Рейтинговые книги
Читем онлайн Дьявол победил - Виктор Бондарук

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 62

Соврал я, потому что понимал уж точно больше, чем совсем ничего. Еще накануне, точнее – позавчера, я наблюдал в Анновке одну картину, которая застряла у меня в памяти, напоминая о себе чувством не сильного, но ощутимого дискомфорта, как попавшая в глаз соринка. Я, как обычно, прогуливался по дороге, разделяющей порядки домов, не спеша одолел ее до конца и направился обратно. Шагал я, повернув голову в сторону поля, отделяющего Анновку от Молвиной Слободы, небольшую часть которого можно заметить с окраины деревни, поскольку один из порядков (тот, что расположены с Молвинской стороны) не до конца занят домами, его последние сто метров занимают обыкновенные заросли травы. Вдруг я рассмотрел (сперва усомнившись в увиденном), что по полю, как раз по направлению от Мещерова, медленно идет какой-то человек. Было очень странно, что кто-то вздумал разгуливать по такому бездорожью, когда есть асфальтированный путь, может и чуть более долгий, но зато куда как удобнее. На худой конец, имелась еще и грунтовая дорога, огибавшая Анновку с северной стороны. Может, кто-нибудь просто решил заняться металлоискательством? Так я стоял и, напрягая зрение, всматривался, пока этот бродяга не покинул пределы поля, продрался сквозь деревья и высохшие болота и, выйдя на финишную прямую, поклыбал по лугу. Тут только я наконец разглядел, что это был за зверь и даже удивился, как еще мог сомневаться. Да, это был Юрий, и можно было поклясться, что он только что побывал в своей родной деревне, однако это обстоятельство не рассеяло мои недоумения, а только умножило их. Даже издали было видно, что передвигается он с огромным усилием, пошатываясь из стороны в сторону и почти уронив голову. В какой-то момент он завалился в траву, так что на полминуты я совершенно потерял его из виду. В одной руке он нес большой, черный предмет, который оказался ржавым ведром, да еще и похоже пустым. Так зачем он ходил с ним в Мещерово? Никак, парашу выносил? Если да, то для чего было в такую даль переться, или ему принципиально нужно вернуть все в родные пенаты? Эх, Юрий… Великие деяния, говоришь? Ты, верно, и не знал, что от великого до смешного – один шаг. Я решил не звать его, а он меня совсем не заметил, даже когда очутился на таком расстоянии, с которого я мог рассмотреть его лицо. А оно стало еще более ужасным и жалким. У иных девяностолетних старцев в облике сохраняется больше следов юности, чем было у него. Это был просто покрытый сморщенной кожурой череп с клювом и двумя черными пробоинами над ним. Волосы посерели все до единого, часть из них совсем покинула голову, образовав с обоих боков нехилые залысины, усы тоже были седыми и поредевшими. Ноги у него заплетались, дышал он тяжело и с присвистом, все тело будто сводила судорога, чего не мог скрыть даже его неразлучный, истрепавшийся плащ. Он не стал выходить на асфальт, а скрылся у себя в саду, благо тот давно не был огражден и, вероятнее всего, оттуда уже попал в дом – я слышал, как он топтался возле двери, гремя ведром. От этой сцены, случайным свидетелем которой я стал, на душе у меня было очень неуютно, поэтому сегодня, столкнувшись с необъяснимыми явлениями в Молвиной Слободе, я невольно пытался связать их именно с Юрием, хотя, казалось бы, какая тут могла быть связь?… Весь вечер того дня у меня был заполнен мрачными предчувствиями и держащей за горло тревогой. На следующий день я сам настоятельно попросил Д. совершить еще одно турне в Мещерово, чтобы разведать, что сейчас происходит с его неожиданно заинтересовавшими нас обитателями. Мы снова запрягли «десятку», но, едва выехав за поворот на большое шоссе, встретили Миху (еще одного анновского «старожила», нашего приятеля детства), который на велосипеде возвращался в Анновку. Он нам сделал знак остановиться, а может мне это просто показалось, но, тем не менее, Д. сделал остановку, и мы оба вылезли из машины. Без лишних предисловий Миха спросил, далеко ли мы путь держим, а, получив