Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, в порядок себя привести не мешает! – старик снова неодобрительно оглядел собеседника. – А с этой дамочкой-то что делать будем?
– С ней? – переспросил Кондратий. – А где она?
На полу, где только что лежала побежденная женщина, никого не было, только лежали ее темные очки.
– Ускользнула… – неодобрительно прошамкал сторож. – Нехорошо! Не дай бог вернется!
Он развернулся и пошел к выходу.
Кондратий, тяжело вздыхая и разминая онемевшие руки, заковылял следом.
Выйдя с фабрики, сторож остановился и внимательно огляделся по сторонам.
Не увидев поблизости ни одной живой души, он быстро пересек проулок и подошел к металлической ограде лютеранского кладбища. Ограда эта была составлена из черных чугунных пик с заостренными наконечниками и казалась сплошной. Однако сторож, снова опасливо оглядевшись, потянул за одну из пик – и часть ограды сдвинулась в сторону, открыв проход, достаточно широкий для того, чтобы в него мог свободно пролезть взрослый человек.
Сторож придержал ограду, пропустил Кондратия, протиснулся следом за ним и закрыл за собой потайной проход.
Спутники пошли друг за другом по узкой тропинке между темными старинными надгробьями, свернули возле памятника, изображавшего печального ангела с опущенным факелом в руке, и подошли к неказистой сторожке.
Генрих Рудольфович вытащил из тайника под крылечком ключ, открыл дверь и пропустил гостя в сторожку.
Эта сторожка представляла собой единственную комнату, впрочем, довольно уютную. Посредине ее стоял круглый стол, накрытый зеленой плюшевой скатертью с узорами и кистями по углам. В центре этого стола красовался глиняный кувшин с букетом искусственных цветов, над столом висел круглый абажур из оранжевого шелка с бахромой по краю. Возле одной стены имелась узкая кушетка, накрытая шерстяным одеялом, на стене над этой кушеткой висел коврик, на котором угловатым готическим шрифтом было вышито: «Добродетельный труд – сам себе награда».
Еще в комнате имелась эмалированная раковина с укрепленным над ней несколько помутневшим от времени зеркалом в деревянной, попорченной древоточцами раме.
К этой-то раковине хозяин и направил Кондратия:
– Приведи себя в порядок, а после поговорим!
Кондратий наклонился над раковиной и принялся отмывать от лица засохшую кровь, то и дело задевая за свежие ссадины и вскрикивая. Наконец он посчитал, что привел себя в более-менее благопристойный вид, и повернулся к хозяину.
– Вот, хоть немного на человека стал похож! – проворчал сторож. – Ну, а теперь рассказывай, что тут с тобой приключилось.
Кондратий угрюмо молчал, и сторож укоризненно проговорил:
– Я ведь хорошо знал твоего отца, дружил с ним, можно сказать. И когда он умирал, он взял с меня слово, что буду за тобой присматривать. Да я бы и без того не оставил тебя без внимания. Мы ведь не только друзья с ним были – мы были одними из последних василеостровских немцев. Ты ведь знаешь, Кондратий, что когда-то Васильевский остров в Петербурге был настоящей немецкой слободой – немецкие магазины, немецкие рестораны, даже немецкие газеты здесь выходили…
– Сколько можно, Генрих Рудольфович! – поморщился Кондратий. – Вы все это говорили мне, наверное, тысячу раз!
– И еще тысячу раз скажу! – перебил его старик. – Буду повторять и повторять, пока ты не поймешь: корни – это самое главное в жизни человека! Ты должен помнить, кто ты такой! Ты – петербургский немец, из хорошей, достойной семьи!
– Да только мне от этой семьи ничего не перепало! – мрачно проговорил Кондратий.
– Не говори так! Тебе досталось от твоих немецких предков главное – характер, трудолюбие и упорство! Все остальное зависит только от тебя самого. Умный человек не любит ничего получать даром – только своим собственным трудом. И в нашей семье все руководствовались этим золотым правилом… Хотя… – старик тяжело вздохнул, – хотя, наблюдая за тобой, я иногда начинаю сомневаться, что ты и в самом деле правнук Вильгельма Пеля…
– Вот-вот, и вы туда же! Меня с самого детства преследовали эти разговоры – мол, мой отец – ненастоящий Пель, боковая, гнилая ветка семьи…
– Не говори так, твой отец был замечательным человеком. Если бы не трудные обстоятельства, он бы многого достиг. А ты… в тебе нет того, что было в нем, – истинно немецкого железного стержня! Вместо того, чтобы делать свое дело, вместо того, чтобы строить свою жизнь, решать повседневные, практические задачи, ты пытаешься разгадать старинную загадку, гоняешься за какими-то химерами…
– Не химерами, а грифонами, – вполголоса проговорил Кондратий.
– Какая разница! – старик поморщился. – Все равно, это сказки, вымысел, пустая трата времени!
