Рейтинговые книги
Читем онлайн Гора Мборгали - Чабуа Амирэджиби

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 120

– Когда я водрузил самодельное знамя над землянкой Мафусаила, шелк взметнулся. Старец, вскинув голову, смотрел, смотрел на стяг и вдруг покатился со смеху. Он хохотал до бесчувствия, его едва удалось привести в сознание!

Вероятно, своеобразное восприятие дедом военной службы породило и мое к ней отношение: для меня это был гражданский долг, и только, хотя, Бог весть, сколько поколений моих предков избрало службу своим жизненным поприщем".

Болезнь так разыгралась, что Гора едва смог додумать этот эпизод. Приняв лекарство, он устроил постель и, прижавшись к Коле, уснул.

Он проболел несколько дней. Едва окрепнув, снова принялся вялить рыбу. Изголодавшийся Кола набросился на еду: разгребал копытами снег и жадно, с аппетитом жевал то ли мох, то ли еще какую траву.

"Сорок восьмой день пошел, в путь, Гора... Я ослаб, мне трудно... Еще бы не трудно, любезный, столько сотен километров отмахал в непогоду, переболел и жалуешься, что ослаб!.. Ладно уж, как есть!.. Чан Дзолин привиделся, к чему бы это? Продолжим думы и воспоминания?.. А что нам остается?..

Переберем теперь в мыслях рассказы деда Михаила.

Жил в Батуми некто Нико Накашидзе, владелец довольно крупных поместий, заядлый кутила, игрок, охотник, дуэлянт, забияка и скандалист, покоритель женских сердец, - словом, князь прошлого столетия! Супруга его была рода именитого, внучка последних правителей Мегрелии и Абхазии. Детей у них было множество, и все больше девочки. Князь семейными заботами себя не обременял и удержу в своих утехах не знал. Так он прожил до сорока лет. Что с ним вдруг сталось, так никто никогда и не узнал, но он заделался вегетарианцем, а потом и толстовцем. Со слов деда Михаила, он до самой смерти ничего, кроме овощей да простокваши, в рот не брал. Господин Нико взялся за крупную коммерцию и за короткое время восстановил спущенное по собственному безрассудству состояние, стал одним из самых крупных грузинских промышленников, оптовым торговцем и купцом первой гильдии. К слову сказать, его обогащение чрезвычайно облегчило существование нелегальных политических партий - князь оказывал денежное вспомоществование всем, кто в свою программу вносил непременный пункт - свержение самодержавия. Его настроения были хорошо известны тайной полиции. Оттого и приключилась с ним, уже пятидесятилетним, эта история.

Частым гостем семьи Накашидзе был инспектор батумской гимназии некий Старчинский, а может, Вельчинский... В этой круговерти свою фамилию не вдруг вспомнишь, что говорить о каком-то прохиндее.

Так вот, этот Старчинский или Вельчинский... Как же его фамилия, будь он неладен?! Какая разница, называй инспектором, и все тут!.. Да, так вот, этот инспектор, как оказалось, имел тайные сношения с полицией. Однажды он ненароком заметил в доме Накашидзе человека, которого скрывали не только от захожих чужаков, но и от своих завсегдатаев. Случилось так, что инспектор запомнил его внешность, хоть и видел мельком, и, просматривая в полиции фотографии разыскиваемых лиц, уверился, что в доме Накашидзе скрывается известный революционер. Полиция не посмела устроить обыск, но слежку установила, хотя она и не дала желаемых результатов. Инспектор получил задание почаще захаживать к Накашидзе и пуще прежнего следить за посетителями. Лакеи, отметив нездоровое любопытство гостя, доложили об этом госпоже, но семья отмела всякие подозрения, отнеся участившиеся визиты к особому интересу, который тот испытывал к одной из девиц Нанашидзе. Станет ли человек, набивающийся в зятья, подвергать опасности семью девушки, с которой хочет связать свою судьбу? Ко всему инспектор слыл человеком, настроенным против самодержавия, впрочем, как и все тогдашние интеллигенты, и как же мог он выдать подпольщика?! Словом, проявленное к нему доверие позволило инспектору с течением времени отметить в доме Накашидзе помимо первого случая появление еще одного лица, не обласканного законом. Кончилось это тем, что князя Нико Накашидзе пригласили в тайную полицию и предъявили обвинения. Князь, естественно, все начисто отрицал. Полиция настаивала на своем, но и князь не лыком был шит - не поддался. Положение было затруднительным, но Нанашидзе нашелся, затребовав очной ставки. Полиция, растерявшись, согласилась, и вот господин инспектор предстал пред очи князя. Предстал и объявил, что видел в доме Накашидзе таких-то людей, врагов императора, а коли князь изволит принимать в своем доме врагов, стало быть, и он сам враг императора! Нанашидзе невозмутимо заявил, что считает личным для себя оскорблением, когда недостойные уста смеют произносить императорское имя, и, выхватив кинжал, всадил его в живот инспектора...