ответ, мрачно изрек: «Я только что оттуда, в магазин ездил. Там что-то все с катушек слетели… Особенно на Новых Домах. Мне тетя Люба рассказала…» Он запнулся и слегка мотнул головой, иронически усмехаясь. «Я не поверил сначала, потом вышел из магазина, смотрю – у меня велик спущен, оба колеса на ободах. Я решил, что проколол, зашел к Ваньку, у него ж можно камеры в долг взять. Разбортировали, но ни одной дырки не обнаружили, значит просто кто-то спустил, пока я в магазине разговаривал. Ванек сказал, что это, скорее всего, с Новых Домов кто-то балуется, они что-то последние дни совсем, мягко говоря, в детство впали…» Он замолчал, как бы переводя дух. Д. нетерпеливо выпалил: «Да что сказали-то?» «Да я и не понял, что там творится, заехал посмотреть – там менты стоят, «Скорая», говорят, кто-то повесился, кто-то убил кого-то, вообще не поймешь чего, бред какой-то!..» «Ладно, сейчас мы все выясним…» – Д. с решительным видом сел за руль, я тут же устроился рядом. «На Новые Дома пока соваться не будем, – предупредил меня Д., мчась на бешеной скорости, – сейчас к тетке Любе заглянем, главное, чтоб магазин был открыт, а то она на полчаса раньше усвистать может» (тетка Люба была там продавщицей). Нам повезло – магазин еще не успел закрыться. Мы решили не корчить из себя людей в черном, а без проволочек спросили, ссылаясь на Миху, что у них происходит, заодно и поделившись нашими вчерашними наблюдениями. Вид у нас был достаточно взволнованный для праздношатающихся коллекционеров сплетен, мы требовали ответа, как будто дело касалось нас лично, поэтому продавщица рассказала нам, по-видимому, даже больше, чем случайно подвернувшемуся Миньке. Мы слушали, все превратившись в комок нервов и все время бросая взгляды на оставленную под окном машину.

Как оказалось, то, что мы узнали вчера, было еще цветочками. За ночь и прошедшую половину дня деревню сильно тряхнуло разрядом натурального сумасшествия: Крёха, которому надоело выслушивать брюзжание старой матери, оговаривавшей его за невыносимый идиотизм его поведения, избил ее до полусмерти и собрался еще живую закопать в огороде. Удалось ли это ему, и какая участь его постигла потом – это не уточнялось. Серега Буза, живший немного в отдалении, хотя тоже относившийся с некоего молчаливого согласия к Новым Домам, совершил не менее колоритный поступок. Мы с Д., да и другие жители Анновки (не говоря уж о Мещерово) знали этого лысеющего дылду по его вдохновенным рассказам о своих трудовых буднях в прелюбодейном тылу, недоступном контролю благоверной. Вряд ли кто-то принимал его кичливые исповеди за чистую монету, но, тем не менее, с пьяного рыла он очень любил поделиться ими со всеми желающими, оставляя слушателю решать, где там заканчивается действительность и начинается выдаваемая за нее игра воображения. Подчас он распалялся до того, что был больше похож на вояку, вернувшегося не из одной горячей точки; упоминая о Гальке или Маньке, у которых он успел побывать, этот ветеран сластолюбия добавлял столько остросюжетности в фабулу своего повествования, что с ним не сравнился бы никакой герой, рисковавший жизнью в Афганистане, Закавказье, Абхазии и Таджикистане, ибо его откровения звучали бы куда как скромнее. Серый же болезнью неудачников не страдал и презирал всякую сдержанность, казалось, еще немного – и он в доказательство продемонстрирует с гордостью свои боевые награды – кондиломы, микозы или внеплановых отпрысков, взращиваемых доверчивыми клушами. Так вот, не далее, как вчера, Серега решил-таки распахнуть душу перед ненаглядной любовницей, как никогда красочно расписав ей свои похождения, а пока она, онемев от возмущения, подыскивала ему кару, вышел из дома и скрылся в гараже, где она и обнаружила его удавившимся на проводе. Но другие жертвы массового психоза действовали еще изощреннее. Скажем, еще один наш знакомец по имени Ленька Арчиков покусился на собственного трехлетнего сына, когда тот вздумал к нему ластиться; завопив благим матом, что он ненавидит детей, батя разбил ему голову газовым ключом. Остался ли ребенок жив – пока еще не разглашалось. И еще совсем недавно, максимум час назад, стало известно еще одно приключение, главным действующим лицом которого был один почтенный господин в летах – дядя Вова Харламчев. Его семья поддерживала дружеские отношения с семьей соседей, они даже собирались за общим столом по праздникам. У соседей было две дочери, младшей из которых недавно исполнилось двенадцать. К этой девочке дядя Володя питал особое расположение, любил почти как родную, что, в общем, было взаимно. Вполне закономерно, что у нее не возникло ни малейших подозрений о подвохе, когда в тот день сосед позвал ее тайком от родителей к себе домой, где и зверски изнасиловал. После этого он поспешил спрятаться в подпол, откуда его не сразу удалось выкурить, так как он усиленно отстреливался банками с вареньем и прочей консервацией. Все эти новости мы выслушали, не веря своим ушам, подобно тому, как свидетели происшествий отказывались верить глазам. Порой казалось, что шоковый эффект вызван скорее несуразностью и алогичностью бесчеловечных поступков, нежели их гадостью. Мы покинули магазин совершенно растерявшимися, не зная, что и думать и еще меньше – что теперь делать. А ну как все это на нас перекинется? Ни один из нас не высказал эту мысль вслух, но мы оба понимали, что боимся именно этого. «Надо все-таки заглянуть на Новые Дома», – задумчиво, обращаясь скорее к самому себе, изрек Д. Мы взяли курс на злосчастный район, припарковавшись для конспирации возле колодца с валиком, откуда брали воду все жители Новых Домов, хотя сооружение это уже отживало свое, так как в скором времени в деревне должны были провести водопровод. «С понтом – воды набираем», – пояснил Д., доставая пустую пластиковую бутылку. Пока мы поднимали ведро и наполняли бутылку, товарищ мой внимательно разглядывал попадающие в поле зрения дворы, но кроме ютившихся в одном из них ментовского «Соболя» и кареты «Скорой помощи» аналогичной модификации, не заметил ничего, напоминающего о жутчайших событиях. Все выглядело мирно и спокойно. Тогда мы решили не ждать у моря погоды и поворачивать оглобли в Анновку. «Бутылку возьмем, пригодится», – бросил мне Д., открывая дверцу. Проделав половину пути до Анновки, мы еще раз остановились, заехав слегка на обочину и включив «аварийку». Вышли на воздух и принялись грызть семечки, переваривая информацию и обмениваясь изредка ничего не значащими фразами. Д. посоветовал мне никому пока не говорить о том, что мы узнали, я заверил его в своем молчании, тем более, что назавтра уже планировал срыгивать в Москву, а сам уже знал, куда направлюсь сейчас же, без малейшего промедления. Вдруг Д. закашлялся, поперхнувшись семечкой или ее шелухой. Он тут же достал свежедобытую в Мещерово воду и сделал пару глотков. «Видишь, как в воду смотрел!» – заметил он мне, радуясь своему каламбуру. Я криво улыбнулся, но что-то глубоко в душе у меня тихонько заныло. Потом мы двинули в родную деревню, где и разошлись по домам. Вернее сказать, я отправился домой только для проформы, довольно скоро, не желая привлекать лишнего внимания выходом на дорогу, по которой шатался какой-то народ, быстрым шагом пошел дворами по направлению к тому дому, где жил Юрец. Не думаю, чтобы меня кто-то заметил, ведь почти все дома, отделяющие меня от него, в это время пустовали. Примчавшись к его убогой, осевшей и почерневшей хате, я перво-наперво огляделся вокруг, быстро прочесал сад, заглянул в притаившуюся там хибару, забежал за дом, осмотрел заросший чернобыльником палисадник. Потом спросил себя, для чего я трачу на эту ерунду время, ведь первым делом надо было позвать его или заглянуть сразу в дом. Тогда я вернулся, постучал в одно окно, другое, третье… В ответ – тишина. Я зашел на крыльцо, приоткрыл дверь в сени и позвал: «Юр! Юрка!..» Никто не откликнулся. Мне это решительно не нравилось; он должен быть дома, где же ему еще быть при его затворническом образе жизни. Я решительно шагнул в сени и остановился перед закрытой обитой войлоком дверью, ведущей в избу. Доски пола жалобно скрипели под ногами, а некоторые были