Рейтинговые книги
Читем онлайн Дни нашей жизни - Вера Кетлинская

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 163

— Отдохнула, мамочка?

— Отдохнула, — отвечала она и садилась в кресло, вытягивая занемевшие ноги.

Накануне выходного дня Антонина Сергеевна до­поздна стряпала, чтобы высвободить утро для поездки в музей. Проще было бы отложить поездку, но она не захотела — ведь впервые собралась, впервые за долгую, трудную жизнь...

Музей ошеломил и утомил ее. Ноги разболелись от долгого блуждания по залам, глаза устали от мелька­ния красок, и главное — устала голова от новых впечат­лений.

Вернувшись домой, Антонина Сергеевна затопила плиту, чтобы разогреть обед, и села в свое любимое кресло у окна. Сняв пенсне и опустив на колени руки, она отдыхала и думала. Она не вспоминала что-либо определенное из того, что привлекло ее внимание в му­зее, а переживала все в целом — соприкосновение с но­вым и прекрасным миром. От усталости и от множества новых впечатлений у нее то и дело замирало, будто падало сердце. Но замирания сердца, обычно пугавшие ее, на этот раз не вызывали страха: она верила, что теперь отдохнет, вылечится.

— Мама, суп закипел! — сообщил из кухни Виктор.

— Отставь на край, Витя, — распорядилась она не вставая и с улыбкой прислушалась к тому, как Виктор, кряхтя, отодвигал кастрюлю, тихонечко охнул (навер­ное, обжег пальцы), а затем вернулся в свой угол, и снова в его руках тонко запел, повизгивая, напильник.

Таким он был с детства, Витюшка... Еще до стола не дорос, а уже стучал молотком, ловко орудовал кле­щами и напильником. Она боялась, что малыш перепи­лит пальцы, занозит руки, поранится, а отец говорил... Тут она сама себя оборвала: даже в мыслях не хотела возвращаться к тому, что было отрезано.

Сегодня важнее припомнить другое — как она очути­лась с ними одна в незнакомом городке, впервые сама себе голова. Заботы о мальчиках, чтоб откормить их и поправить, непривычный труд в кустарной мастерской, превращенной в завод боеприпасов, ноющая боль в спи­не и в руках после возни на огороде, когда она вскапы­вала тугую, не поддающуюся лопате землю...

Многое-многое припомнилось матери: первые паль­тишки, купленные ею сыновьям на собственный зарабо­ток, и ночи в бараке общежития, когда она, стряхивая сонливость, штопала мальчишечьи штаны, рубахи и за­ношенные, словно сгорающие на непоседливых ногах носки. И снова боль полоснула по сердцу: выходила, сбе­регла, привезла домой здоровыми, одетыми и обуты­ми, — а перед кем было погордиться, некому оказалось похвалить и порадоваться!

Но зачем думать об этом? Сегодня — день ее свет­лой радости, ее незаметно подросшие мальчики стали самостоятельными работниками и отныне будут забо­титься о ней, и водить ее с собою в театр и в кино, и носить ей книги, которыми увлекаются сами... «На иждивение сыновей?» — спросил ее начальник цеха, под­писывая расчет, и она с чувством неловкости и стыда про­бормотала: «Пока... Подлечусь немного». Теперь ощу­щения неловкости и стыда уже не было, она с гордо­стью подумала: хорошие сыновья! И еще подумала: есть справедливость в жизни. Вот оно, мое счастье, — верну­лось в них.

— Привет дому сему! — раздался в кухне голос Гусакова.

Антонина Сергеевна легко поднялась навстречу гостю. Иван Иванович, усердно шаркая подошвами начищен­ных ботинок по чистому половичку, от порога передал ей обернутую газетой бутылку.

— Прошу у хозяюшки прощенья, — басил он, рас­правляя обвисшие усы. — На основе жизненного опыта догадался, что водки не держите: вы — по женскому неразумию, а хлопцы — по молодости лет. Мне же, греш­ному, для здоровья необходимо, а для бодрости духа же­лательно!

— Вот и ошиблись, Иван Иванович, — весело отве­тил Виктор, помогая мастеру, снять пальто. — Купили водочки, правда маленькую, но купили!

— Ишь ты! Значит, учли? Ну, там, где начинается с маленькой, не будет лишней и большая!

Антонина Сергеевна приглашала в комнату, но Гуса­ков присел на табурет в углу кухни, называвшемся «Витькиным царством», где Витька мастерил и где хра­нились инструменты, гвозди, шайбочки, незаконченный самодельный радиоприемник и разобранный на части старый велосипед.

— Показывай, что ты тут пачкаешь.

— Не пачкаю, а дело делаю, — независимо ответил Виктор. — Вот поглядите обмотку. Порядок?

— Погоди хвалиться. Это у тебя чего такое тор­чит? А?

Антонина Сергеевна захлопотала, легкой походкой переходя из кухни в комнату, и снова в кухню, и снова в комнату: засиделась, замечталась, а гости собираются к ненакрытому столу!

— Пахнет у вас вкусно, аж слюнки текут! — заме­тил Гусаков и перешел в комнату, без стеснения разгля­дывая закуски. — Ох, хороша селедочка, сама в рот про­сится. Соус горчичный?

— Горчичный, Иван Иванович. Все как полагается.

— В такие минуты, Антонина Сергеевна, горько жа­лею, что остался бобылем. Будь я на десяток лет моло­же, пал бы на колени перед вашими хлопцами: отдайте мне свою маму в хозяйки дома и сердца!

Порозовев, Антонина Сергеевна замахала руками:

— Да ну вас, Иван Иванович, бог знает что бол­таете!

И заспешила на звонок — встречать приятельниц.

Николай, сидевший за столом во второй, крошечной комнатке, принадлежавшей раньше отцу, а теперь от­данной в его распоряжение, отложил перо и чистый лист бумаги, на котором так и не успел ничего написать, и вышел поздороваться с гостями. Дома он скинул стес­нявший его пиджак и остался в голубой рубашке, повя­занной ярко-синим галстуком. И рубашка и галстук были новые и очень шли ему. Он успел убедиться в этом, поглядевшись в зеркало, и с особой охотой встретил гостей — не потому, что ему хотелось показаться краси­вым Гусакову и приятельницам матери, а потому, что ему хотелось поторопить обед и наступление вечера, ко­гда могли прийти совсем иные гости. Придут ли?

Тем не менее и самый обед был ему приятен. Он любил задиристого, шумного Гусакова, любил и прия­тельниц матери, вернее — ту атмосферу домашности и уюта, которую они создавали, усевшись вечерком с шитьем или вязаньем, когда и помолчат без стесненья и поговорят не торопясь, не повышая голоса, без спле­тен: мать терпеть не могла сплетен, но очень любила сердечные беседы, признания и жалобы, умела попла­кать над чужим горем, дать умный совет или посмеяться от души забавному происшествию.

Сегодня, ради торжественного обеда, обе приятель­ницы пришли в своих лучших платьях и оставили на вешалке теплые платки. А у матери до сих пор не заве­лось парадного платья. Но и в будничном она казалась Николаю самой красивой, самой праздничной: так милы были ее несуетливые движения, так ласково сияли ее посветлевшие глаза.

— За нашу маму! — сказал Николай, разлив по рюмкам водку, чокнулся с братом и потянулся к матери.

— И я за нашу маму! — подхватил Иван Иванович.

Мать чокнулась и с гостями и с сыновьями, только младшему сыну шепнула, показывая глазами на полную рюмку:

— Витюша, ничего?

— За тебя-то, мама? — улыбаясь, ответил Виктор и храбро выпил до дна. Лицо его покраснело, глаза затя­нуло слезами, он торопливо закусил селедкой.

— Привыкай, мастер, без этого не проживешь, — сказал ему Гусаков — Ты теперь человек самостоятель­ный. Пятый разряд в твои годы — это, брат, в наше вре­мя и присниться не могло!

Антонина Сергеевна пригубила рюмку, но пить не стала. Радость переполняла ее сердце.

— За наших детей! — провозгласила она и на этот раз не морщась отпила глоток.

— До конца, до конца! — закричал Гусаков, нали­вая себе вторую.

— Не уговаривайте, Иван Иванович, — твердо ска­зал Николай и отставил ее рюмку. — Маме вредно.

Иван Иванович хотел было заспорить, так как счи­тал водку полезной при любой болезни, но встретился с таким жестким взглядом юноши, что махнул рукой и выпил вне очереди третью рюмку.

— Хо-зя-ин! — проговорил он ворчливо, но с несом­ненным одобрением.

В конце обеда Николай попросил извинения у гостей и ушел в свою комнатку. Поручение инженера Карцевой беспокоило и смущало его. Он терпеть не мог хвастать, и рассказывать о себе ему еще никогда не приходи­лось, — о бригаде случалось, даже на районной комсо­мольской конференции выступал, но там дело было яс­ное и собственная личность терялась за словами «наша бригада»! А завтра предстояло рассказывать о себе. Легко сказать «расскажите, как росли, как учились, к чему стремитесь, чем интересуетесь...» А вот попробуй-ка, расскажи!

Мальчишки скажут: «Задавака!» Виктор и тот скри­вил губы и пробурчал что-то вроде: «Очень-то нужно себя выворачивать!»

Мастера и взрослые рабочие остерегаются доверять ученикам, побаиваются и вчерашних ремесленников, а не поймут, что к заводу нужна привычка. В школе да в училище есть определенные «рамки»: там человек ходит как на помочах, за него решают и думают. А на заво­де — ты рабочий как и все, отметок за поведение не ставят, а чтобы прижиться, осознать трудовую дисцип­лину и войти в производственную колею, для этого нуж­ны и время, и желание, и сознание... Было у меня маль­чишеское легкомыслие в первые недели на заводе? Нет, не было. А почему? Вот об этом надо рассказать...

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 163
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дни нашей жизни - Вера Кетлинская бесплатно.
Похожие на Дни нашей жизни - Вера Кетлинская книги

Оставить комментарий