Шрифт:
Интервал:
Закладка:
поплывем туда?
— Нет, не хочу, — ответил Каранни, — устал я от возни с богами.
Ему вспомнились слова жены о том, что люди глубоко заблуждаются,
считая, будто боги — начало всех начал.
Вдали вдруг поднялось облако пыли. Артит Арар высказал предположение,
что это, должно быть, едет родоначальник Шатлойс, властитель земли
Сисаканской. Но вот пыль рассеялась, и он увидел, что Шатлойса
сопровождает его старший сын Татан со своей старшей женой Лор.
— Тикин* Лор поразительно правит колесницей. В этом ей нет достойных
соперников.
_______________
* Т и к и н — госпожа, почтительное обращение к женщине (арм.).
— Да, вспоминаю, — сказал Каранни, — в дни моей свадьбы я сам видел,
как она это делает.
Кавалькада остановилась. Шатлойс, его сын и невестка сошли с колесниц
и шагах в десяти от царевича опустились перед ним на колени. Властитель
Сисакана снял шлем с головы и громко проговорил:
— Волею богов ты осчастливил нас, о великий, божественный государь
наш Каранни! Прими наше нижайшее почтение и сердечное приветствие!
И волосы, и густая борода Шатлойса были белы как лунь.
Каранни сошел с колесницы и обнял тестя.
— Мой отец, великий царь Уганна, приветствует тебя, твоих сыновей,
жен, внуков и всех сородичей! — проговорил Каранни и через миг, вспомнив,
что сказал не все, добавил: — Мать моего сына и царица армянская, твоя
дочь Мари-Луйс тоже приветствует тебя, твоих сыновей, что приходятся ей
братьями, твою прекрасную невестку Лор, которая оказала мне великую честь,
приехав навстречу, и всех своих сородичей! Встань, дорогой тесть. Мне не
доставляет удовольствия видеть перед собой коленопреклоненным отца моей
супруги-царицы. Встань!
После объятий, пожеланий долгих лет жизни, мира и спокойствия все
наконец тут же неподалеку сели поесть жаренной на вертеле рыбы, которую
специально наловили в море-озере. Она здесь особая. Царевич такой еще не
едал. Очень ему понравилась.
Когда солнце уже клонилось к закату, проводили Артит Арара в обратную
дорогу, а сами берегом стали продвигаться в сторону гор.
Вечер был необыкновенный, какой-то розовый, как цветущий абрикосовый
сад. Из глубин озера к небу тянулись сияющие отсветы. Каранни ехал вровень
с колесницей тикин Лор. Они чуть опережали всех остальных, ехали неспешно
и рассказывали друг другу веселые истории, шутили. Тикин Лор удивительно
красиво и звонко смеялась. Она впервые так близко общалась со своим
высоким родственником. И Мари-Луйс давно не видала золовку свою, которая
теперь царица...
Вдоль всего пути им встречались небольшие крепости с башнями и
хорошими, крепкими стенами, а вокруг колосились посевы ячменя и проса. У
одного из родников толпилась стайка девчушек, и среди них была одна
старушка. С кувшинами на плече они с интересом наблюдали за удивительной
кавалькадой. В развевающихся от ветра одеждах, в кожаных сандалиях на босу
ногу девушки смело переговаривались с проезжающими, приветствовали их.
Одна, у которой в руках была корзина с хлебом и сыром, спросила, глядя на
красиво одетую женщину:
— Ты не наша ли тикин Лор?
— Да, это я. А ты чья жена?
— Я пока еще никому не жена, — засмеялась девушка. — И не знаю, буду
ли женой. Мои родители — рабы нашего военачальника, а значит, и я рабыня.
— Господин твой добр? — спросил Каранни.
— Да какой же господин добр? — пожала она плечами. — А ты кто?
— Я сын царя Уганны.
Девушки испуганно присмирели, еще чуть постояли и бросились бежать.
Как птицы, вмиг разлетелись. Каранни даже погрустнел. Отчего это они, ни в
чем не повинные, так его испугались? У родника, вся высохшая и черная, как
ворона, осталась только одна старушка. Она что-то мыла на камне проточной
водою.
— Да какой же господин добр? — смеясь, повторяла старуха слова
исчезнувшей девушки. — Как сказала, а? Я будто глас богов услыхала в этом
речении.
— Ты тоже рабыня?
— Да. А кто в этом мире не раб? Ты, который престолонаследник, разве
не раб?
— И чей же я раб?
— Твоего бога, если он в тебе един. Твоих богов, если их много, этой
земли, этого родника. Все мы рабы, обреченные души...