провалены. Я замер и попытался прислушаться, но из-за закрытой двери не доносилось ни звука. Что если его и вправду дома нет? Но в любом случае, избу надо проверить, а чтобы придать деликатности своему вторжению на тот случай, если Юрец все-таки внутри, я решил подстраховаться и произнес, стоя в упор к двери: «Короче, Юрка, что бы ты ни делал – я захожу. Нам поговорить надо», – при этом заметив, что с каждым словом говорю все тише и неувереннее. Распахнув дверь и слегка пригнувшись на пороге, я зашел в избу, где сразу же оказался во власти висящей в воздухе затхлости и исходившего со всех углов запаха прогорклой кислятины. Все помещение тонуло в полумраке, на обоих окнах красовались засиженные мухами бело-голубые занавески. Я хотел зажечь свет, но нигде не обнаружил выключателя. У стены, между двух окон, стоял старый деревянный стол, ножки которого сообщались между собой богатой паутиной, прилегающую стену (ту, в которой была дверь) подпирал полусгнивший сундук или закром с выпуклой крышкой. Что же касается самого Юрки, то я не сразу заметил его, настолько он слился с серой и безжизненной обстановкой комнаты. Он лежал навзничь при все своем уличном параде на железном, заваленном каким-то тряпьем топчане, который был придвинут к стене напротив окон, положив правую руку на пристроившуюся рядом ветхую тумбочку с полуоткрытой дверцей. Больше никаких предметов в его избе не было за исключением лампочки под потолком. Я как-то даже не обратил внимания – дышит он или нет, мне хотелось только одного – чтобы он сию же минуту втолковал мне, что значили все события прошедших двух дней, причастность его к коим была само собой разумеющейся. Все еще стоя на пороге, я обратился к нему вполголоса: «Эй!.. Тобой что – в футбол играли?…» Никакого ответа. «Чо молчишь, как дундук?!» – не выдержал я и сделал несколько шагов по направлению к нему, но он даже не пошевелился. От такого индифферентного поведения с его стороны я ощутил первый легкий морозец страха, почему и быстро подбежал к койке и склонился над его лицом. Только теперь я понял, что он был совсем плох; хоть я и не медик, но все равно можно было с уверенностью констатировать, что осталось ему немного, час от силы. Кажется, он еще дышал, но так слабо, что тело оставалось неподвижным, как будто воздух не доходил до легких. Наверное, он пытался втягивать воздух ртом, из щели которого иногда доносилось еле доступное слуху сипение. Левый глаз его, прежде так энергично дергавшийся, окончательно закрылся; правый был еще наполовину открыт, но почти остекленел. Но больше всего поражало состояние кожи: она высохла и обезвожила настолько, что местами даже треснула, однако внутри трещин не было ни следа крови, даже запекшейся. Я подумал, что если дотронуться до его лица, то кожа самым обыкновенным образом раскрошится, как это происходит с сухими листьями, и под ней не будет ничего, кроме кости, с которой она отслоилась. Мне стало нехорошо, и я, чтобы спасти положение и свою психику, сделал попытку заговорить снова: «Слушай… Ты…» – и тут же вздрогнул от легкого шороха с левой стороны от себя: два пальца его руки (она выглядела ничуть не здоровее: кожа да кости неопределенного цвета), лежащей на тумбочке, приподнялись, секунду вздрогнули и упали. Тут только я рассмотрел, что под этими граблями лежал пожелтевший тетрадный листок в клетку, на котором простым карандашом был нацарапан какой-то текст. Признаюсь, что если бы не это его движение – я бы никогда в жизни не заметил бумажки. Уж не завещание ли он хочет передать мне? Будь ему, что завещать, пожалуй, так оно и было бы. Я высвободил лист из-под его пальцев и хотел спросить, больше для подавления волнения, что это за манускрипт, но махнул рукой, вспомнив, что мой визави безнадежно оглухонемел. Поднеся исписанную с обеих сторон бумагу к самому лицу, я начал читать про себя послание, написанное пляшущими буквами:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 62
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дьявол победил - Виктор Бондарук бесплатно.

Оставить комментарий