Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их вывели за околицу и остановили на ровном и голом выгоне, где снег был совсем уже немощным, посеревшим, и кое-где сквозь него просвечивала земля. Легкий шелест, подобный шелесту волны, слышался вокруг, и только сейчас Саша поняла, что за серо-зеленой цепью немцев, сомкнутой вокруг нее и ее товарищей, стоят люди. Темные одежды и бледные лица женщин, девочек, старух, несколько седых бород, и глаза, глаза, глаза, наполненные болью, состраданием. Люди, настоящие люди. Не фашисты. А свои, те самые, ради которых в войну она шла на все. Саша догадывалась — гитлеровцы нарочно согнали жителей на этот пустырь, чтобы они смотрели и устрашались.
Раздалась какая-то команда, которую Саша не расслышала, к ней и к ее товарищам подбежали несколько немцев и оторвали их друг от друга. Она только успела ощутить прощальное пожатие чьих-то пальцев на своем запястье. И только сейчас обратила внимание на то, что стоит перед длинным дощатым помостом высотой в стол и что помост этот построен под большими деревенскими качелями, на которых по праздникам в мирное время, наверное, весело раскачивались местные девчата и парни. Но сейчас на прочных бревенчатых перекладинах не качели, а петли.
Последней из десятерых ее втащили на помост, поставили прямо перед петлей, свисающей почти до уровня ее лица. Немец, который подвел Сашу к этому месту, хотел поддержать ее, увидев, что она качнулась от слабости. Но Саша так посмотрела на него, что он послушно убрал руку. Превозмогая себя, она удержалась на ногах, встала прямее. Хотелось сказать что-то людям, родным людям за цепью немецких солдат, окружающих помост со страшными качелями. Но слишком мало физических сил оставалось — все они ушли на то, чтобы устоять на ногах. Встретилась взглядом с товарищами. «Держись, мы вместе!» — молча говорили их глаза.
Ударила в уши команда:
— Штиль гештанден!
Все немцы, исполняя эту команду, вытянулись и замерли.
Колыхнулись и стали неподвижными лица людей за оцеплением.
К помосту вышел офицер в высокой фуражке, в очках. Вытащил листок бумаги, который зашевелился от порыва ветра. Офицер покрепче сжал листок в пальцах. «Приговор...» — уже спокойно подумала Саша. И вдруг листок выпорхнул из рук офицера, фуражка соскочила с его головы и сам он куда-то исчез из поля зрения. И только в этот момент Сашин слух отметил длинную, удивительно громкую автоматную очередь. Саше показалось, что в этот миг какой-то вихрь подхватил ее, сбил с ног, швырнул куда-то...
...К сознанию она возвращалась медленно, словно всплывала с глубокого, темного дна. Всплывая, как бы проходила поочередно зону каждого отдельного чувства, становясь способной к нему и укрепляясь в нем. Сначала терпкий запах лесной хвои — близкий-близкий. Потом ритмичное поскрипывание, ломкий хруст шагов; такой звук бывает, если идти по бездорожью, проминая снег, напрямик. Наконец открыла глаза. Пасмурное небо, вершины деревьев над головой, медленно уплывающие назад. Впереди, прямо перед глазами, — спина человека в суконной куртке, голова его обнажена, лохматятся черные, густые, давно не стриженные волосы. На шее поверх шарфа черный ремень трофейного немецкого автомата, висящего на груди. В напряженно оттянутых тяжестью руках человека концы двух жердей, из которых сделаны носилки, застланные еловыми ветками.
«Неужели это не сон? Я среди своих!» — но вновь накатилось беспамятство.
Второй раз она приходит в себя уже в землянке. И видит возле себя товарищей, вместе с которыми еще недавно стояла под виселицей.
— Кто нас освободил?
— Партизаны. Им был дан приказ с Большой земли.
Саше рассказывают: спрятав автоматы под одеждой, партизаны пробрались в толпу жителей, согнанных гитлеровцами к месту казни. Когда офицер вышел огласить приговор, партизаны, стоявшие к немцам ближе всех, ударили по ним из автоматов. Испуганные жители попадали наземь, и это дало возможность партизанам быстро перестрелять немногочисленную охрану. Прежде чем к месту неожиданного происшествия успели примчаться из местечка другие гитлеровцы, партизаны вместе со спасенными отошли к близкому лесу и скрылись в нем.
Сколько их было потом, дней и ночей, в землянке лесного партизанского госпиталя? Горела огнем голова, и казалось — все еще пылает, пылает в ней звезда, выжженная на затылке. Пропадали слух, память, сознание. Не хотели заживать раны — следы многочисленных гестаповских допросов.
Наконец прибыл связной самолет. Час или два полета — и самолет приземлился на Брянском аэродроме. Оттуда увезли в госпиталь.
В первые же дни врачи сказали:
— Вам нужно лечиться серьезно и долго. Мы эвакуируем вас в тыловой госпиталь, где есть все условия...
