Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – несколько разочарованно ответила Габриэль, убедившись, что разговор пока не имеет в себе ничего ни романтического, ни драматического.
– А с твоего приезда в Р., – продолжал опекун самым спокойным тоном, – ты часто встречалась и разговаривала с ним?
– Только два раза: первый раз, когда он сделал визит нам с мамой, а второй – на вчерашнем празднике.
Барон облегченно вздохнул.
– По-видимому, молодой человек оказывает тебе внимание, переходящее за границы обыкновенного ухаживания, – продолжал он. – И ты, как видно, не только допускаешь, но и поощряешь это.
Габриэль подняла на него взор, не выражавший ни малейшей робости, а лишь упрямство, и спросила:
– А если бы и так?
– В таком случае теперь самое время положить конец этому ребячеству, – резко возразил Равен. – Ты сама должна понять, что дело ни в коем случае не может принять серьезный оборот.
Молодая девушка с оскорбленным видом откинула назад головку. Наступил решительный момент, теперь необходимо было показать себя героиней и суметь внушить опекуну уважение к себе. Ведь он не имел ни малейшего представления о серьезности ее любви и смотрел на нее, как на мимолетное увлечение.
– Это вовсе не ребячество, – решительно возразила она. – Георг Винтерфельд любит меня.
Глаза барона сверкнули; он быстро поднялся с кресла, скрестил руки, как будто принуждая себя успокоиться, и голос его звучал глухо и грозно, когда он спросил:
– Он уже признался тебе в любви? Может быть, вчера, во время танцев?
– Он еще в Швейцарии сказал мне, что любит меня, – отрезала Габриэль.
– Так я и думал! – с едким сарказмом проговорил Равен. – Значит, между вами был разыгран настоящий роман, и все это на глазах твоей ничего не подозревающей матери? Впрочем, это похоже на нее… Меня, однако, не так легко провести, а если вы намереваетесь обмануть и меня, то должны внимательно следить за своими взглядами – вчера вечером они были слишком красноречивы. Я многое извиняю твоей юностью и неопытностью, Габриэль; нетрудно несколькими нежными фразами вскружить голову семнадцатилетней девушке, но эта романтическая игра в любовь слишком опасна, чтобы я мог позволить продолжать ее. Я напомню асессору Винтерфельду о той преграде, которая отделяет его от баронессы Гардер – племянницы его начальника, и напомню так, что он больше о ней не забудет. С сегодняшнего дня ты больше не увидишь его и не будешь говорить с ним, я запрещаю тебе это раз навсегда.
Равен тщетно старался сохранить в своей речи прежний саркастический тон: скрывавшееся под ним сильнейшее раздражение прорывалось наружу. Габриэль, конечно, не замечала этого и слышала в его словах лишь беспощадную насмешку. Зная, насколько подобный брак оскорбит гордость ее опекуна, она приготовилась к его упрекам, к вспышке гнева, а вместо того он обращался с ней и Георгом, как с детьми, которых необходимо с надлежащей строгостью наказать за проступок. Он презрительно говорил о «ребячестве», о «нежных фразах», считая себя вправе простым запрещением разрушить счастье двух людей. Это было слишком! В сильнейшем негодовании молодая девушка тоже поднялась с места и резко сказала:
– Ты не можешь сделать это, дядя Арно. У Георга есть на меня права, которые он во всяком случае будет отстаивать. Я дала ему слово и обещала свою руку, я – его невеста.
Она, ни минуты не колеблясь, объявила свое решение, ожидая взрыва гнева, но Равен не возразил ни слова; лицо его побледнело, а рука судорожным движением сжала спинку стула, возле которого он стоял, устремив на Габриэль какой-то странный взгляд. Она в смущении замолчала; то, что она теперь испытывала, был даже не страх, а скорее необъяснимая, тайная робость, которую вызывал этот взгляд и которую она тщетно старалась побороть. Это чувство походило на смутное предчувствие грозящей беды.
– Дело зашло дальше, чем я предполагал, – снова заговорил барон. – И ты сочла за лучшее скрыть это от матери и от меня?