– Вымысел? – Кондратий искоса взглянул на старика и сухо рассмеялся. – Кто бы говорил! Какой же это вымысел, если вы – живое доказательство существования тайны Вильгельма Пеля? Вот скажите честно – сколько вам лет?
– Не важно… – старик опустил глаза. – Я сам не помню…
– Не помните? Что-то мне не верится… во всяком случае, сколько я себя помню – вы всегда такой: старый, но бодрый и энергичный. И мой покойный отец помнил вас таким же. Да даже то, что вы хорошо помните довоенную жизнь Васильевского острова, все эти немецкие заведения, магазины и рестораны…
– Ну, это не значит, что я все это видел сам… – старик смешался. – Многое я помню по рассказам старших… моего дяди, других родственников…
– Что-то мне не верится! Слишком живо, слишком ярко вы все это помните! Отец как-то рассказывал мне, что вам в детстве дали знаменитую золотую пилюлю Пеля. Ту самую пилюлю, о которой столько говорили в нашей семье. Не оттого ли вы так долго живете? Скажите честно – сколько вам лет?
– К чему это? – сторож явно смутился. – Ты и так слишком много времени и сил тратишь на бесплодные поиски…
– Бесплодные? Вы – живое доказательство того, что золотая пилюля существует! Если мне удастся ее найти…
Кондратий хотел сказать еще что-то, но резко замолчал, как будто прикусил язык.
Зато старик заговорил, как будто прорвалась сдерживавшая его плотина:
– Ты говоришь, я – живое доказательство? Да, это так… только доказательство чего? Помню этот день, как будто это было вчера… я был совсем мал, мне было пять или шесть лет… я играл у себя в комнате, и сломался волчок. Тогда я отправился к дедушке, к господину Вильгельму, чтобы он починил мою игрушку. Дед любил меня, я часто приходил к нему в кабинет, он сажал меня на колени и показывал мне красивые книжки, рассказывал старинные сказки и истории. Вот и в тот раз я вошел в кабинет, но деда там не было. Зато возле камина я увидел открытую дверь. Дверь, которой я никогда прежде не видел.
Какой ребенок устоял бы на моем месте?
Я проскользнул в эту дверь. За ней была лестница. Я спустился по ней, прошел по темному коридору и оказался в небольшом круглом помещении перед следующей дверью.
Эта дверь была заперта, но в ней было маленькое окошко, скорее форточка.
Мне стало страшно, я хотел уже вернуться, но тут окошко в двери открылось, из него донесся едва слышный голос, сухой, шелестящий, как страницы старой книги.
– Постой, малыш! – проговорил этот голос. – Поговори со мной!
Я заметался: мне хотелось уйти, вернуться в свою комнату – и в то же время странная сила влекла меня к окошку. Как будто тот шелестящий голос имел надо мной великую власть.
В конце концов эта сила победила: я подошел к окошку и увидел за ним лицо… не знаю, был ли это живой человек или призрак. Во всяком случае, никогда прежде мне не приходилось видеть человека настолько дряхлого. Казалось, что он давно уже умер, похоронен и пролежал в земле не один десяток лет.
– Поговори со мной, малыш! – повторил этот живой мертвец. – Я уже так давно не видел детей!
– Кто вы? – спросил я испуганно. – Почему вы здесь, за этой дверью? Кто вас запер?
– Меня заточил здесь твой дедушка, герр Вильгельм!
– Мой дедушка хороший, добрый! – возразил я. – Он не запер бы вас без всякой причины. Должно быть, вы сделали что-то плохое, и он вас наказал. Так он однажды наказал Петера. Тот украл у кухарки цукаты, и дедушка запер его в чулане на три часа. Наверное, вы тоже что-то украли у кухарки?
– Нет, я ничего не крал… – человек за дверью засмеялся, это было похоже на хриплое воронье карканье. Затем он продолжил: – Да, твой дедушка наказал меня, но наказание получилось слишком суровым. Я нахожусь здесь уже много лет, много лет я не видел дневного света. Если ты хороший мальчик – ты пожалеешь меня, ты достанешь у своего дедушки большой медный ключ, откроешь эту дверь и выпустишь меня! Только ничего не говори дедушке!
– Так нельзя поступать. Мой дедушка говорит, что ничего нельзя делать тайком, тайное всегда становится явным. Если хочешь, я попрошу дедушку, чтобы он сам выпустил тебя!
- Встреча от лукавого - Алла Полянская - Детектив
- Последствия неустранимы (сборник) - Михаил Черненок - Детектив
- Монета Александра Македонского - Наталья Александрова - Детектив
- Чаша Герострата - Наталья Николаевна Александрова - Детектив
- Перстень Екатерины Великой - Наталья Александрова - Детектив
- Убийство в спальном вагоне - Наталья Александрова - Детектив
- Руки кукловода - Наталья Александрова - Детектив
- Почему коровы не летают? - Наталья Александрова - Детектив
- Завещание алхимика - Наталья Александрова - Детектив
- Альфа-женщина - Наталья Андреева - Детектив