Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это царю-то!
Я же по-настоящему узнал Б[адьму] только в те дни, когда пошла эта завирюха с Илиодорушкой… Тут-то я понял, что ежели бы он меня мог сколопнуть, то в раз бы это сделал… Потому по духу яму Ил[иодор] с Гермогешкой дороже меня. И он долго боролся сам с собой, каку сторону взять…
Была така минута, што мне бы каюк… Об этом я узнал чрез одну бареньку. Она у яво лечилась. Вот како было дело… Она к яму заявилась. У яво така жила: она эту барыньку знала и впустила ее. Мне надо было узнать, будет ли у Бадьмы Илиодорушка…
В те дни яво повсюдо искал295. Ну вот. Забралась эта Блошка296 (из нищеньких княгинь Тенеш…[Тенишевых?]) и слухает.
Вошел это Бадьма и говорит: «Если бы я знал, что Она… возьмет от меня другого297, то я бы его в три минуты прикончил…»
«А как?» – спрашивает тоненький голос…
«А так… он у меня платочков для Мамы просил, я бы яму один дал… Велел себе на грудь положить. И в пять минут готов…»
Потом тот тоненький голос стал просить… заклинать. Но он все одно… «Если бы узнать, что Она из наших рук не уйдет». Тот чего-то обещал…
На этом и разошлись…
Вот он – дружок мой! А што Блошка правду сказала, это я потому знаю, што я, действительно, просил у него для Мамы «платочков». – Она головой в те дни страдала… Вот.
В этой кутерьме с Илиод[ором] он перебегал как мышь от крупы к колбасе…
Вот он прислал письмо Дуле…298 А попалось оно потом к Аннушке. Вот он писал: «Владимир Александрович! Верьте мне, я хорошо знаю российский народ, ему всего ближе церковь… и хотя народ верит в странников и в старцев, все же высший духовный сан, как епископ… ему дороже… И если бы он мог выбирать, то сказал бы за него слово…»
Дале он пишет о том, што Царю нельзя никак против церкви.
А главное, он пишет о том, что боится того гнева, который может навлечь беду на Царский дом. «А этот гнев, огненной лавой, льется из уст епископа Гермогена и Иллиод[ора]» – что тут старая лисица хитрит, то уж это и дурак поймет. Он ни во что не верит и ничего не боится… Весь он, как и яво платочки, напитан ядом. И ежели он так за них стоит, так это потому, што он не знает, каку сторону яму выгоднее держать? Он, значит, боится того, может меня кто скувырнет.
Узнав обо всем этом, я порешил с им начистую поговорить, а Аннушка отговорила… И все об одном говорят: «Его не надо злить!» Мой [Мал?] зверек, да ядовит!
А как я потом узнал, вот что происходило у него:
Гермогеша забрал себе в голову: «Не уйду, докуль не получу от Государя ответа на мое послание». А како ж это было послание?
Оно было в большой таинственности направлено к Папе. Взялся его доставить Дуля.
И было в ем написано:
«Государь мой! Если ты скажешь меня казнить, – иду на казнь. Но раньше скажу все, что мыслю. Господь Бог привел меня пережить самое страшное: видеть, как гибнет Отечество, Царский род, Церковь, а с ней вся Россия. И от кого идет гибель сия?»
И тут он пишет, что гибель идет от меня, ибо я – антихрист. Я опоганил дворец, опоганил… царское ложе. И тут старый черт пишет, будто ему от меня известно такое… про Маму и про В[еликих] Кн[яжон] Ол[ьгу] и Тат[ьяну], што знать может только муж…
Дале он пишет, что в народе полетел слух, што царские дочери… несмотря на малолетство, со мной знаются… И с каждого яво слова, как из помойки, несет смрадом…
А еще пишет он, всем известно, што всех правителей назначает этот антихрист, а посему нет и не будет им благословления…
Потом он прилагает две записки: одну от Мамы, в коей она пишет:
«Дорогой Учитель! Тоскую по тебе, по твоей молитве. Ибо в душе моей тоска, когда нет тебя близь меня. И все у меня страх, что ты не вернешься… И без тебя, без твоей благодати жить не можно. Жду тебя»299.
А другое письмо от В. К. Тат[ьяны]. Вот она пишет: «Дорогой душевный Учитель! Приезжай к нам поскорее. Так нам всем хочется поцеловать твою святую руку. А главное, ты успокоишь Маму. Она так эти дни беспокоится. А вчера у Маленького опять покраснела ножка… и Мама всю ночь плохо спала. И опять у нея желтое лицо и такие печальные глаза. И я знаю, когда ты приедешь и вместе с нами помолишься, то опять у Мамы будет белое лицо и будет хорошо нам. И мы все тебя любим очень. Целую твои святые руки. Тат[ьяна]»300.
