Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На холостом ходу, то есть без нагрузки, турбо создает только минимальное давние наддува, потому что отсутствует противодавление. Если я стартую на 10 000 оборотов, у меня характеристики атмосферника и жесткий переход на турбо вызывает прокручивание колес. Поэтому выбираются более высокие стартовые обороты, где-то 11 000 или 11 200, чтобы уже иметь некоторое давление наддува, но граница уже на 11 500, поэтому я сразу упираюсь в ограничитель или перекручиваю мотор.
В связи с этим необходим следующий маневр: газ на холостом ходу держать на 11 000 оборотах, сцепление проскальзывает, поднимается давление наддува, тут же убираешь ногу с газа, чтобы не получить полный удар тысячи лошадиных сил. Если при этом у тебя упадет мощность, то ты оказываешься прямо в дыре между турбо и атмосферником: атмосферник вырубился еще до прихода турбо. Поэтому требуется снова отпускать сцепление, набрать обороты, выжать сцепление и увеличить давление, без того чтобы перекрутить мотор.
Синхронизировать все это до десятой доли секунды — это сложный процесс, хуже всего на четырехцилиндровых турбо, которые поэтому особенно любят глохнуть на старте. При этом мы еще не упомянули тех, кто перед тобой, рядом или позади. В первый момент ты вообще не в состоянии их воспринимать, надо тронуться самому и надеяться, что и остальным это удалось. То, что происходит потом, невозможно предсказать или запланировать. Если кто-то заглох перед тобой, то ты мгновенно решаешь, с какой стороны его обойти — снова не обращая внимания на остальных. В эти доли секунды невозможно учесть реакцию других. Царит полный хаос: ты пытаешься проехать в промежутки, которых нет, все открывается и закрывается прямо перед тобой. Как правило, необъяснимым образом все получается, но достаточно часто и нет.
Глава 13
Коллеги по профессии
Контакты внутри небольшой группы гонщиков Формулы 1 не очень тесны. Друзей мало, друг с другом общаются поверхностно. О некоторых гонщиках я знаю только, как они выглядят и какого стиля вождение от них можно ожидать, вот и все.
Но четверо гонщиков особенно импонировали мне за эти годы: Пике, Хант, Вильнев и Прост.
Именем Нельсона Пике я могу еще и ответить на вопрос, кого я считаю, с моей точки зрения, лучшим гонщиком в мире. У него есть все, что нужно чемпиону: незаурядность и внутренняя открытость, концентрация на главном, ум, сила и быстрота. Он практически не делает ошибок, он все время быстр, все время в форме — я не могу представить, почему он не должен стать в 1986 году чемпионом мира в третий раз. А еще Нельсон мне нравится с человеческой точки зрения. Я с удовольствием ощущаю его надежность и открытость, восхищаюсь стилем его жизни и завидую некоторым способностям, по которым он опережает меня.
Сначала Нельсон загадал мне загадку. Он рассказывал только о том, как он сидит на своей лодке, рыбачит, ныряет, плавает, и как это прекрасно, если целый день ничего не делать. Мне было совершенно непонятно, как человек может развивать способности и совершенствоваться в своей дисциплине, если он неделями делает совершенно противоположное — а именно, ничего.
Для меня личная жизнь и профессия всегда проходили в одном направлении, возможно потому, что я был так воспитан, никогда не знал ничего другого. Я перескакивал из одного стресса в другой, без перерыва, как будто бы это был единственный способ существования. Спокойствие и естественность, с которыми Нельсон отделяет свою сильно концентрированную и насыщенную профессиональную жизнь (как гонщика) от личной, вызывали у меня серьезные размышления. Со времени моего переезда на Ибицу и для меня многое стало более свободным и «приватным», и Нельсон был мне в этом примером. Недостижимым примером, конечно, поскольку он совсем другой человек, чем я.
Некоторые из характерных черт Пике относятся и к Джеймсу Ханту, с которым я в свое время был в таких же хороших отношениях, как теперь с Нельсоном. Мы много времени проводили вместе еще во времена Формулы 3, когда оба были без денег, и Джеймс до сих пор стоит у меня перед глазами: в дороге со своим механиком на Ford Transit, с палаткой. Долгое время я жил с Джеймсом в Лондоне в однокомнатной квартире. С ним всегда было очень прикольно, и около него постоянно крутилось несколько особ женского пола. Его hard play[29] была замечательна, 15-ю годами ранее Иннес Айрленд, наверное, был таким же, готовым на любую глупость, забирая от жизни все, что только можно было получить. При всем этом Хант был открытым и честным парнем — и фантастическим гонщиком. В 1976 году, когда он отобрал у меня чемпионский титул, он ездил невероятно сильно и в конце сезона набрал ту великолепную форму, которая была нужна, чтобы свести на нет мой отрыв. Большим делом было и то, что он своевременно, в середине сезона 1979 года, ушел из спорта, когда он (или его автомобиль) уже не был достаточно быстр. Он заработал достаточно денег, чтобы с того момента жить хорошо, он и сегодня продолжает это делать.[30]
Я встречаю Ханта в настоящее время даже чаще, поскольку он бывает на многих Гран-при, работая для английского телевидения. Он по-прежнему не устает меня поражать. Например, в том, что его жена Сара постоянно ищет девушек, с которыми они потом занимаются любовью втроем. Он часто мне объяснял свою систему, и выглядит она подкупающе: ему разрешается спать с другими девушками, если при этом присутствует собственная жена. Получается, что это приносит пользу браку, и все участники процесса счастливы. Когда я видел Сару в последний раз, она была беременна — но такая же оторва.
Очень симпатичен был мне и Жиль Вильнев. Мне все нравилось в нем, даже если я и находил неправильным фактор риска, на который он делал ставку. Могло случиться, что он на первой тренировке выезжал из боксов на первый круг, и его тут же разворачивало, потому что он просто в любой ситуации ехал на пределе. Ему не мешали даже холодные шины. Его натура борца была удивительна и придавала ему тот имидж, который сохраняется и становится все легендарнее и теперь, даже через столько лет после его смерти. Он был самым большим дикарем, которого я когда-либо знал в Формуле 1.
Типичная ситуация с Жилем.
Я был в отеле в Цольдере, было примерно десять часов вечера или даже позже, в любом случае сумерки. Вдруг — шум вертолета. Я распахиваю окно и вижу, как вертолет пытается найти место посадки с помощью прожектора. Вот это сумасшествие! Запрещено, невозможно, безумно. Это, конечно, был Жиль, и на следующее утро я спросил его, как он себе это все представлял.
«Я при отлете из Ниццы просчитался на два часа, но это не проблема. Ты же видишь, я тут».
Было много других ситуаций, в воздухе и на гоночной трассе, которые переходили границы возможного, и, наверное, он использовал их как подтверждение своего образа жизни — всегда и везде надо быть готовым к максимальному риску. То, что он, несмотря на это, не был упрямым и слепым сорвиголовой, а чувствительным и любезным человеком, делало его единственным в своем роде.
Смерть Вильнева в Цольдере в 1982 году связана с его очень высокой готовностью рисковать, но произошла из-за очень специфического недоразумения. Из видеозаписи я понял следующее. Правда, камера следовала за машиной не до последнего градуса поворота, но, тем не менее, можно разглядеть, что Йохен Масс, проходивший круг возвращения в боксы, в последний момент отклонился от идеальной траектории вправо. Естественно, что он хотел помочь возникшему в зеркалах заднего вида Вильневу, но, с другой стороны, такие маневры всегда содержат в себе зерно недоразумения. Я полагаю, что если кто-то находится на круге возвращения, то ему следует ехать либо по самому краю трассы и находиться далеко от идеальной линии, либо, наоборот, строго придерживаться идеальной линии, чтобы накатывающийся гонщик знал, что к чему. Освобождать идеальную траекторию в последний момент, это — неожиданный крюк. Так что я считаю маневр Масса нехорошим. Но, с другой стороны, вряд ли какой гонщик на месте Вильнева выбрал бы риск обгона на полной скорости медленного гонщика рядом с идеальной траекторией. Возможность ошибочной реакции или недоразумения была просто на поверхности.
Теперь к Алену Просту, который все время упоминается и в других главах. Он приятен, любезен, сердечен, и я тем лучше к нему относился, чем ближе узнавал его. Я уже упоминал, что поначалу был ошибочно против него. После нескольких гонок сезона 1984 года из-за его постоянного превосходства в квалификациях я был в сильной неуверенности, подавлен и должен был придти в себя, чтобы в этой ситуации проводить тем лучшие гонки. В самой гонке он не был сильнее, хотя в конце всегда прибавлял. Его способность в кратчайшее время настраиваться при любой погоде, на любой трассе, ошеломляла. Именно во время дождевой тренировки перед решающей гонкой в Эшториле он с этой точки зрения устроил нечто потрясающее. Мне пришлось собрать все силы, чтобы, тем самым, не позволить деморализовать себя. Во всяком случае, мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы на своенравном турбоавтомобиле освоиться на новой трассе. Он же был вундеркиндом.
- Самые слики. Хроники «Формулы-1» - Виталий Юрьевич Хрошин - Биографии и Мемуары / Спорт
- Правда о «Зените» - Игорь Рабинер - Спорт
- Знаменитая программа Джиллиан Майклз: стройное и здоровое тело за 30 дней - Джиллиан Майклз - Спорт
- Искусство войны (в переводе академика Н. И. Конрада) - Сунь-цзы - Спорт
- Умным диеты не нужны. Последние научные открытия в области борьбы с лишним весом - Шарлотта Марки - Спорт
- Ключ к стройности - Ирина Кухтик - Спорт
- Футбольный театр - Михаил Сушков - Спорт
- Просто быть счастливой: измени себя, не изменяя себе - Кейт Хадсон - Спорт
- Футбольный хулиган - Дуги Бримсон - Спорт
- Силовой тренинг рук. Часть III. Развитие силы предплечий - Петр Филаретов - Спорт