— Нет, нет! — воспротивилась Саша. — Оставьте меня здесь! — Она боялась, что из далекого тыла может и не поспеть на свой фронт, где ее уже знают и товарищи и командование. Ей так мечталось, после того как вылечится, снова явиться в штаб и доложить: «Гвардии сержант Кулешова к выполнению задания готова».
Но врачи говорили: «Вам еще долго лечиться».
Саша завидовала друзьям, оставшимся в строю. Завидовала тем раненым, которые имели основания надеяться, что, выздоровев, вернутся в свои части. С волнением вслушивалась в сводки Совинформбюро: наши наступают в Крыму, взят Севастополь, началось наступление на Карельском перешейке... И ждала: «Мой Третий Белорусский скоро двинется вперед. И будет в сводке: «Войска Рокоссовского...» Наш фронт в центре других фронтов. Он пойдет на Польшу, в Германию... «Войска Рокоссовского на Берлинском направлении...» А я останусь здесь?»
23 июня 1944 года, на другой день после того, как исполнилось три года с начала войны, Саша услышала, что перешел в наступление и ее фронт. А она все еще оставалась в госпитальной палате.
В ЗАОКСКОЙ СТОРОНЕ (эпилог)
Считанные минуты стоят поезда на этой маленькой станции. Едва успеет пассажир, выглянув в окно, пробежать взглядом по станционной вывеске и прочесть «Тарусская», как уже поезд катит дальше, от Тулы или на Тулу, и вновь по сторонам мелькают березовые перелески. Они то отступают в сторону, распахивая простор полей, то вновь набегают вплотную к железной дороге. Уже давно скрылись позади, за стеной леса, маленькая станция и поселок при ней, и взгляд путника из вагонного окна пробегает по новым и новым летящим навстречу рощицам, деревенькам, полянам, пашням, поселкам, не находя ничего особо примечательного, на чем задержался бы глаз. А ведь может именно здесь, в одной из изб, что мелькнули на мгновенье за белыми стволами придорожных берез, жил или живет человек судьбы удивительной.
Человек и место, в котором он живет... До обидного мало порой задумываемся мы над этим, занятые своими повседневными делами и заботами. Промелькнувшая по пути, затерявшаяся где-то позади в березовом море станция Тарусская... Повторите это название про себя и задумайтесь немного. Уже само название это скажет сердцу много: Тарусская... Та, русская... Цепная реакция чувств вызовет и поставит рядом с этим названием другие: Поленово, Ока... Красивейшие места нашей российской земли. Проезжаешь их, и неудержимо тянет сойти с поезда и не спеша пройти полевыми тропами или напрямик по ласково стелющейся под ногами траве, и по привольному лугу, мягким изгибом обнятому тихой, неслышной речкой, и через серебряно отсвечивающие прозрачные березнячки, и через задумчивый, зеленый полусумрак липовых и дубовых рощ. За одной из них вдруг откроется широкая жемчужно-серая лента шоссе, по которой стремглав летят разноцветные машины, и, если подойти поближе, услышишь шелест их колес, уловишь запах сгоревшего бензина и масла, но никакой машинный запах не в силах даже у дороги заглушить травяные, грибные, лиственные ароматы, царствующие окрест. И полоса асфальта, словно гигантская струна, натянутая на зеленую деку полей, непрерывно звучащая на низкой, мягкой ноте машинного гула, и поющие под ветром провода, несомые столбами, шагающими напрямик через поле, и видные на темном фоне дальнего леса белые домики, красные крыши и ажурная вышка водонапорной башни совхозной или колхозной фермы — все эти дела рук человеческих только дополняют исконную природную прелесть здешних мест.
...К этой станции примыкает просторно раскинувшийся от леса до леса поселок, вернее, — небольшой городок, рай-городок, то есть районный центр. Название он имеет не общее со станцией, а свое, особое: село Заокское. Одноэтажные и кое-где двухэтажные дома просторно расставлены вдоль широких улиц с тянущимся по обеим сторонам штакетником. Поблескивает на площади большими окнами Дом культуры, на разномастных зданиях вывески районных учреждений. Чуть в стороне от центра авторемонтные мастерские, еще дальше заводик, на котором делают резиновые сапоги, швейная фабрика, мебельная — вся промышленность районного масштаба. Больница, несколько школ. Базарчик на площади, чаще всего безлюдный. Крохотная гостиница, заселенная постоянными квартирантами, ночный районный городок...
- Избранное в двух томах. Том I - Юрий Стрехнин - О войне
- Присутствие духа - Марк Бременер - О войне
- Яростный поход. Танковый ад 1941 года - Георгий Савицкий - О войне
- Взлетка - Аркадий Бабченко - О войне
- В списках спасенных нет - Александр Пак - О войне
- Кто стреляет последним - Николай Наумов - О войне
- Записки террориста (в хорошем смысле слова) - Виталий "Африка" - О войне
- Сожженные дотла. Смерть приходит с небес - Герт Ледиг - О войне
- В памяти и в сердце (Воспоминания фронтовика) - Анатолий Заботин - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне