Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чье немецкое происхождение? – спросил дрожащий портретист.
– Мое! Мое! – завопил Вирхов.
– А разве вы немец, господин Вирхов? – побледнел Закряжный.
– Хватит ваньку ломать! – зашипел обессилевший следователь. – Довольно изображать из себя идиота! Отвечайте, не увиливая: зачем вы приплели к убийству Аглаи Фоминой Дмитрия Донского?
– Я? Приплел? – залепетал совершенно сбитый с толку художник. – Нет, господин Вирхов! Богом клянусь! Холст, который я видел у убитой, был украшен золотыми буквами!
– Прекрасно, – прервал его Вирхов. – Вот вам лист бумаги и карандаш. Немедленно воспроизведите надпись.
Следователь подвинул художнику бумагу и карандаш и замолчал.
После раздумья художник сказал:
– Буквы были большие, на листе не уместятся.
– Вы уж уместите, голубчик, постарайтесь, – язвительно попросил Вирхов, – да примерный масштаб уменьшения покажите снизу.
Художник нетвердой рукой начал набрасывать буквы. Затем остановился, задумался и наконец протянул лист бумаги Вирхову.
Тот воззрился на надпись – в ней было всего пять букв: ДОНСК.
– Так-так, – сурово свел плоские брови Вирхов, – опять хитрите. Увиливаете. С чего вы взяли, что эти буквы обозначают Дмитрия Донского?
Художник сидел, опустив голову.
– Во всем виновато мое воображение! – вздохнул он. – Такая уж догадка вспыхнула у меня в уме. А что я еще мог подумать? Там еще и крест был сверху вышит...
– Так пусть ваше воображение подключится и теперь – если не для храма вышивала Аглая пелену, то для чего, для кого?
Художник с минуту безмолвствовал, Вирхов ждал.
– Я боюсь идти домой, я боюсь выходить на улицу, – простонал Закряжный, – я боюсь, что не переживу надругательства над моим творчеством!
– Хорошо, голубчик, этому горю мы поможем, – пообещал Вирхов, – сидите здесь, никто вас не гонит. Ужином вас накормим, постелью обеспечим.
Когда художника увели, Карл Иванович позволил себе на пять минут расслабиться. Он встал из-за стола и, воспользовавшись тем, что кандидат улизнул, сделал несколько приседаний, вытягивая руки перед собой, согнул их в локтях, сделал несколько круговых движений, разминая затекшие плечевые суставы. Потом выпил стакан чаю и с нежностью посмотрел на жестяную баночку, которая каталась в ящике его стола, – это было сгущенное молоко «Нестле», которое рекомендовала ему Полина Тихоновна. И как она угадала, что Вирхов тайный сладкоежка?
Карл Иванович нажал кнопку электрического звонка и попросил появившегося дежурного курьера привести Ваньку Попова.
– Ну что, Павел Миронович, – дружески посмотрел он на осунувшееся лицо вернувшегося кандидата, – готовь бумаги, еще писанина будет. Иван Попов, сын Михайлов, родился в Тверской, из мещан.
Босяк появился на пороге без смущения – с явно выраженным неудовольствием.
– Подтверждаешь ли ты, Ванька, что видел ожившего Петра Великого с арапчонком? – после необходимых формальностей спросил устало Вирхов, не приглашая оборванца сесть.
Живописные грязные лохмотья Ваньки, наверное, кишели вшами, спутанные остатки волос торчали вкривь и вкось, черная повязка закрывала правый глаз. Из-за пазухи арестованного торчало что-то продолговатое, завернутое в грязную тряпицу.
– Нет у вас уважения к простому человеку православному, – расплылся в наглой улыбке Иван. – А каждый человек – Божье творение и тайна. Он, как писал Достоевский, всечеловек.
– Хватит балаболить, – прервал его Вирхов, – отвечай на вопрос. Достоевским он меня поучает.
– А Федор Михайлович-то был прав, надо, надо всем вам, прислужникам убийц и невольным кровопивцам, идти на Сенную площадь да землю целовать.
– Смотри, Ванька, – пригрозил Вирхов, – сейчас в желтый дом отправлю, там быстро на тебя смирительную рубашку наденут да цепями к койке прикуют.
– Не пугайте меня! Не пугайте! – нагло ответил оборванец. – Пострадать за правду-матушку не боюсь! И Христос за истину пострадал!
– Распятия добиваешься? – Вирхов угрожающе сдвинул брови. – Смотри, доиграешься. Отвечай на вопрос. Видел или нет призраков?
– Видел, видел, – радостно откликнулся Ванька. – Разгуливают по столице Российской, не дают дремать на пуховиках преступникам.
– Куда призраки направлялись?
– Да кто ж их знает? Длинный император, согнувшись и надвинув на лоб шляпу, к Александринке побрел, а арапчонок за ним устремился... Крался по кустам, как тать в нощи...
– Скройся с глаз моих, Ванька, – сказал Вирхов, – да смотри, чтоб более на Невском я тебя не видел.
Бродягу выпроводили. Вирхов нажал кнопку электрического звонка – на пороге возник дежурный курьер.
– Полюбопытствуй, голубчик, – сказал мягко Вирхов, – не готова ли экспертиза по той бумажке, что найдена в Аничковом?
