньке нужно прививку от гриппа сделать, а Максим с Алисой к зубному записаны. Так что мы здесь надолго. Приходи. Познакомим Машку с женихом.
– Правильно. Я так и сделаю. Ой, как я рада, что с вами познакомилась.
* * *
– Не знала я, что у него такое несчастье. – Светлана сидела неподвижно, ее руки, лежавшие на коленях, не шелохнулись, лишь между тонкими бровями появились две глубокие вертикальные морщины. – Я давно о нем ничего не слышала. Не пойму, почему вы ко мне приехали? Что узнать хотите?
– Это обычная практика. Мы встречаемся с людьми, которые имеют или имели отношение к семье, в которой произошло преступление. Никогда не знаешь, какая информация окажется полезной. Вот и вам я просто хочу задать несколько вопросов. Если вы не возражаете, конечно.
– Ну почему. Задавайте. Но вы сразу поймете, как мало мне известно.
Сергей с интересом смотрел на сидящую перед ним Светлану. Бледную, но отнюдь не бесцветную женщину в белом интерьере. Трудно сказать, сколько ей лет, какая у нее профессия, есть ли у нее семья, но совершенно очевидно, что она откроется, только если сама этого захочет. Лицо замкнутое и в то же время страстное. Умный лоб, глубокие темные глаза, изящный рисунок рта. Негустые волосы, расчесанные на прямой пробор, наполовину седые, от носа к углам рта пролегли почти старушечьи складки, но женщина не кажется старой. Сергею на ум пришло другое слово: смиренная. Смирившаяся со своей судьбой.
– Вы долго встречались с Олегом?
– Мы с ним жили пять лет. Как муж и жена. Вот в этой квартире. Все вместе жили. Бабушка, мама, я и он. Он, правда, все больше в отъезде был. Он дальнобойщиком работал.
– Почему вы расстались?
– Он в Москву уехал. Говорил, снимет квартиру, устроится на работу и меня заберет.
– Не забрал?
– Он приехал за мной. Только изменилось у нас все. Стали говорить, что у него есть женщина, кажется, в Александрове. Будто она беременная. Я у него спросила. До сих пор помню, что он сказал. «Я по полгода в поездках. Ты что думаешь, у меня бл…й не было?» А у меня самой четвертый месяц. Сказать ему собиралась. Но после его слов что-то оборвалось во мне. Думаю, когда-то он про меня так скажет. О моем ребенке. Ну и пошла на аборт. Чуть не померла. Два месяца в больнице лежала. Он один раз пришел, а я попросила его не пускать. Так все и кончилось.
– А потом… Семья у вас есть?
– А потом я решила, что семья мне не нужна. Похоронила бабушку, маму и живу одна.
– В Москве бываете?
– Нет. Я не бываю там, где много людей. Мне одной хорошо.
– И с тех пор Олега ни разу не видели?
– Видела издалека. Слышала, что он женился, дети есть. А про несчастье не знала. Мне очень жалко. Но, значит, есть за ним грех.
Глава 20
Дина третий день поджидала Олега Федорова у выхода с платной стоянки, где он работал, плелась за ним до пивбара, где он пил пиво исключительно с мужчинами, а затем вела его до дома. Он, конечно, о такой чести не догадывался. Дине было холодно и противно. Ни за что в жизни не стала бы выслеживать ни мужа, ни сына, ни американского шпиона. А вот таинственную девушку Сандру повидать необходимо. Без аргументов. Дина это чувствовала. Завтра у Олега выходной, пусть Вера его пасет. Ей сейчас легче выполнять самые глупые поручения, чем думать о чем-либо. Олег и Дина без происшествий дошли до булочной на углу дома, где последняя с удовольствием от него отстала. Пусть преодолеет оставшиеся метры самостоятельно. Дина вспомнила про бабу Лиду. После похорон Степана, которые Дина полностью взяла на себя, она к ней еще не заходила.
В булочной Дина отогрела окоченевшие руки и купила «Киевский» торт.
Баба Лида стала еще меньше, суше и казалась совсем беспомощной. Дина больно прикусила губу, справляясь с острой жалостью. Прошла на кухню, поставила торт, потянула носом:
– Бабушка Лида, давай проветрим квартиру? Нет, знаешь что: лучше сделаем генеральную уборку. И в комнате Степана тоже. Пойдем туда.
Баба Лида послушно засуетилась, нашла тряпки, веник. Через полчаса никто бы не подумал, что Дина совершает над собой страшное насилие. В списке ненавистных ей занятий уборка шла вторым номером после стирки. Связав стопками журналы и книги Степана, она вынесла их в прихожую. «Не захочешь выбрасывать, затолкаем на антресоли». Затем открыла настежь все окна и вошла босиком с мокрой тряпкой в заросшую грязью обитель сатаниста. На дне пустого выдвинутого ящика стола лежала старая фотография. Дина взяла ее: единственная фотография, обнаруженная ею в этом доме. На любительском черно-белом снимке – девочка лет семи-восьми. Худенькая, с остреньким личиком, двумя косичками. Взгляд перепуганный, на ногах большие валенки.
