Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я про платок вот к чему пишу. Когда тебя отправили в Прагу, немцы засекли нашу рацию. Охотились они за нами долго, но мы часто меняли место передачи, и это нас спасло. Через несколько дней, как ты уехал, мы связались с Центром, чтобы договориться насчёт груза, который нам должны были сбросить. Три дня жгли костры для встречи самолёта, тут нас и нащупали фрицы. Пришлось быстро уходить. Но нужно было передать, что не можем встретить самолёт. Оторвавшись от погони, мы свернули в Добржиково, к тому самому товарищу Иозефу, которого ты знал — он часто-часто помогал. Иозеф запер нас в доме, повесил на двери большой замок. Семью отправил к соседям, а сам уехал в поле — вроде бы пахать. Это был мужественный человек, ведь он знал, что если немцы нас найдут, то его расстреляют вместе с семьёй.
В доме спрятались наш проводник, Майя Саратова, Сергей Лобацеев, Иван Сопко и я. Только радисты передали сообщение в Центр, как мы услышали стрельбу и через щели в чердаке увидели, что к дому подъехали две автомашины с эсэсовцами. Несколько карателей подбежали к дому, а один стал дёргать на двери замок. Тут на меня напал такой насморк — удержаться не могу. Вытащил платок, зажал нос, а Сергей меня сверху ещё плащом накрыл. Если бы чихнул — нам конец. Эсэсовец оставил замок, потом солдаты сели в машины и уехали. Держу я потом платок и думаю: что же с тобой там, в Праге, Дмитрий? Вот мы первый раз в такую историю попали, а тебе ведь каждый день надо передавать, а вокруг тебя фашистов куда больше, чем тут вокруг нас.
А потом Крылов — Борис Харитонов, наш командир, рассказал, что тебя всё же засекли да и расстреляли в пражской тюрьме. И я все эти годы считал тебя погибшим.
До скорой встречи
твой Михаил Веклюк».
«Дорогой Митя!
Поздравляю тебя с праздником Победы и днём освобождения Чехословакии. Спешу сообщить тебе, что ты представлен к правительственной награде. И ещё одна новость — всех нас чехословацкие друзья пригласили к себе на праздник Победы. Так что встретимся со многими боевыми друзьями.
Есть к тебе, Митя, просьба. Напиши мне подробнее о своих делах в Праге. Я тут пишу книгу о нашей работе в тылу. Будет в ней и рассказ о тебе.
Ты писал мне, что сын твой уже солдат. Как ему служится? Передавай ему от меня большой привет.
Твой Крылов — Борис Харитонов.
г. Ровно»
«Дорогой Митя!
Ты интересуешься, как мы живём и трудимся. Времени прошло много, и ты не удивляйся, что малый Людек, с которым ты всегда любил возиться, работает уже на заводе и сам стал отцом, а я уже — дедушка… Горячо поздравляет тебя с наступающим праздником Ружена. И её мать Мария тоже шлёт тебе поздравления. С братом Ярославом дела плохи. После пыток в гестапо он очень болеет — вот уж двадцать лет… Я работаю на заводе «Тесла». Жив и тот врач Фишер, который лечил твои раны. А дома в полу мы не заделываем следы пуль, которые посылал в тебя гестаповец во время допроса. Шлю тебе фотографии, сделанные после обыска, когда тебя увели в тюрьму. Эти снимки сделали подпольщики тайком — участвовал в этом Марзлик, который и сейчас живёт рядом з нами.
Жду тебя на твоей последней явке.
Твой Иозеф Покорны.
Прага, Михальская, 472».
«Друг Митька!
После войны я долго разыскивал следы боевых советских друзей. Но только через многие годы довелось в Праге встретиться с одним из них — Борисом Харитоновым — Крыловым, с которым мы действовали в районе Хоценя. Помню, в сорок пятом он сообщил мне, что ты расстрелян в Панкраце. А через несколько лет я получил письмо от Миши Веклюка, в котором он рассказывал, что ты шив. И поэтому твои письма уже не оыли для меня неожиданными.
Я живу в Хомутове и работаю на заводе. Все свободное время посвящаю цветам. В моём саду есть уже 4000 гладиолусов самых разных сортов. После войны я долго разыскивал жену и дочерей. К счастью, они остались живы, и я разыскал их быстрее, чем тебя.
Крепко обнимает тебя Большой Гонза — Карел Соботка.
г. Хомутов».
…Письма, письма. Добрые слова. И награды…
Его наградили чехословацкой «Партизанской звездой», ему торжественно вручили дома, в Закарпатье, орден Красного Знамени.
Через много лет после войны, в канун Дня Победы, в опрятном белом домике в селе Драчино Дмитрий Васильевич прощался с семьёй: жена и дети провожали его в Прагу, к боевым друзьям.
Участники группы Крылова в те майские дни побывали в Хоцене и Високом Мите. И на опушке леса, где фашисты сожгли дом Маклакова, тоже побывали. Там установлен памятник. Возложили венки на могилу Саши Богданова. А затем была Прага, солнечная Прага…
Седой уже, высокий человек со смутной тревогой переступил в Панкраце порог камеры, в которой томился в майские дни сорок пятого. Потом долго стоял с непокрытой головой у стены Панкраца. Стоял, вспоминал…
Каменные фигуры сурово глядели с мемориальной доски. Литеры врезались в его память — навсегда:
«НАСЛЕДНИЦА МАЯ БАРРИКАДНАЯ ПРАГА УСТРЕМЛЕНА В ВЕЧНОСТЬ, ВО ИМЯ ЕЁ ПАВШИЕ, ПАВШИЕ В КОНЦЛАГЕРЯХ, ПАВШИЕ НА ВИСЕЛИЦАХ, РАССТАВЯТ ДОЗОР ДЛЯ ОХРАНЫ ЕЁ БУДУЩЕГО».
