Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Так точно, товарищ Сталин, - поспешил ответить начальник ГРУ. "Такого парня забирают, - вздохнул он про себя. - Такого нужного разведке парня!"
В первый же день появления Сергея в особняке Ходжаева у Самотеки Аслан беседовал с ним в течение нескольких часов.
- Чем наше ведомство отличается от других, ему аналогичных? - начал он разговор таким вопросом. Сергей молчал. - От ГРУ, НКВД? Вот чем - они хоть и засекречены, но об их существовании, об общем профиле деятельности, даже отдельных операциях известно. Иногда больше, иногда меньше. А о нас, кроме тех, кто у нас работает, никому не известно ничего.
- Ну почему же, - улыбнулся Сергей. - Вы руководите департаментом по связям с Кавказом. Проблематика понятна. Не понятно, что я могу делать в вашей системе? Честно говоря, я пару раз отдыхал на Черном море - в Хосте и Эшерах. Вот и все мое знакомство с Кавказом.
- Замечательно! - теперь улыбнулся Ходжаев. - Ваши слова лишний раз подтверждают истинность моих слов. Департамент по связям с Кавказом - это крыша. Не мною придуманная. На деле то, чем мне доверено руководить разведка и контрразведка партии. Подчиняемся мы лично товарищу Сталину, и о нашем существовании не знают даже члены Политбюро. Последнее в этой связи: все документы (а их мы стараемся иметь как можно меньше) запрограммированы на самоуничтожение.
- Меня кто-то рекомендовал? - нарушил после слов Аслана долгую паузу Сергей.
- Лучшая рекомендация - ваша работа, - уклончиво ответил Ходжаев. Добавил буднично: - А утвердил вашу кандидатуру Иосиф Виссарионович. Он же определил и арену, географическую и политическую, вашей будущей деятельности.
- И это? - Сергей напряженно смотрел на своего нового шефа.
- И это Соединенные Штаты Америки, кабинет президента Рузвельта. Крыша - корреспондент "Известий".
И началась редакционная стажировка Сергея. Будучи секретарем парткома киевского "Арсенала", он с особым пристрастием следил за выпуском заводской многотиражки, принимал участие в планировании номеров, подолгу беседовал с рабкорами, сам редактировал наиболее важные материалы. Все это делал с удовольствием, в охотку. "Все, как было у нас, - думал он, вживаясь в "известинскую" атмосферу. - Масштаб - да, там лилипут, здесь гулливер. И по уровню мастерства примерно то же соотношение. Учись, мой сын..." Планерки, летучки, разбор вышедших номеров, тематические обзоры писем, обозрения американской прессы, дежурство по отделу и по номеру, ежедневные многочасовые занятия по английскому - Сергей оглянуться не успел, как пролетели три месяца. Наступили предотъездные дни. И в последний предвыходной он отправился к Никите. Как обычно к девяти вечера. Как обычно без звонка. В приемной никого не было - ни секретарей, ни помощников, ни посетителей. Дверь кабинета была распахнута настежь. После памятной беседы к Генсеком Никита Сергеевич установил два дня - среду и субботу - когда на прием к нему мог придти без всякой записи любой член столичной парторганизации. В кабинете было человек пятнадцать. Курили, ожесточенно спорили, пили минералку. Никиту возле его стола окружили три женщины, все в косыночках, строгих рабочих платьях, грубых башмаках. Они что-то резко выговаривали ему, перебивая друг друга, а он стоял, потупив очи долу, нахохлившийся, покрасневший. Даже на другом конце большой комнаты было слышно: "Безалаберный комендант общежития... С кем детей оставлять - ясли переполнены... Одним путевки в Артек, а другие во дворах да на мостовых ошиваются, с хулиганьем и бандитами якшаются..." Никита заметил Сергея, когда он уже подошел к столу.
- Вот "Трехгорка" атакует, - вяло улыбнулся он. Одна из женщин, метнув недовольный взгляд на Сергея, сурово заметила:
- Ты, товарищ Хрущев, начнешь нам заливать, что у государства на всех не хватает средств и прочее такое. А мы вот что тебе скажем: "У государства не должно быть любимчиков и пасынков".
Ее поддержала самая молодая: "Серпу и молоту" дали, для "Динамы" нашли. Чем наши дети хужей?" Третья, зловеще усмехнувшись, пообещала: "Вот придем сюды завтрева со всей оравой наших пацанят - нянчи их сам. А мы к станкам своим убегем!"
Сергей отошел к окну, сел в кресло, закурил. Минут через сорок кабинет опустел. Никита устало сидел за столом, опустив голову на тыльную сторону сложенных на столе ладоней.
- И дернул же меня черт ввести эти два дня! - раздраженно воскликнул он. И тем же тоном, даже с оттенком неприязни, продолжал: - Что у тебя?
- Что у меня?! - повторил вопрос крайне удивленный, даже несколько уязвленный Сергей. - У меня собственно ничего. Зашел тебя проведать.
- А-а-а, - Никита махнул рукой. - Верчусь як той лящ на сковороде.
И он углубился в лежавшие перед ним бумаги.
- Ни хрена себе! - и подумал и произнес довольно громко Сергей и вышел из кабинета.
За день до отъезда, после обсуждения у Главного вышедшего номера, на котором была отмечена, как отличная, аналитическая статья Сергея о перспективах советско-американских отношений, он пешком дотопал до Красной площади. Долго стоял перед Мавзолеем. У Лобного места горластый бойкий гид втолковывал по-английски небольшой группе седовласых дам и господ прописные истины о кровавых русских бунтах, о жестокостях царских опричников, и о том, что суть казнь четвертованием.