И как он не понял, што в этих письмах ничего нет такого, о чем его поганая рука написала. И когда Папа получил это письмо яво… (оно раньше попало в руки Аннушки и она мне его показала и спросила: надо ли его дать Папе?) И я сказал: небеспременно…
Ну и передали…
И Папа в страшном гневе кричал: «Если не уберут этого сумасшедшего, то я прикажу его посадить на цепь! Уберите его!.. Я никогда, никогда больше не увижу его!»
Этот ответ Папы не был передан Гермогешке. А потому он ерепенился и все ждал ответа на свое письмо.
И когда Бадьма стал его просить покориться Царской воле и поехать, то он задумал таку штуку. Одел на себя вериги. Собрал чрез послужников боле ста человек и вышел с ними… так он хотел пойти ко дворцу.
Но его захватили. Челядь разогнали… и его закрыли на ключ.
Тут-то Бадьма привез Митю-Пискуна… и вместях уговорили Гермогешу уйти добром.
А Бадьма, его выпроваживая, дал ему слово… что Папа его в скорости вернет. Хоча и знал, старый бес, што этого не буде.
А может еще надеялся меня съесть.
Тогда бы яму Гермогеша пригодился.
Он, клятый, знает, что мужику нужен дурман. А кроме церковного дурмана ничего нет…
Вот сказал мне раз Бадьма: «Убери от царя церковь – он будет или первый разбойник, иль последний дурак… Церковь его держит… И не только церковь, сколь церковники!»
Вот.
А Бадьма знал, што Гермогешу он как-нибудь возьмет, а с Илиодорушкой яму труднее справиться… Иллиодорушка написал Папе очень дерзкое письмо… Вот что он написал:
«Государь мой, Владыко земли!
Мне больно видеть тебя в обмане, каком ты живешь. Тобой и твоим домом, твоей женой и дочерьми володеет грязный, развратный мужик… А может и похуже што… Глядя на его мерзостныя деяния, я постиг, што он антихрист». Ну и потом много погани про девок и баб… Папа прочел и сказал: «Никогда не думал, што наши святые монахи – таки развратники… Потому такое не может написать человек непорочный». Вот.
Дале Илиод[ор] пишет Папе: «Царь, не кидай меня в тюрьму, ибо за мной пойдет народ! Он зубами разгрызет замки и станет моя тюрьма дворцем… и мрак – огнем, ибо мои братья во Христе возведут меня на таку высоту… о которой ты, ведомый антихристом и твоими продажными властителями – и не помышляешь. Царь Государь! Не кидай в тюрьму того, кто будет володеть твоим народом, кто будет владыкой их душ и помыслов! И ты думаешь, што дух мой усмирят твои жандармы, твои подкупные тюремщики! Бойся той минуты, когда мои братья во Христе откроют мою тюрьму!»301
Еще много написал этот черт в монашем одеянии.
И когда Папа прочел, то сказал: «Не понимаю, кто это. Преступник или сумасшедший?» И вот тут-то Бадьма показал свою лисью повадку. Свое двухличие.
Спровадив этих бешеных козлов и все еще заметая след (авось, пригодятся), он написал Папе:
«Перед моими глазами разыгралась гроза, когда два священнослужителя, истинно преданные Престолу, ушли посрамленные. Ушли изгнанниками… ибо их поразил царский гнев. И вот умыслю – как сие случилось? Почему эти два мужа, известные не только святостью, но и сильные духом, – попали под опалу? И кто в этом виновен? И понесет ли виновный кару? Ибо ты, Государь, как миропомазанник, велик в своей справедливости… Силен в гневе и милости? И ответствую я в мыслях своих: нет виновных, не будет боле Царского гнева… А сие есть ошибка: оба эти праведника: Епископ Гермоген и отец Илиодор, влекомые желанием охранить Престол твой, узрели в деяниях ”Новаго” такое, что им показалось недостойным, и потому, призвав ”Новаго”, они сделали ему пасторское внушение, и взяли с него клятву, что он вернется в деревню и боле никогда не переступит священного для всей Руси порога Дома Твоей Обители, где растет и крепнет наш будущий Царь и Властитель – Твой, Государь, наследник. И взявши сию клятву, веруя в святость ея (как пастыри церкви веруют клятве перед Святым Евангелием), они отпустили Г. Е. с миром. – А он же?
- Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский - Биографии и Мемуары
- Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович - Биографии и Мемуары / История
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи - Биографии и Мемуары
- Полководцы и военачальники Великой Отечественной - 1 - А. Киселев (Составитель) - Биографии и Мемуары
- Слово и дело! - Михаил Семевский - Биографии и Мемуары
- Дикие лошади. У любой истории есть начало - Джаннетт Уоллс - Биографии и Мемуары
- При дворе последнего императора - Александр Мосолов - Биографии и Мемуары
- Воспоминания. Министр иностранных дел о международных заговорах и политических интригах накануне свержения монархии в России, 1905–1916 - Александр Петрович Извольский - Биографии и Мемуары / История
- Предсказания в жизни Николая II. Часть 1. 1891-1906 гг. - Борис Романов - Биографии и Мемуары