– Мы боялись, что, заговорив о нашей любви, натолкнемся на отказ с вашей стороны, – тихо проговорила Габриэль.
– Так! Ну, а как ты думаешь, что будет теперь?
– Не знаю, но я решилась во что бы то ни стало принадлежать Георгу, потому что люблю его.
Гневным движением оттолкнул Равен в сторону стоявший перед ним стул, совсем близко подошел к молодой девушке и чуть не крикнул:
– И это ты осмеливаешься говорить мне? Ты смела без моего ведома и согласия дать слово, хотя прекрасно знала, что я никогда не соглашусь на этот брак, и теперь открыто идешь против меня? Ты рассчитываешь на доброту и снисходительность, которые я до сих пор выказывал в отношении тебя? Но с сегодняшнего дня со всем этим покончено. Не вызывай меня на борьбу, Габриэль, – тебе придется жестоко раскаяться.
У меня есть средства сломить упорство упрямого ребенка, и я беспощадно воспользуюсь ими и в отношении тебя, и в отношении Винтерфельда. Он должен будет отдать мне отчет в «романе», которым хотел одурачить тебя за спиной твоих близких, чтобы выманить у тебя обещание, не имеющее, впрочем, ни малейшего значения, поскольку ты еще не вправе располагать собой. Он рассчитывает на руку моей наследницы, чтобы с ее помощью достичь влияния и богатства, однако может жестоко ошибиться. Я один имею право решать вопрос о твоей будущности, находящейся всецело в моих руках. От меня одного зависит устроить тебе блестящее положение в свете, но за это я требую полнейшего повиновения. О таком браке не может быть и речи ни при каких обстоятельствах. Я отказываю в своем согласии, и тебе остается лишь подчиниться моей воле!
При этой вспышке гнева Габриэль отступила на шаг, но не сдалась. Она не испугалась ни повелительного тона, ни грозного взгляда, и с неожиданной энергией воскликнула:
– У тебя нет надо мной никаких прав, кроме права опекуна, но и оно прекращается с моим совершеннолетием! Моя будущность и положение в свете – дело Георга, и какими бы они ни были, я приму их из его рук. С его любовью не связано никакого расчета. Георг…
– Георг, все Георг! – гневно топнул ногой барон. – Я запрещаю тебе называть так этого Винтерфельда в моем присутствии. Повторяю, ты не будешь его женой…
Сверкнув глазами, молодая девушка гордо выпрямилась; она была скорее возмущена, чем испугана такой неудержимой запальчивостью.
– Дядя Арно, ты бесконечно несправедлив, ты… – начала она и вдруг замолчала: их взоры встретились, и страстное, жгучее пламя взгляда опекуна обожгло ее.
В этом взоре не было ни ненависти, ни гнева – в нем выражалась мучительная скорбь, безумное горе. Габриэль невольно прижала руки к груди, где, казалось, вся кровь прилила в эту минуту к сердцу, на миг у нее захватило дыхание, и она перестала осознавать, что делается вокруг нее, затем в ее душе точно сверкнула ослепительная молния, с неумолимой ясностью осветившая истину. Она побледнела, как полотно, и схватилась за спинку стула, ища опоры.
- Дорогой ценой - Вернер Эльза (Элизабет) - Исторические любовные романы
- Развеянные чары - Эльза Вернер - Исторические любовные романы
- Отзвуки родины - Эльза Вернер - Исторические любовные романы
- Эгоист - Эльза Вернер - Исторические любовные романы
- Герой пера - Эльза Вернер - Исторические любовные романы
- Осколки Неба - Alexandrine Younger - Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Фанфик
- Осколки Неба (СИ) - Alexandrine Younger - Исторические любовные романы / Короткие любовные романы
- Брак по расчету. Златокудрая Эльза - Евгения Марлитт - Исторические любовные романы
- Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей - Исторические любовные романы
- Эгоист (дореволюционная орфография) - Элизабет Вернер - Исторические любовные романы