– Тамара! Постой! Погоди, этого не может быть! Тамара! Ты же не можешь! Упадешь! Упадешь! Ты летишь! Возьми меня с собой! – запоздало кричал совсем юный Андрей где-то рядом.

– Но ведь доктора… – осекся он.

– Дубье – твои доктора, – сказала я с удовольствием и засмеялась прямо в волну.

– Доктора – шулера, – почему-то уныло согласился он.

Желтая раковина на алом фоне: ШЕЛЛ – надпись поперек. Бензоколонка на берегу.

Раковины точно такой же формы валяются здесь повсюду на крупном белесом от солнца песке.

Раковина цвета слоновой кости, небольших размеров. От краев к выпуклому центру сходятся легкие бороздки. Левый уголок отогнут, как краешек носового платка.

Если глядеть долго, перестаешь понимать, что это. Белый купол гигантского здания? Панцирь доисторического существа? Вот она – на ладони. Может быть, знак приветствия? Открытка из другого мира? Ключ, который может открыть во мне новый источник света и любви? Подумать только, какая совершенная и непонятная глюковина – раковина!

Мы идем по предвечернему городу, я толкаю впереди уже ненужную инвалидную коляску, не оставлять же на берегу. Перед нами по кафельному тротуару в мягком свете открытых магазинов движется индус в длинной белой юбке.

Малайцы, китайцы, индусы, нищие,

магнитофоны, рубашки, джинсы,

чемоданы, баулы, зонтики,

зонтики, зонтики, зонтики, зонтики,

обувь, аптека, часы, харчевня,

часы, часы, часы, часы,

ткани, ткани, ткани, ткани,

золото, золото, золото, золото,

всякие мелочи и всякие мелочи,

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В нашей жизни был еще один мир: экран телевизора. И это был самый загадочный и призрачный мир. Дикторы – симпатичные и красивые, гладкие мужчины и женщины заученно рассказывали нам о том, что происходит в стране, в Москве и в верхних этажах власти, как они это называли. Но дело в том, что вокруг ничего подобного не происходило. А верхние этажи власти были для нас сказкой, мифом. Время от времени до нас долетали звуки речей, торжественная музыка с высот, их показывали на экране, их просветленные лица, их красивые галстуки. Но что там совершалось на небесах, какие сшибались крылатые рати? Доносились лишь крики и звон стекла, предсмертные хрипы и шум падения грузных тел коммерсантов, расстреливаемых в упор киллерами.

Вокруг была третья жизнь, занятая самой собой. Высшие власти часто ругали, но все это как-то не касалось повседневности. Даже если не платили кому-то, то был это негодяй и вор – директор, и рыло его было всем знакомо, и кабинет его был известен.

Сначала была зима. И было холодно. Потом пришла весна. И стало тепло. В прежние годы у нас, жителей, было много денег, в магазинах зато было маловато продуктов и товаров. А то и вовсе все смывало с прилавков, как во сне. Теперь товаров стало много, а денег мало, но и это пройдет, как говорится. Вообще жизнь у нас шла полосами. Она как бы протекала сквозь нас то синим небом, то облупленной штукатуркой нежилого здания, то уставленным бутылками длинным столом – так и течет насквозь вся эта грязная посуда с объедками на скатерти, когда же наконец кончится? А то начнет кружить в вагоне метро по кольцевой, будто едешь и едешь – никогда не выходил. Но главная-то жизнь – это теперь блаженная полоса Сингапура, и все больше и шире затягивает, как новые безвредные наркотики. Да так ли уж она хороша? Не оттяпывает по ходу куски души? Этого я пока не знал.

Но вернемся назад, если вы уже не позабыли, туда – к моему мужскому, вкупе с Таней, варианту Сингапура. Итак, вечерняя, лучащаяся золотом улица продолжается:

Всякие мелочи и всякие мелочи,

Фотоаппараты и парфюмерия,

Парфюмерия и конфеты,

Парфюмерия и аптека,

Парфюмерия и часы,

Часы, часы, часы, часы,

Зонтики, зонтики, зонтики, зонтики,

Запахи, запахи, запахи, запахи,

Апельсины, папайя, бананы, дурьян,

Кухня на колесах, кухня на колесах,

Жареные бананы на больших сковородках,

Утки по-пекински, рис по-сычуаньски,

Китайцы, малайцы, индусы, машины

И – мотоциклисты! —

В красных, серебряных, голубых, золотых шлемах с блестками – и все это проносится, сверкает, кружится, завывает, глазеет, пестреет, насыщается, курит и пьет, будто огромное колесо китайского базара днем и ночью вращается вокруг нас. Только ночью все – мерцая огоньками в душной тьме. А кругом – незримый океан.

Черные силуэты больших деревьев на желтом закате. Темнота наступила сразу. Я и Таня двигались в толпе среди множества туристов, как я понимаю, не выделяясь ничем для местных. Я разменял стодолларовую зеленую бумажку на сингапурские доллары. И мы поели прямо на улице, присев за пластиковый столик. Увидев, что я отложил в сторону палочки, хозяин протянул нам вилки. Нет ничего вкуснее горячей лапши из крупных креветок с соевым соусом!

Под лихим беретиком сияли ненасытные Танины глаза. И я наблюдал время от времени в толпе странные картины – как просвет. В этом просвете – беретик то сплетался с каким-то смуглым юношей, то ее насиловал коротконогий щетиноголовый хозяин, то целая гирлянда пестрых мяукающих кошек повисала на голенькой. Хорошо, что, кроме меня, этого не видел никто. А если кому и нарисовалось и мгновенно исчезло, думаю, разумом не понял и не поверил.

– Перестань озоровать! – сказал я Татьяне.

Она засмеялась, но прекратила.

Пустая никелированная коляска свободно катилась по тротуару, рядом по обочине вез кого-то велорикша. Он с удивлением покосился на нее, не остановился. Но я-то знал, чья она.

– Здравствуй, – повернулась ко мне инвалидная коляска.

– Я тебя ищу, – отвечал я.

– Здравствуй, Таня, – сказал кто-то рядом. – Только не показывай картинок.

– А, Сергей, – поприветствовал я приятеля. – Конечно, я был не я, я так и понял.

– Конечно, не ты, – засмеялся слоненок. Но смех был каким-то напряженным.

– А ты… – обратился я и осекся… За спинкой инвалидного кресла стояла миловидная тайка – и смеялась всем: длинными глазами, челкой, белым воротничком блузки. Правда, можно было узнать мою жену, но в индокитайском варианте. Моложава, как все вокруг. Игрушечная женщинка. Я и не знал, что она может быть такой. Выздоровела каким-то чудесным образом.

– Поздравляю, – неуверенно произнес я.

– Ты будто и не рад.

Что-то во мне взорвалось. И все вокруг засверкало. Я как будто вспомнил себя, каким был, это было она. Это была снова она сто тысяч

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 134

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Собрание сочинений. Том 2. Мифы - Генрих Вениаминович Сапгир бесплатно.

Похожие на Собрание сочинений. Том 2. Мифы - Генрих Вениаминович Сапгир книги

Бестолковщина. О жизни - Вениаминович - Поэзия
Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Том первый. Стихотворения (1912-1917) - Владимир Маяковский - Поэзия
Стихи и поэмы - Константин Фофанов - Поэзия
Письма из деревни (1872-1887 гг.) - Александр Энгельгардт - Русская классическая проза
Ученые разговоры - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 4 - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
Том 7. О развитии революционных идей в России - Александр Герцен - Русская классическая проза
Том 2. Драматургия - Иван Крылов - Русская классическая проза

Оставить комментарий