Знаю, что князь довольно долго проваландался в тюрьме, но как ему удалось выбраться оттуда - запамятовал. Случай этот избитый, лишенный, пожалуй, свежести и оригинальности, но примечательно, что Накашидзе, толстовец, исповедующий если не прощение, то, во всяком случае, непротивление злу насилием, вдруг всадил кинжал в инспектора... Князь Нико, который и мухи бы не обидел! Некоторое своеобразие в толковании толстовства он проявил и в других случаях. После аннексии Грузии, в конце двадцатых годов, начальник батумского ГПУ вызвал к себе Нико. На то были причины. И среди них: его единственный сын - седьмой по счету ребенок - еще во времена независимости Грузии отправился в Англию получить высшее образование; тем временем произошла советизация, и молодой человек назад не вернулся, родители переписывались с сыном. Вероятно, об этой переписке и хотел потолковать батумский начальник Главного политического управления. А может, его интересовало, как относится к Советской власти Нико Накашидзе. Это было время, когда большевик номер один Закавказской федерации похвастал с трибуны, что сумел довести численность дворянского отребья, весь этот княжеский и церковный сброд, с двенадцати процентов до семи! Вслед за ним подголосок, большевик номер два, выкрикнул в верноподданническом порыве лозунг: "Свести эту цифру к нулю!" Аудитория отозвалось на призыв оглушительной овацией, даже стекло на одном из окон лопнуло. Дед Михаил глубокомысленно заметил: "Недальновидность, сынок, до добра не доводит!" Воистину: на протяжении десяти последующих лет три четверти аплодирующих отправились на тот свет - им воздалось пулей за ретивость, а застрельщику движения припомнили собственное дворянское происхождение и снизошли к его призыву свести к нулю число классовых врагов. Его пустили в расход вслед за упомянутыми тремя четвертями зала. Тот, кому принадлежал зачин доведения двенадцати процентов до семи, вероятно, решил, что по причине дворянского происхождения не видит в себе классового врага, каковым на самом деле является, и, упредив заплечных дел мастеров, покончил с собой.

Очень может быть, что при такой установке извода на корню чекист номер один Аджарии недосчитался человека для расстрела, потому и пригласил к себе господина Нино Накашидзе. А может, его раздражала тяжба между Накашидзе и Джоджуа. Братья Джоджуа были гуртовщиками. Они пасли свои стада вместе с двадцатью коровами Накашидзе: зимой - в Ланчхутской низине, летом - в горах Бахмаро. Батумский ревком за "заслуги перед революцией" оставил за князем Накашидзе собственный дом и коров. Дело в том, что князь вообще любил животных, а за то, что Джоджуа пасли его коров, он мало того что платил им, но еще и оставлял весь сыр и приплод от своей скотины. Летом Накашидзе поднимался в горы Бахмаро, обласкивал своих коровок и возвращался. Только в этом и проявлялось его собственничество - ни в чем больше. Настропалили люди, завидующие братьям Джоджуа, что прошли-де времена княжеские, коровы эти принадлежат братьям и никому больше! Поскольку князь оплачивал Джоджуа уход за коровами, ему вменили в вину использование наемного труда, а его скотину отдали в собственность "эксплуатируемым". Правда, всего несколько лет спустя братьев Джоджуа как зажиточных крестьян раскулачили и сослали в Сибирь, но это уже отдельная тема... Так или иначе, Накашидзе обратился в суд, закон и декрет ревкома были на его стороне, дело затянулось. Возможно, принципиальность Нанашидзе и вызвала у чекиста номер один города Батуми и всея Аджарии некоторую досаду, возможно...

Старик явился в ГПУ. Сначала его битых два часа продержали в приемной. Потом он был допущен в кабинет. Князь остановился на пороге, ожидая приглашения сесть. Никто не предложил. Начальник, зарывшись в бумаги, не отрывал головы от стола. Накашидзе стоял, опираясь на толстую трость, и размышлял о том, что понадобилось от него этому сукину сыну?! Почувствовав, как в нем поднимается раздражение, он кашлянул несколько раз. Хозяин кабинета и бровью не повел. Прошло более получаса, ярость захлестнула князя, и, подошедши к столу, он отчеканил: "Когда в комнату входит старый человек, ты, быдло ряженое, должен встать, поздороваться и предложить ему сесть! С таким воспитанием, конечно, только и созидать новый строй!" Выговорил и обрушил сучковатую трость на голову начальника. Нанашидзе был роста громадного, сложения мощного, удар был нанесен изо всех сил. Начальник, потеряв сознание, хлопнулся с кресла. Князя Нико Накашидзе препроводили в тюрьму и продержали там семь или восемь месяцев. В конце концов он был вызволен заступничеством тех же революционеров, которым в прежние времена оказывал многоразличную помощь и которые ныне занимали высокие должности. Выпустили. Для справки: чекист номер один города Батуми и всея Аджарии и иже с ним были пущены в расход в тридцать седьмом году. Не думаю, чтобы его расстреляли за отсутствие должного воспитания. Сподручные Берии нашли, по-видимому, доводы повесомее.

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 120
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Гора Мборгали - Чабуа Амирэджиби бесплатно.

Оставить комментарий