На Васильевском спуске зачаровывали многоцветьем купола Покровского собора. Было начало октября и Москву ласкало устойчивое бабье лето. Сергей шел по Кремлевской набережной Москвы-реки. На изумрудном еще газоне салатово-желтыми, золотистыми, багряными пятнышками лежали упавшие с деревьев листья. Было тепло и воды реки не казались по осеннему стылыми. Иногда их рябил легкий ветерок и тогда отражавшиеся в них трубы МОГЭС'а синхронно приплясывали. Яркие солнечные лучи нежили кремлевскую стену с ее причудливыми зубцами, празднично искрились на куполах соборов, прилежно купали окна дворцов. Навстречу двигалась молодая женщина. Она молча вела малыша, держа его за воротник пальто. Малышу хотелось идти по газону, он пыхтел, тужился, злился, но вырваться из твердо державшей его руки не мог. Сергей улыбнулся - малыш чем-то напомнил ему Никиту. "Зря я на него обиделся, - подумал он. - Его шапка Мономаха почетна, но и тяжела, ой как тяжела. Тоже ведь хочет выше головы прыгнуть, да обстоятельства не позволяют. Когда я сегодня у него объявился, там ему качали права представители двух заводов, трех институтов, "Мосфильма", профсоюза работников высшей школы, автобазы, Исторического музея, консерватории, еще кто-то. Каждый со своими горестями и болячками. Поневоле забуреешь". Он обернулся, посмотрел вслед женщине и карапузу. Тот по-прежнему рвался на газон. И по-прежнему у него ничего не получалось. Стоявший у стены милиционер внимательно наблюдал за ними.
Повернув перед мостом направо, Сергей прошел мимо Боровицких ворот и спустился в Александровский сад.
Оставалось минут пятнадцать до встречи с его бывшим начальником отдела Афанасием Петровичем и Сергей сел на свободную скамейку, раскрыл свежую "Правду". "Люди добрые, ну что за планету угораздило меня выбрать для моей очередной, уж и сам не знаю какой по счету жизни! На всех континентах, островах и полуостровах сплошной мордобой, разбой и убийства; мятежи, заговоры и покушения; безработные голодают, бездомные мерзнут, больные мрут как мухи. У одних (их единицы) - все, у других (их миллионы) шиш с маслом. Мы с нашим великим экспериментом - бельмо на глазу всего шарика. Подобрать бы себе планетку поуютнее, да теперь уж не в этой, следующей жизни хоть подфартило бы". Засунув газету в карман, он приготовился было закурить, когда услышал за спиной знакомый голос: "Данное обещание нарушаете, молодой человек? Нехорошо. Кто-то еще год назад заверял, что бросит курево, это окаянное зелье". Сергей оглянулся, перед ним стоял подошедший по параллельной дорожке старый начальник. Обнялись. Афанасий Петрович отстранился, разглядывая своего бывшего подчиненного.
- Дай-ка посмотреть на тебя, хлопче. Ничего, ничего! Был мужчинка, стал мужик. И в плечах прибавил, и ума поднабрался. Я когда прочитал интервью твоей американки с товарищем Сталиным, сразу понял, чья голова тут поработала.
- Ну почему моей? - Сергей сдержанно улыбнулся. - И заслуга там моя мизерная.
- Скромность - это хорошо, она по-прежнему при тебе. Нередко случается, что с течением времени люди ее теряют. Как теряют зубы и волосы - замечают, а вот скромность... Ладно, ты скажи, обедал уже? Нет? Пойдем к Никитским в мою шашлычную, там и погуторим.
Старший официант, пожилой, поджарый, с сократовым лбом, встретил их любезно, однако без обычной профессиональной угодливости.
- Трифоныч знает себе цену, - заметил Сергей, когда старший скомандовал двум юнцам обслужить именитых гостей по первому разряду.
- И себе, и другим, - согласился Афанасий Петрович. - Мы с ним из соседних сел под Козловым, от моего Степанщина до его Пряхина верст десять всего и будет. Он, как и я, в Москву пришел в девятьсот первом, вместе в Манчжурии японских оплеух хлебнули, вместе в пятом в партию вступили, на баррикадах на Пресне бок о бок стояли. После семнадцатого пошел в общепит. С десятого по четырнадцатый он работал в Батуми. Вот и выбрал себе "восточный объект". Здесь он и директор, и мэтр, и контрольный шеф-повар. Почему командует, так сказать, не армией, а взводом? Не хочет. Совсем недавно к нему Микоян заезжал. Все осмотрел, продегустировал, звал Трифоныча к себе, большую должность предлагал. Тот сказал - подумает. Не пойдет он, я знаю. Не чиновничья душа.
- Кладбище заброшенных идей - Уйма Думм - Русская классическая проза
- В толпе - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- Женские истории - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Больничные окна - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Ворон на снегу. Мальчишка с большим сердцем - Анатолий Ефимович Зябрев - Русская классическая проза
- Михoля - Александр Игоревич Грянко - Путешествия и география / Русская классическая проза
- Дядя Ермолай - Василий Шукшин - Русская классическая проза
- Дядя Митя (Автопортрет в лицах) - Алексей Смирнов - Русская классическая проза
- Пьеса для Пузыря - Бадри Горицавия - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза