Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неправда, мне нравишься ты.
— Да ладно тебе! Брось, не говори ерунды.
— Нет, Мария, это не ерунда.
Круглое лицо Микеле окрашивалось в цвета его эмоций: бледнело, розовело, краснело. От смущения у меня перехватило горло, а взгляд заметался по сторонам, ища любую мишень, за которую можно зацепиться и передохнуть.
Магдалина и Роккино замерли, возможно, услышав шум.
— Пошли-пошли, давай, — прошептал Микеле, — иначе они нас застукают.
Я тихо последовала за ним обратно. По дороге мы не разговаривали. Я испугалась признания, которое неизбежно заставляло меня пересмотреть нашу дружбу и взглянуть на Микеле с другой, новой и смущающей стороны. Он, вероятно, молчал по той же причине.
Днем, когда все спали, я выскользнула из постели и укрылась в подвале в поисках одного из папиных комиксов, некоторое время назад привлекшего мое внимание. Я нашла его под стопками газет и грудой плетеных корзинок. Немного пыльный, но все еще в хорошем состоянии. Магдалина пробудила во мне неизвестные доселе ощущения. Я смотрела на обложку, ласково водя пальцем по буквам названия, очерчивая каждую по отдельности: «3-О-Р-А».
Вампирша Зора поражала крепкими круглыми ягодицами, грудью, чьи размеры превосходили любые фантазии, и крутыми белокурыми локонами. Фигурой она напоминала некоторых звезд американского кино.
Зора волновала меня не меньше Магдалины. Я снова и снова прикасалась к буквам ее имени на обложке, будто ребенок, который впервые смотрит на море и не отваживается войти в воду. Я часто моргала, руки тряслись от неуверенности и никак не решались перевернуть первую страницу. Мне стоило догадаться, что душа требует оставить в покое этот еще неизвестный мне мир. Но затем вновь явился образ Магдалины на траве, я опять увидела ее платье с сине-красным рисунком в клетку, коричневые кожаные сандалии и накрашенные ногти.
Наряду со страхом я ощутила жжение в животе. Я листала рассказы о Зоре дрожащей рукой, урывками выхватывая странные превратности ее вампирской жизни. Вот Зора столкнулась с пиратом по имени Сандоказ, но забавные перипетии сюжета даже не заставили меня улыбнуться, потому что меня неотступно терзал образ героини. В какой-то момент она оказалась окружена пиратами разных возрастов, маленькими и пылающими страстью. Ее плоть, в которую они впивались зубами, казалась мне белой как снег. Я не могла читать дальше: слишком много было путаницы, в которой тонуло греховное слияние тел. Я закрыла комикс. Сердце громко колотилось в груди. Я задержалась взглядом на фигуре Зоры, на ее обнаженных грудях и бедрах, на ослепительно-белой коже, а затем положила комикс туда, откуда взяла. Я понимала, что поступила плохо, и чувствовала себя виноватой, но в глубине души знала, что вернусь к Зоре.
Волнение терзало меня несколько вечеров подряд. Я изо всех сил пыталась заснуть, и дыхание Винченцо и Джузеппе мучительно гремело в ушах. Я вставала, вся в поту, и скользила вдоль стен, стараясь не шуметь. Останавливалась перед окном и молча наблюдала за тишиной ночи, искала в темноте злых собак, цепи и призраков, которые когда-то преследовали Винченцо во время ночных смен, но вместо этого замечала лишь нескольких кошек и парочку уличных хулиганов с сигаретами в зубах. Затем я подходила к двери родительской спальни и, если что-нибудь удавалось услышать, прижималась к ней ухом, затаив дыхание. Иногда доносились лишь бормотание и плаксивый смешок папы, мучившего других даже во сне. Но однажды вечером из комнаты раздались стоны. Я впервые наблюдала, как мама выражает свою суть — мелодично, мягко и интимно. Закрыв глаза, я представила во всех подробностях происходящее в спальне, каждое движение, каждый шепот. На мгновение мне привиделась Зора, но с лицом матери, вместе с толпой проклятых и бродяг, которые сгорали от страсти к ней. Меня охватили паника и чувство вины, поэтому я открыла глаза и побежала прятаться под одеялом. Меня трясло от ужаса, мутило от мысли, что я застала маму и папу в такой запретный момент. Вторжение в грезы родителей выбило меня из колеи, переполнило страхом, населило реальность, до тех пор простую и понятную, новыми образами, которые намекали, что у отца есть более хрупкая и податливая ипостась, и я никак не могла соотнести ее с ним. Я чувствовала себя грязной, в плену невообразимого греха, в котором невозможно покаяться.
Я много плакала той ночью.
Однако даже сегодня не могу сказать, что напугало меня сильнее: тяжесть вины или образ отца, способного дарить ласки и поцелуи, как Роккино Церквосранец.
2
В начале сентября Джузеппе отправился на военную службу. День был хмурым. Лодки в порту покачивались на якорях, для надежности привязанные еще и швартовами, потому что море штормило и дул коварный ветер. Кое-кто все же осмелился бросить вызов стихии, и она уволокла отчаянных далеко в море. Несколько детей с удовольствием кричали и свистели, замечая вдали парус, и осыпали смельчаков-капитанов всевозможными ругательствами. Тетушки, наоборот, крестились и призывали святого Николая, будто собственными глазами видели усталые лица рыбаков в лодках. Несколько дней мама волновалась не переставая. Она мало говорила, и глаза у нее постоянно были на мокром месте от сдерживаемых слез. Она бродила по дому, как курица, которая ищет, где бы снести яйцо. И если натыкалась на Джузеппе, то уже не могла остановиться. Она обязательно должна была коснуться его щеки, пряди волос, руки, словно убеждаясь, что ее сын действительно стал мужчиной. Бабушка Антониетта избегала смотреть внуку в лицо. Она маскировала грусть гневом, и всем окружающим казалось, будто она зла на Джузеппе.
Мы вышли из дома рано, чтобы вовремя добраться до станции. Папа и Джузеппе — впереди; мы, женщины, — сзади; Винченцино — в нескольких метрах от нас. Все это время мама заклинала Богоматерь помогать сыну, отправляющемуся на Север, в место, которое представлялось маме совершенно непохожим на нашу родину.
— Пожалуйста, всегда держи статуэтку Богоматери Скорбящей под подушкой. Почаще пиши нам, как только появится возможность. Найди хороших друзей. Не делай глупостей. — И целая вереница других советов.
Иногда Джузеппе оборачивался и улыбался ей, легонько кивая. Беатриче присоединилась к нам на станции, и глаза брата загорелись, как у ребенка. Как же прекрасна была его невеста! Меня поразили ее волосы цвета меда и очень ясные глаза. Узкое платье облегало ее соблазнительное тело и бурно вздымающиеся крепкие груди, похожие на плоды айвы. Джузеппе явно не собирался скучать по дому, советам матери и ее вкусным блюдам. Сейчас у него на лице отражалась лишь печаль из-за предстоящей разлуки с невестой.
— Я скоро вернусь.
- Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996 - Кэти Акер - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Только роза - Мюриель Барбери - Русская классическая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Серега и Маркиза - Магдалина Шасть - Классическая проза / Русская классическая проза
- Одинокая злыдня - Магдалина Шасть - Прочие приключения / Русская классическая проза
- Какая-то ерунда (сборник рассказов) - Александр Хургин - Русская классическая проза
- Руки женщин моей семьи были не для письма - Егана Яшар кзы Джаббарова - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Давай поженимся - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза