Форма входа
Читем онлайн История рода Олексиных - Борис Львович Васильев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
не в Кишиневе, а в Опенках родовых — тоже о моем дне рождения не забыли. Вообще батюшка четыре дня в году меня особой ласковостью отмечал: день рождения и именины — 21-го и 23-го мая и дни тезоименитства моего — 30-го августа и 23-го ноября. А посему 21-го и приехал из Петербурга. Радостный, руки потирая. Обнял меня, расцеловал, поздравил и говорит:
— Слава Богу, утряслось все. Теперь ты — армеец, но зато в этом роде Государь наш прощение тебе пожаловал. Так-то, Псковского полка поручик. Так-то.
А тут и верный мой Савка из Пскова прибыл:
— Квартиру снял, вещи из Новгорода перевез, новую армейскую форму доброму портному заказал.
— Толковый ты парень. — Батюшка расщедрился, червонцем отблагодарил его, разрешил сегодня с дворней мое рождение отметить, но чтоб завтра же во Псков отправлялся.
Следом за Савкой из Антоновки Архип и мамка моя Серафима Кондратьевна примчались с поздравлениями. Архипа батюшка к дворне праздновать отправил, а кормилицу к семейному столу пригласил:
— Чай, не чужая ты нам, Кондратьевна.
К столу тому праздничному и меня в креслах усадили. Доктор разрешил.
А того ради пишу о сем, что тем же днем милая моя кормилица шепнула наедине, как бы совершенно между прочим:
— А соседи-то наши, графья, слыхала я, в Париж уехали. Говорят, дочка их, Аннушка, уж так рыдала, так убивалась…
Защемило сердце мое, в железных тисках защемило. Прощай, стало быть, Аничка, любовь моя единственная. На веки вечные прощай: родитель твой нашего с ним барьера никогда не переступит…
Невеселый, ох, совсем невеселый день рождения у меня в Опенках оказался…
А тогда, в Кишиневе — особо веселый и особо памятный.
Вечером Александр Сергеевич пожаловал. Раньше Раевского и — в полном мажоре. Обнял меня, расцеловал в обе щеки.
— За стол, Сашка, за стол, не пристало нам опаздывающих майоров дожидаться. Ну, пробку — в потолок, именинник!
Открываю я шампанское, разливаю. А Александр Сергеевич из кармана бумагу достает и читает мадригал, мне посвященный.
— Осьмнадцать лет! Румяная пора…
(Приписка на полях: Увы, пропало то стихотворение, как, впрочем, и три других, мне посвященных. Не моя в том вина, потомки мои любезные. Тяжкая жизнь на долю вашего предка выпала, пророчица оказалась права. Так что не обессудьте…)
Вскоре и майор объявился. Выпил шампанского за здравие мое и к делу перешел:
— Секундантов ждал, потому и вынужден был задержаться. Ситуация по меньшей мере странная: Дорохов просил тебе свою личную просьбу передать.
— Просьбу?.. — крайне удивился я, признаться. — И в чем же сия просьба заключается?
— Он просит тебя в качестве оружия избрать шпагу.
— Шпагу?.. — я даже рот разинул.
— Шпагу, — подтвердил майор.
— Не пояснил, почему? — спросил Александр Сергеевич.
— Пояснил, — с некоторой неохотой, что ли, сказал Раевский. — Буквально — и секундант клялся в этой буквальности — объяснение звучало так: «Жаль портить свинцом столь античное тело, сотворенное не без вмешательства небесных сил».
— Нет, он и впрямь bête noire[30], — вздохнул Пушкин.
А меня в краску загнало. По самую шею.
— Этому не бывать! Только пистолеты!
— Не горячись, Александр, — негромко сказал майор и улыбнулся. — Во-первых, проткнуть Дорохова шпагой — разговоров на всю Россию: бретер сам на вертел попал. А во-вторых, у тебя — несомненные преимущества.
Пушкин расхохотался:
— Чудно! Чудно, Сашка! Бретера — на вертел!..
Словом, дал я согласие на шпагах драться: уговорили они меня. Хоть, прямо скажу, против моей воли.
— Ну, допустим. Какие еще условия у Дорохова?
Раевский объяснил. Дуэль наша должна была состояться 28-го мая, ровно через неделю. И — на том же месте, где Пушкин со своим оскорбителем мимо лупили изо всех сил.
А покончив с этими, прямо скажем, не очень приятными для меня делами, мы вплотную приступили к ужину, и особо усиленно — к шампанскому. Пушкин читал стихи, Раевский говорил спичи, я тоже пытался бормотать что-то веселым языком. В разгар нашей пирушки — и очень вовремя! — пришли девицы. Молодые и все понимающие, как раз — под шампанское, хотя вдовушка Клико, вероятно, морщилась от наших острот и шуток. И в момент самого шумного восторга этого и столь дорогого для меня веселого и озорного застолья Белла неожиданно заглянула в дверную щель и таинственно поманила пальцем.
Я вышел. Белла выглядела весьма озабоченной, испуганной и растерянной одновременно.
— Помоги мне, Александр Ильич, — шепотом сказала она. — Если не поможешь, меня ждут большие неприятности, а одного человека — не только арест, но возможно, что и виселица. Вот. Откровенно все тебе выложила.
— Откровенность за откровенность, Белла, — говорю. — Кто этот человек?
Некоторое время она молчала, покусывая губы. Дважды поднимала глаза и, наконец, решилась:
— Урсул.
— Урсул?.. — Я был поражен. — Предводитель молдаванских гайдуков?
— Да, — убитым голосом призналась Белла. — Неделя уж, как я прячу его в гостинице, и до сей поры все как-то обходилось. Но сегодня мне успели передать, что вечером непременно придут с обыском.
— И как же я могу тебе помочь?
— Посади его за свой стол. Он в мундире капитана Охотского полка, тебе останется просто выдать его за своего гостя, если вообще возникнет такая надобность.
— Белла, — как можно спокойнее и убедительнее сказал я. — Если бы я был только с девочками, я бы тотчас же согласился. Но со мною двое друзей, и я обязан поставить их в известность.
Хозяйка долго молчала, по привычке кусая губы. Потом
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу История рода Олексиных - Борис Львович Васильев бесплатно.
Похожие на История рода Олексиных - Борис Львович Васильев книги
- Рассказы - Николай Лейкин - Русская классическая проза
- Сборник рассказов - Николай Лейкин - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Что такое обломовщина? - Николай Добролюбов - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Подвиг - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. О военно-уголовном законодательстве - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Ученые разговоры - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
- Том 4. Униженные и оскорбленные. Повести и рассказы 1862–1866. Игрок - Федор Михайлович Достоевский - Русская классическая проза
- Сыновья (Начало повести) - Борис Губер - Русская классическая проза
