матери.
Он отвечает, что ребенок в порядке.
Некоторое время в трубке тишина, и мне даже кажется, что оборвалась связь.
— Я знаю, что скажет Сэдис, когда я приеду, — продолжает он. — Каждый раз, когда я ухожу, она думает, что я не вернусь. Она скажет: я знаю, что ты не хотел возвращаться.
— Заботиться о малыше — большой труд, — говорю я.
Он глубоко вздыхает.
— Я хотел бы узнать, не сможете ли вы к нам заглянуть и побеседовать с Сэдис.
— А как насчет акушерской помощи на дому?
— Жена согласна, чтобы вы пришли в гости. И совсем не обязательно как акушерка, приходите как обычный человек.
Я задумываюсь.
— Сэдис без конца повторяет, что сейчас Улисс Бреки родился, а затем он умрет. Я объясняю ей, что сразу он не умрет. Что сначала он будет жить. Что вполне может прожить восемьдесят девять лет, как ее дедушка. Она говорит: сразу или не сразу, это не имеет значения. Он умрет. Затем спрашивает: хочу я произвести человека и оставить в этом мире? С нехваткой воды, загрязнением и вирусами? И я отвечаю ей: он уже родился, Сэдис.
Слышу, как машина останавливается, дверь открывается, затем снова захлопывается.
— Я растерян, — признается он в конце разговора.
Обещаю приехать через час.
Снимаю карниз в спальне, освобождаю от петель. Узор на шторах напоминает большие капли дождя, вертикально падающие на землю.
В спасательной команде подруг теперь четверо, они принялись красить спальню.
Есть, пить, спать, общаться с другими, спорить, узнавать
Они действительно живут совсем рядом, в шаговой доступности, как электрик снова повторил по телефону.
Однажды летом я работала в службе на дому и знаю, что меня ждет: бледная женщина с белыми обескровленными губами, полный обуви коридор, душная квартира, радиатор на максимуме, закрытые окна, у новоиспеченной матери болит грудь, у грудничка проблемы с животом, на кухонном столе открытая коробка из-под пиццы, в ней остался последний кусок, и я говорю без предисловий: пеперони вредна новорожденному.
Электрик встречает меня на лестничной клетке, прикрыв дверь в квартиру. Понизив голос, кратко вводит в курс дела:
— Она только плачет и плачет.
Он мнется.
— И я на самом деле тоже. Мы плачем вместе. Разве это нормально?
Он не говорит: я, как и все остальные, люблю, плачу и страдаю.
Я советую:
— Хорошо бы обратиться к психологу.
Помыв руки и поздоровавшись с женщиной, склоняюсь над кроваткой.
Ребенок спокойно спит. Мне вспоминается глава из бабушкиной книги, в которой речь идет о развитии человека.
В то время как самка тюленя отучает шестинедельного детеныша от себя, ребенок в первые недели жизни практически только спит, пьет и испражняется.
Устроившись на стуле, спрашиваю, как дела.
Я знаю, о чем думают женщины: они боятся, что нужно заботиться о хрупком незнакомом существе, что впредь они никогда не смогут побыть одни.
— Я собиралась использовать последнее лето в своей жизни, когда смогу побыть одна, чтобы сходить в поход, но не получилось, потому что меня без конца тошнило, — первое, что сообщает мне она.
Думаю, женщины в одинаковом количестве случаев готовы и не готовы к рождению ребенка. Муж смотрит то на меня, то на нее. Затем решает дать нам возможность поговорить наедине и исчезает на кухне. Я слышу, как он там возится, слышу шум воды и звон тарелок — он моет посуду.
— Я собиралась не спать всю ночь и наблюдать, как солнце садится и тут же всходит, но засыпала уже в половине десятого. Собиралась жить в палатке у ручья и готовить на примусе. Собиралась подняться на Эсью.
Ребенок чихает. От чихания он просыпается.
Снова вспоминается глава из «Жизни животных»:
Ребенок развивается медленнее других животных.
Ребенку требуется два-три месяца, чтобы научиться держать головку и осознанно улыбаться тому, кто его ласкает, и столько же, чтобы обнаружить, что у него есть руки.
— Что-то из этого вы сможете сделать уже следующим летом, — говорю я. — Например, увидеть, как садится и тут же поднимается солнце, или подняться на Эсью. Возьмете с собой термос с какао, устроитесь поудобней на камне и будете смотреть на море.
Она вздыхает.
— Когда перестало тошнить, подниматься в гору мне было уже тяжело. Наступила осень, и Эсья покрылась снегом.
Ребенок зевает и морщится.
Я слышу, как электрик открывает входную дверь, слышу скрип снега, хлопает крышка мусорного контейнера, вскоре электрик возвращается и закрывает за собой дверь. Выносил мусор. Делаю ему знак, он идет к жене и гладит ее по плечу. На нем завязанный спереди фартук.
Провожая меня, он снова прикрывает за собой дверь, как при встрече. Пронизывает холод.
— Понимаете, о чем я? — спрашивает Кетиль.
Он смотрит мимо меня на небо и потирает руки, словно хочет вдохнуть в них жизнь, потом засовывает в карманы брюк.
— Я стараюсь заботиться о ней, чтобы она могла заботиться о ребенке. Говорю ей: Сэдис, неужели недостаточно просто жить? Есть, пить, спать, общаться с другими, спорить, узнавать?
— Когда я ходил выносить мусор, появился соседский кот, терся о мои ноги и мурлыкал.
Он вытирает глаза подолом клетчатой рубашки, выглядывающим из-под свитера.
— Пока не потухнет солнце, — говорит она мне.
Я даю ему номер телефона, чтобы он позвонил туда, где им помогут.
Революция, хлеб, время, сомнение, справедливость, истина, остров, страдание и мужество
Оставшись одна после ухода подруг, я открываю шкаф, достаю платья двоюродной бабушки, аккуратно сворачиваю их и кладу на кровать. Делю на три стопки: Комитет по поддержке матерей, Красный Крест, Армия спасения. Оставляю себе два: зеленое с поясом и черное на бретелях, расшитых жемчугом. Примеряю черное. Нужно ушить в талии и по линии груди. Приношу подушечку с иголками, прикрепляю несколько булавок и стягиваю платье.
Несколько раз мне пришлось принимать детей своих бывших возлюбленных, я также дежурила, когда в родильном отделении появился несостоявшийся отец моего ребенка, через два года после того, как наши пути разошлись. Я пожала ему и его жене руку. Он задержал мою ладонь на несколько мгновений, и я почувствовала незащищенность. Мне понадобилось ненадолго выйти, и он пошел за мной, догнал.
Предложила позвать другую акушерку.
— В этом нет необходимости, — ответил он.
И смущенно добавил:
— Как у тебя дела?
— Хорошо.
Я тоже поинтересовалась, как у него дела.
— Хорошо, — сказал он.
В последний раз мы неожиданно встретились в бассейне несколько дней назад. Он вел вдоль бортика маленькую девочку с надувными нарукавниками: проводил ее к лягушатнику, где плескались малыши, и стоял там некоторое время, наблюдая. Я сидела в джакузи и видела, как он подошел, спустился
