лет у меня может быть целая сеть! — глаза Дениса горят. — И не только в области. Можно расширяться на соседние регионы. Франшизу какую-нибудь раскрученную взять, под известным брендом работать.
По меркам нашего города это действительно большие планы. Может быть, года через три-четыре Денис станет местным олигархом. У него есть хватка, амбиции, поддержка семьи. Все для успеха.
Но почему-то все его рассказы кажутся мне такими далекими, чужими? Словно он говорит на иностранном языке. Бизнес, расширение, прибыль… А где жизнь? Где чувства, мечты, любовь?
Хотя о чем я думаю? У меня самой никаких желаний не осталось. Только боль и пустота.
Подходит официант с нашим заказом. Ставит передо мной салат «Цезарь», перед Денисом — стейк средней прожарки. Все выглядит аппетитно, красиво оформлено, но желудок сжимается в комок при одном взгляде на еду.
— Приятного аппетита, — говорит Денис, разрезая мясо.
Я беру вилку, накалываю листик салата. Медленно жую, стараясь не поморщиться. Еда безвкусная, как трава. Или это у меня рецепторы притупились? Последние недели я ем только потому, что нужно, не чувствуя никакого удовольствия.
— А ты как, планируешь остаться в столице после университета? — спрашивает Денис.
Кусок салата встает поперек горла. Я хватаюсь за стакан с водой, делаю большой глоток.
— Пока не знаю, — уклончиво отвечаю.
Как объяснить, что у меня вообще нет планов? Что я не знаю, вернусь ли в университет, найду ли в себе силы закончить учебу? Что каждый новый день для меня — подвиг, а думать о будущем страшно?
— Понимаю, — кивает Денис. — Столица — это возможности. Но знаешь, что я думаю? Большой город затягивает, но счастье не в размере зарплаты. Главное — найти свое место, создать что-то свое.
Он режет стейк, и в полной тишине слышен скрип ножа о тарелку. Звук заставляет меня вздрогнуть. Сразу всплывают воспоминания о той ночи — звуки шагов за спиной, грубый голос, падение на асфальт…
— Я думаю о доме, — продолжает Денис, не замечая моего состояния. — Хочу построить коттедж. Не эти панельные коробки, а что-то основательное. Кирпич, может быть, газобетон. С камином, большой кухней, гаражом на две машины. Тогда можно и о семье подумать.
И тут происходит то, чего я боялась больше всего.
— У тебя есть дети? — спрашивает Денис.
Этот вопрос как удар под дых, выбивает воздух из легких. Перед глазами плывет.
Вилка выскальзывает из дрожащих пальцев, падает на тарелку. Звон металла о фарфор кажется оглушительным, словно колокол, разрывающий тишину. Несколько посетителей за соседними столиками оборачиваются на звук.
— Нет, — шепчу я, глядя в тарелку. — Нет детей.
Он смотрит на меня с любопытством, и я понимаю, что веду себя странно. Нужно взять себя в руки, закончить этот разговор.
— То есть пока нет, — добавляю, стараясь улыбнуться. — Рано еще.
Денис кивает, кажется, удовлетворенный объяснением.
— Конечно, сначала нужно встать на ноги, определиться с работой. А потом уже думать о детях.
Остальная часть вечера проходит как в тумане. Я изо всех сил стараюсь казаться нормальной — улыбаюсь, когда Денис рассказывает смешные истории про клиентов, киваю, когда он жалуется на налоги и бюрократию. Смеюсь над его шутками, хотя они кажутся мне плоскими и неуместными.
Денис заказывает десерт — тирамису, которое в местном исполнении выглядит как кремовая масса с печеньем. Я отказываюсь, ссылаясь на отсутствие аппетита.
— Следишь за фигурой? — подмигивает он. — Хотя тебе это совсем не нужно. Ты и так худенькая.
Если бы он знал, что я похудела не из-за диеты, а потому что еда не лезет в горло вот уже три месяца. Что иногда я заставляю себя съесть хотя бы йогурт, чтобы не упасть в обморок.
Но внутри меня все сжимается в тугой, болезненный ком. Каждое слово Дениса о будущем, о планах, о семье как иголка, втыкающаяся прямо в сердце. Он живет, строит планы, мечтает. А я существую, пытаясь просто дожить до завтра.
Когда официант приносит счет, Денис галантно не дает мне даже взглянуть на сумму.
— Что ты, я приглашал, — машет он рукой, доставая кошелек.
В кожаном бумажнике мелькают кредитки, крупные купюры. Деньги у него явно есть. И машина хорошая, и одет дорого, и в ресторан привез не самый дешевый. По меркам нашего города — завидный жених.
Но почему я чувствую только пустоту? Почему его улыбка, его заботливость, его успешность не вызывают во мне ничего, кроме равнодушия?
Может быть, потому что я сломана? Может быть, способность любить, радоваться, мечтать умерла во мне вместе с сыном?
Когда Денис предлагает прогуляться после ужина, я киваю, хотя на улице холодно и сыро. Мартовский вечер пахнет талым снегом и сырой землей. Я накидываю пальто на плечи, и мы выходим из ресторана.
— Красиво здесь, — говорит Денис, хотя набережная нашей речушки выглядит довольно уныло. Фонари тусклые, половина не работает, под ногами хлюпает грязь от растаявшего снега.
Но я благодарна за прохладный воздух. В ресторане было душно, а теперь можно дышать полной грудью. Мы идем по дорожке вдоль воды, и я слушаю, как она журчит в темноте.
— Помнишь, как мы в десятом классе сбегали с уроков к речке? — улыбается Денис. — Сидели на том мостике, курили твои сигареты «Мальборо».
— Не мои, — качаю головой. — Я не курила.
— Ах да, точно! Это же Серега таскал сигареты у отца. А ты всех отчитывала, что мы легкие себе губим.
Воспоминания возвращают меня в то время, когда все было просто и понятно. Школа, друзья, мелкие проблемы, которые казались катастрофами. Первая любовь, первые поцелуи, мечты о будущем.
— А помнишь Мишку Козлова? — продолжает Денис. — Как он влюбился в нашу географичку? Писал ей стихи, подкладывал в журнал!
Я смеюсь, и смех получается почти естественным. Впервые за много недель мои губы растягиваются в настоящей улыбке.
— Бедная Лидия Петровна! Она не знала, куда деваться от смущения.
— А потом выяснилось, что он списывал стихи из интернета, — хохочет Денис. — Пушкина и Лермонтова выдавал за свои творения!
На какое-то время боль действительно отступает. Школьные истории кажутся такими далекими и безобидными. Тогда самой большой трагедией была двойка по алгебре или когда никто не пригласил на медленный танец на дискотеке.
— Я часто сюда хожу, — говорит он. — Когда нужно подумать или просто побыть одному. Тихо
