анти-водки, гордился тем, что был испытателем и имел, хоть и недолго, сверх-возможности, и был благодарен секретному отделу и государству за оказанное доверие. Поэтому, поразмыслив, он решил сказать полу-правду.
— На мне испытывали новые препараты, расширяющие возможности человека.
— Наркотики? — спросил Ипполитыч.
— В смысле?
— Говорят, раньше были такие вещества — наркотики, вроде водки, только в таблетках или в шприцах. Кто-то говорил, что они расширяют сознание, кто-то наоборот, утверждал, что они делают из человека животное. Что-то такое, да?
— Нет, не такое… там совсем другие вещества, я… я не помню название… Но ты знаешь, когда мне их дали… Я мог слышать чужие мысли, мог видеть через стены, и… ты не поверишь, я доказал теорему Ферма! Оказывается, у нее такое простое доказательство! Но я еще никому не показывал…
Георгий выслушал его, кивая, потом допил рюмку, стукнул кулаком по столу и заявил:
— Ты обманываешь меня, Иероним! Не поверю, что кто-то доказал теорему Ферма, ее даже сам Ферма наверняка не доказал. Не этим вы там занимаетесь, не этим! Скажи честно, ты с нами, или против нас?
Дермидонтыч молчал.
— Если ты с нами, — продолжил диссидент, — то ты будешь нашей надеждой, нашим человеком в рядах противника, и, возможно, благодаря тебе…
В этот момент послышался стук в дверь:
— Иероним Дермидонтыч! Откройте, КГБ!
«Мне конец», — понял ученый. Диссидент испуганно вздрогнул, затем злобно посмотрел на Иеронима и процедил:
— Предатель… Значит, сдал, гад, друга?
— Я не сдавал! — осипшим шепотом проговорил испытатель. — За мной слежка, они могли прийти в любой момент!
Георгий схватил ученого за воротник, приготовившись бить.
— Врешь,…!
— Ипполитыч! Не бей меня, лучше придумай, что делать!
— Именем закона, откройте! — послышался второй голос за дверью. — А то будем расстреливать!
Диссидент отпустил соседа, посмотрел на дверь и спросил:
— Где окно?
— Только на чердаке!
Мужики одновременно вскочили, накинули шубы и побежали вверх по лестнице, толкая друг друга. На половине пути диссидент спохватился, крикнул:
— Трактат! — спустился вниз, схватил со стола папку и побежал обратно, наверх башни. Послышались толчки в дверь, звук упавшего кирпича и мат кого-то из КГБ-шников.
Иероним тем временем уже вскарабкался на высокий подоконник, распахнул окно и осмотрелся. За зданием был большой сугроб, до леса совсем недалеко, но вот высота… Высота башни составляла пятнадцать метров Дермидонтыч никогда не прыгал с чердака и не знал, смягчит ли снег удар, или глубины сугроба не хватит.
— Прыгай уже, они выбивают дверь! — прикрикнул Ипполитыч.
— Мы не успеем, они нас все равно поймают, пока мы будем вылезать из снега, — сказал Иероним и попытался слезть с подоконника, но Георгий толкнул его обратно.
— А у нас есть выход? Лучше попробовать и проиграть, чем потом жалеть, что не попробовал!
«Ведь разобьюсь… Точно разобьюсь, — думал ученый. — Эх, сейчас бы анти-водки, она наверняка бы помогла, сделала меня сильнее. Но ее нет. А мы обречены».
Но он все же зажмурился и прыгнул. Пока Иероним падал, перед ним пронеслась вся его сознательная жизнь. Он вспомнил бородатое лицо Дермидонта, отца и воспитателя. Вспомнил, как первый раз пришел в НИИ и стал ученым. Вспомнил вокзал, вспомнил даже поезд, полный молодых сибиряков и едущий непонятно откуда.
Внезапно он осознал, что падает слишком долго, и открыл глаза. Его удивила яркость окружающего пространства, она была чрезмерной и совсем не характерной для сибирской зимы. Мгновением позже он понял, что вовсе не падает, а висит над поверхностью снега, в невесомости. Иероним перевернулся на спину, и, прищурившись от яркого света, разглядел огромную летающую тарелку, зависшую над башней и постепенно приближающуюся.
Она забирала его, забирала сибирского ученого в неизвестность.
IV — Сибирская Балалайка
1. Цех
Тимофей Тимофеич вышел в цех, распахнув дубовые двери. Заложил руки за спину и стал смотреть за процессом. В свободное от бюрократических дел время он любил так делать.
Вокруг кипела работа. Ворочались гигантские деревянные колёса, приводимые в действие медвежьей тягой. Погонщики стегали плётками косолапых ворчащих рабов, бегающих в колесе ― то тут, то там слышался неистовый рёв бедных животных. Где-то вдалеке он сливался со звуками чудовищной какофонии — то настройщики из числа политзаключённых отрабатывали свой скудный кусок хлеба. Паровые прессы ворочались с неохотой, скрипом и треском, но брезентовый конвейер с деревянными и латунными деталями уверенно полз по середине полумрачного цеха, и это было здорово.
Президент Балалаевской Балалаечной Компании всегда радовался, когда сборочный цех работал без сбоев.
— Тимофей, — подскочил горбатый секретарь Федот. — Наши запасы меди медленно сокращаются, по расчётам всего через десять дней тянуть струны будет не из чего…
— Вот обязательно, найдётся кто-то, кто испортит настроение, — президент нахмурил свои густые брови и распорядился: — Постойте больше рудников! Выделите нефтяных акций, наймите зэков, приведите из лесов тягловых медведей. Проблема должна быть решена через неделю, мы не должны зависеть от внешних поставок.
— Хорошо, Тимофей, — покорно кивнул подчинённый. — Но я потревожил твой покой совсем не из-за этого… я по другому вопросу. К тебе пришли гости, известный балалаечник и какой-то странный, на не нашего похож. Ждут в прихожей.
— Пускай заходят, — откликнулся балалаечный президент и, махнув плащом, пошёл в коридор. — Я вернусь через пару минут.
…Тихон с Алексеичем куковали в Балалаевске уже третьи сутки. Первый день они провели на вокзале — расставание с поездом и его пассажирами не прошло даром. На второе утро они погрузили на санки цистерну с отходами и пошли знакомиться с мировой столицей балалайкостроения.
Город был построен по особому плану и с высоты полёта сибирских бомбардировщиков напоминал по очертаниям огромную, многокилометровую балалайку. Вместо струн тут была железная дорога, вместо грифа — две длинные центральные улицы с бараками и избами, а там, где у балалайки полагается треугольный корпус, на городском плане расположились мрачные цеха и постройки Балалаечной Компании.
Улицы были прибраны и утоптаны настолько хорошо, что можно было ходить без лыж, в одних валенках — практически босиком. Почти все жители этого странного городка ходили по улицам с балалайками.
— Вот бы мне тоже балалайку, — сказал Тихон своему спутнику, позавидовав на прохожих.
— А это запросто! — откликнулся песенник. — Пошли к Тимофею Тимофеичу, он в Компании главный, он нам лучшую балалайку отдаст.
Алексеич, изъездивший почти всю