Долго потом молчали, ехали задумавшись. Первым заговорил Каранни:
— Мне думается, что эти девушки-рабыни куда свободнее, чем мы,
царствующие и правящие, тикин Лор. Они дети природы. Мы ведь и в любви не
принадлежим себе, а они свободны соединиться по желанию.
— Прости, божественный. Но, по-моему, все не совсем так. Во владениях
моего отца, в Арцахе, и здесь, в Сисакане, внебрачная близость считается
безнравственной. И за нее равно осуждаются на смерть обе стороны: и
мужчина, и женщина.
— Неужели? — удивился Каранни.
— Да, да.
— А как же храмы с их нравами?
— С храмами — дело иное. Жрецы имеют с этого большой доход. Они
установили, что жена умершего мужчины должна впредь жить одна, но при этом
оговорили, что при желании она может поступить послушницей в храм, отдав
туда и все имущество мужа как дар. Так многие вдовы попались в лапы
жрецов.
— Вот оно что! — помрачнел Каранни. — Необходимо пресечь это дело.
Храмы у нас обладают несметными богатствами. Они наживаются от имени богов
и этим разрушают основы царства.
Тикин Лор молитвенно сложила руки на груди.
— Остерегайся и храмов, и жрецов, божественный. Вся скверна и все зло
от них. Я слыхала, что наша царица, твоя супруга Мари-Луйс, стоит за
единого бога, отвергая всех других. Так ли это?
— Да, так она думает.
— Думает или уже установила такое?..
— С намерением узаконить это она и поехала в Нерик. Но я не хочу
вмешиваться в ее дела.
— Ты прав, божественный! — одобрила тикин Лор. — Чем дальше от богов
и от всего, что с ними связано, тем спокойнее.
Они попридержали колесницы, дожидаясь, чтобы родоначальники и войска
нагнали их. Каранни был доволен общением с тикин Лор. Сколько в людях
горечи, тревоги, о которых он и не ведает.
Ночь провели в горах под сенью шатров.
На рассвете, вознеся молитвы богу Арегу, спустились в глубокое
ущелье. Река Арфи беспокойно бурлила и пенилась, перебирая высокими белыми
гребнями волн. Это еще не до конца стаявший снег на высоких вершинах
Сисакана полнил ее. Так, весело буйствуя, она неслась к Ерасху, чтобы
отдаться объятиям его мутных вод.
Из зарослей камыша вдруг повысыпали бычки, целое стадо, и почти все
белые. Они мчались вдоль берега, краем уже зеленеющих полей и лугов.
Удивительным было то, что на каждом из них восседал юноша, вооруженный
копьем. И неслись эти бычки, как буйный ветер в степи.
— О превеликий Мажан-Арамазд! — воскликнул Каранни. — Какое
потрясающее зрелище!
— А у моего отца, — сказала тикин Лор, — люди творят еще большее
чудо: уже несколько лет, как они ездят верхом на лошадях.
— Что? — удивился Каранни. — Люди садятся на коня? Как эти люди на
бычков?!
— Да, божественный. Привязывают ему на спину особую подушку и
садятся. Неужели не слыхал?
— Нет, не доводилось. Значит, мужчина и конь!..
— Да, царевич, мужчина и конь. И так это красиво, когда они, слившись
воедино, мчатся во весь дух.
— Они могут так и в бою участвовать на коне?
— Конечно, божественный. Воины моего отца часто приезжают из Арцаха к
нам в Сисакан верхом на лошадях. И вид у них очень воинственный. Нам такое
непривычно, но, видимо, мужчина на лошади — это большая сила.
Каранни выразил желание немедленно попробовать свою силу, сесть на
коня. Они подъехали к крепости. Удивительное это дело — человек на коне!..
Надо непременно побывать в Арцахе. И как можно скорее!..
Они прежде вошли в храм, где сисаканские жрецы готовились к
ритуальной церемонии. Царевич, не сдержав своего нетерпения, подозвал
шурина:
— Подыщи мне хорошую арцахскую лошадь. Ты уже ездил на коне, а?
Пробовал?..
— Нет, пока не доводилось, божественный, — отвечал Татан, — но видел,
как это получается у других. В войске у тестя своего не раз видел.
- Рассказы начальной русской летописи - Дмитрий Сергеевич Лихачев - Прочая детская литература / Историческая проза
- Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи - Историческая проза
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Василий Седугин - Историческая проза
- Севастопольская страда - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский - Историческая проза / Советская классическая проза
- Николай II: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Судьба на роду начертана - Владимир Волкович - Историческая проза
- Век Просвещения - Петр Олегович Ильинский - Историческая проза
- Святополк Окаянный - Сергей Мосияш - Историческая проза
- Цель – выжить. Шесть лет за колючей проволокой - Фритцше Клаус - Историческая проза
- Последняя ночь последнего царя - Эдвард Радзинский - Историческая проза