– Баб Лида, посмотри! Это кто? Родственница?
– Не-а. – Баба Лида для верности надела очки. – Не знаю эту девку. А фотку Степан взял. Я его как-то встречаю, он поздно приходил. Заходим в подъезд, а на ящике для почты висит этот портрет. Чужая девка, и ящик не наш. А Степка снял. Это, говорит, мне знак такой послан. Все ему знаки мерещились. Ну и что ему теперь с тех знаков?
Баба Лида заплакала, закрыв лицо фартуком. Дина долго и молча гладила ее по седой голове с прямым пробором, по худеньким плечам. Старый беспомощный ребенок… Где ей найти силы, чтобы тащить горе до конца?
– Пошли чаю попьем, моя дорогая. – Дина потянула бабу Лиду на кухню, и та пошла покорно, шмыгая носом. – А можно я возьму снимок? Вдруг узнаю, кто это?
– Да бери что хочешь. Мне зачем…
Дина посмотрела фотографию с обратной стороны. Там стояла дата: 1989 год. А вверху какая-то грязь налипла. То ли остатки клея, то ли жевательной резинки.
* * *
После похорон отца Гера в полной апатии целыми днями лежал на диване лицом к стене. Иногда заглядывала мама и говорила: «Сынок, обед на столе… Ужин на столе… Завтрак на столе». Их беда была еще слишком острой, для того чтобы говорить о ней, а чтобы беседовать на другие темы, время еще не пришло. Они оба чувствовали страшный упадок не столько сил, сколько интереса к жизни. Впрочем, порой Гере хотелось броситься с плачем к маме на грудь, как в детстве, ощутить ее любовь и жалость и чувствовать, как вместе со слезами уходит из его сердца тоска. Но мама всегда была очень сдержанным человеком. И сейчас она казалась такой замкнутой, застывшей, опаленной своим, а не их общим горем, что Гера не решался к ней приблизиться. Он не находил слов, чтобы заставить ее оттаять. Только отец знал такие слова. Лишь в присутствии мужа она могла весело смеяться, безмятежно ласкать сына, доверчиво говорить о своих мыслях и чувствах. Стоило Вадиму выйти из дому – даже ненадолго, – она менялась: становилась отстраненной, невнимательной, полностью погруженной в ожидание. Из чего Гера, будучи еще совсем ребенком, сделал вывод: мама его любит, но папу она любит больше. А вот папа… Он принадлежал Гере полностью. Ни у кого из знакомых ребят не было такого любящего отца. Были богаче, круче, могущественнее, но никто, кроме Геры, не знал столь безграничной преданности взрослого, умного человека. Он не успел сказать ему, что понимает и ценит это. Он не представлял, что все может кончиться.
– Герочка, – мама заглянула в комнату, – подойди к телефону. Тебе из Москвы звонят. Хотя что это я. Сейчас принесу. Никак не привыкну. – Она положила рядом с Герой мобильник.
– Странно, – неохотно повернулся он. – Я, кажется, никому номер не давал… Рая? А ты, в смысле, вы почему звоните? Есть новости? Просто узнать… Мы ничего… Похоронили. Мне очень плохо, Рая.
– Мальчик, – голос Раисы дрогнул. – Мне так жалко. Я переживаю за тебя. И твою маму. Ты передай ей мои соболезнования. Послушай, Гера. Насчет конкурса не волнуйся. Тут все в порядке. Я вот что хотела сказать. Давай я вам денег переведу немного. По «Вестерн Юнион». Вы через пять минут получите в ближайшем банке.
– Нет, Рая, не надо. С этим все в порядке, я думаю. Я, конечно, могу спросить у мамы… Нет, она не поймет. Не захочет. Нет, точно не надо.
– Ну, если ты так считаешь… Но ты знай: в любое время, по любому поводу, я всегда готова тебе помочь. Позвони, когда приедешь. Обнимаю тебя, детка.
– Спасибо. Пока. – Гера отложил телефон и задумался. У него не возникало ощущения, что эта странная тетка его клеит. Ему даже показалось сейчас, что она ему предана, как… Нет, не так, конечно, какие могут быть сравнения…
– Мама, – позвал он. – Знаешь, кто это звонил? Мой спонсор или, точнее, спонсорша… Вумен по части бизнеса. Она хочет меня раскручивать, как эстрадную звезду. На конкурс «Новая волна» в Юрмале двигает.
– Да? – Мать напряженно наморщила лоб. – Странно. Я хочу сказать, что очень плохо во всем этом разбираюсь. Для нее в этом есть какой-то интерес?
– Ну, кто ее знает… Наверное…