И ему — Людвигу Крейчи, Отакару Вашелу, Икару, Дмитрию Васильевичу Пичкарю — посвящена была эта надпись. Ведь и его считали павшим.
Но для храбрых смерти нет…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Синие прожилки на зелёном листе — это горные реки, прохладные, но быстрые реки, не устающие бежать с гор в долины. Две Тисы — Белая и Чёрная — взялись за руки, чтобы идти вместе, а по пути навстречу им выбегают сестры — Теребля и Рика, которые встретились только в советские годы, когда была построена в горах уникальная ГЭС. Ещё синяя жилка — извилистая Латорица… Немало их, неудержимых в беге, рек и речушек, несущих плоты-бокоры и способных нести на себе лишь пожелтевшие буковые листья.
На разных картах различен им счёт. Отложим школьные «простыни», вывешенные в географических кабинетах. Отложим и те карты, что обозначают туристские маршруты в кемпингах, на турбазах. Откроем твёрдые картоны архивных скоросшивателей и развернём бережно сколотые безымянным архивариусом, протёртые на сгибах, простреленные пулями, в пятнах запёкшейся крови, сотни раз мокшие под дождём карты тех, чьи имена были спрятаны, зашиты, зацементированы до поры до времени. Карты-самоделки. Вот карта Праги с нанесёнными на ней крестиками-ноликами из смертельной игры радиста с врагами. И карта, нарисованная неумелой, но твёрдой рукой проводника. И ещё, ещё…
Сколько их, таких немых свидетелей будничного мужества и повседневного героизма
Всё время, пока мы собирали материалы для одних очерков и сталкивались с героями других, нас не покидало ощущение бесконечности неизведанных путей, по которым шли эти патриоты.
И когда в ответ на публикации этих очерков в газетах и журналах мы начали получать взволнованные письма от участников описанных событий,
когда, работая в архивах, мы встретились с именами и делами новых для нас героев незримой борьбы с фашизмом, борьбы в тылу врага,
когда пошли по следам всех этих людей, занятых сегодня мирными заботами,—
поняли: поиск не кончается — и для нас, и для тебя, читатель.
Поэтому, дописав последние строчки этой книги, мы взялись снова за блокноты, чтобы дальше готовить рассказы о тех, чьи карты все ещё — в архивных планшетах, чьи дела принадлежали дням вчерашним, но будут освещены завтра…
ОТ СОАВТОРА
…В этой последней фразе из первого издания книги — весь Юрий Сухан. Он был одержимым человеком, мой хороший друг, им владела страстная жажда поиска, его увлекала романтика подвига. «Был»… Не вяжется как-то это слово с именем этого жизнерадостного журналиста, сквозной темой жизни и творчества которого было утверждение и строительство Советской власти на его родном Закарпатье.
Его выбил из седла нелепый случай, выбил на всём скаку: Юре только исполнилось сорок лет, он был «заряжён» новыми планами, новыми идеями: мы как раз трудились над новыми очерками для этого, второго, издания книги, а он уже вынашивал документальную повесть о вожаке закарпатских коммунистов, Герое Советского Союза Олексе Боркашоке — и ездил по Карпатам, собирал о нём воспоминания, искал бывших подпольщиков, боровшихся против фашистских оккупантов,..
В трагической гибели Юры — закономерность развития, становления его характера: ведя неустанный поиск героев невидимой войны — разведчиков, чекистов военных лет, он вбирал в себя их черты, становился мужественнее, твёрже, целеустремлённее. Погиб Юрий Сухан в солнечный январский день, спасая детей, которые катались на тонком льду, провалились и начали тонуть. Он спас только одного. Среди других двух, с которыми погиб, был его единственный сын Серёжа…
Юрий Сухан родился в бедной крестьянской семье в Чинадиеве — предгорном селе, недалеко от города Мукачева. Зная быт закарпатцев, молодой журналист пронёс через всю свою короткую жизнь неистощимую любовь к родному краю, желание помогать людям своим творчеством в борьбе за претворение великих идей Коммунистической партии, настоящим бойцом которой он был. Окончив Ужгородский государственный университет, Юрий Сухан пришёл в «Закарпатскую правду», и мы, журналисты старшего поколения, ощущали, как мужает и закаляется его мастерство, видели, как страстно стремится он «приравнять к штыку перо», воевать против пережитков прошлого, бездушия и бюрократизма, воспевать трудовые подвиги строителей новой жизни, открывать героев нашей действительности — для себя, для читателей. Радость познания, радость открытия отличали этого неутомимого, обаятельного газетчика, всегда готового придти на помощь товарищу, глубоко сознающего свой высокий долг перед партией, его воспитавшей, перед Родиной.
- Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун - О войне
- Дневник расстрелянного - Герман Занадворов - О войне
- С пером и автоматом - Семён Борзунов - О войне
- Снимем, товарищи, шапки! - Сергей Голубов - О войне
- От Путивля до Карпат - Сидор Ковпак - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Донецкие повести (сборник) - Сергей Богачев - О войне
- Он сделал все, что мог - Василий Ардаматский - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- Товарищи - Анатолий Калинин - О войне