– Готова, господин Вирхов, – вытянулся курьер, – уже докладывали, да вы заняты были, не хотел мешать дознанию.
– Хорошо, доставь результаты сюда. Я хочу взглянуть.
Не прошло и пяти минут, как Карл Иванович держал в руках снимки, сделанные в фотолаборатории. Судя по ним, возле камина в Аничковом валялась записка следующего содержания: «Клавка, чертова кукла, беги на Обводный к полудню к своему Адриану».
Глава 17
– Мама! Мамочка! – закричала, влетая в столовую, младшая дочь профессора. – В городе опять пожар!
В комнате кроме Елизаветы Викентьевны находились Брунгильда и доктор Коровкин.
– Что? – Брунгильда вскочила. – Пожар? Где?
Клим Кириллович растерянно глядел на Муру. Елизавета Викентьевна покачала головой.
– Погоди, Мурочка, не кричи. Садись за стол, мы чаевничаем. Расскажешь все по порядку. Но сначала поешь.
Мура повиновалась. Усевшись рядом с Климом Кирилловичем, она обвела глазами стол: ломтики ветчины, телятины, домашнего сыра выглядели так аппетитно. В окружении тарелочек с печеньями, вареньями, лимоном красовался и графинчик с красным бордоским вином – не пьянящим, душистым Шато-Лярозом потчевали Клима Кирилловича, как догадалась Мура, хотя хрустальные рюмочки с напитком густого рубинового цвета стояли и перед матерью, и перед усевшейся на свое место сестрой.
– А вот теперь рассказывай, – сказала Елизавета Викентьевна, когда увидела, что голодный блеск в глазах Муры пропал. – Неужели в Публичной библиотеке произошло возгорание?
– Нет, мамочка, все гораздо хуже, – Мура отвела глаза от тарелки с сыром, – пожар произошел в Аничковом дворце.
– Как в Аничковом дворце? – воскликнула Брунгильда. – Не пострадал ли Дмитрий Андреевич?
– Если кто и мог пострадать, так это Екатерина Борисовна, – доктор слегка покраснел.
Мура выдержала театральную паузу и, поймав взгляд доктора, глядевшего на нее с опаской, с наслаждением произнесла:
– Милая Катенька, Клим Кириллович, не пострадала. Она в это время развлекалась с господином Холомковым.
– Не может быть, – неуверенно произнес доктор: он начинал подозревать, что Мура специально выдумывает неприятные колкости о Кате. – Впрочем, все равно. – Морщинка, обозначившаяся было между его бровей, разгладилась. – Вы думаете, пострадал портрет, писанный Романом Мстиславовичем?
– Я не только так думаю, но и собственными глазами видела, как господин Закряжный, обезумевший, бегал по Невскому, вызывал пожарных, кричал, что гибнет его шедевр!
О еде Мура забыла, ее снова охватило возбуждение.
– Прямо напасть какая-то, – вздохнула Елизавета Викентьевна. – Один за другим, один за другим – так и горят его несчастные полотна.
– А зрелище было эффектное! – Мура положила себе на тарелку кусочек сыру и теперь намазывала маслом хлеб. – Я залюбовалась на то, как действуют пожарные. И полиция быстро прибыла и оцепила дворец. А как вы оказались здесь, милый Клим Кириллович? – Любопытство не давало Муре покоя. – Мы же с вами сегодня виделись.
– Когда Брунгильда вернулась из консерватории, выяснилось, что Ипполит не может сегодня ее сопровождать: у него назначена срочная встреча, – пояснила Елизавета Викентьевна, – мы и позвонили Климу Кирилловичу. Он был так любезен, что согласился поехать в гостиницу к мистеру Стрейсноу. Но сэр Чарльз не позволил доктору взглянуть на его рану и, как я поняла, рассердился.
– Вообще он был очень странный. – На нежном личике Брунгильды появилось недоуменное выражение: чувствовалось, что история с баронетом серьезно беспокоит ее. – У меня такое ощущение, что он хотел выйти на улицу, но мы ему помешали, и он занервничал. Он безостановочно ходил по номеру и время от времени морщился, будто от боли.
– Ничего удивительного, наверное, его беспокоила рана. – Доктор перехватил брошенный на него тревожный взгляд голубых глаз красавицы. – А вот ярость, вспыхнувшая у него во взоре, когда я попросил посмотреть его перстень...
– А зачем вы хотели его посмотреть? – прервала доктора Мура, расправившаяся с сыром и подвинувшая к себе тарелку с биточками, принесенную для нее Глашей.
- Тайна древнего саркофага - Елена Басманова - Детектив
- Двенадцатая карта - Джеффри Дивер - Детектив
- Ключ к сердцу императрицы - Елена Арсеньева - Детектив
- Платиновая карта - Фридрих Незнанский - Детектив
- Миссис Марч - Вирджиния Фейто - Детектив
- Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима - Детектив
- На отшибе всегда полумрак - Юлия В. Касьян - Детектив / Триллер
- Перстень Екатерины Великой - Наталья Александрова - Детектив
- Кинжал всевластия - Наталья Александрова - Детектив
- Золушка и Дракон - Елена Михалкова - Детектив