Форма входа
Читем онлайн Записки психиатра - Лидия Богданович
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Теперь Лунин пил уже систематически и давно не числился хорошим работником. Стал ленив, отошел от коллектива, проводил досуг среди собутыльников.
В 1941 году был мобилизован. Контузия воздушной волной от разорвавшегося снаряда вскоре привела его в госпиталь. Через несколько месяцев Лунин совершенно оправился от болезни. Но в Красную Армию не вернулся, продолжал выпивать и пошел по учреждениям требовать «компенсации за раны и контузии» и особого внимания ввиду каких-то мифических воинских заслуг и выдуманного нервного заболевания. Когда ему отказали в курортном лечении, он в пенсионном отделе упал на пол в диком истерическом припадке. Малодушные врачи направили его на лечение в нервную клинику, затем в санаторий. А там все пошло, как хотелось Лунину. Когда нужно было чего-нибудь добиться, он падал в неистовом припадке. Так ему удалось получить материальные блага и пенсию, которыми он пользовался десять лет.
Наблюдая Лунина, я все больше и больше проникалась к нему недоверием. Он заметил это и решил действовать иначе. В разговоре со мной Лунин взял иронический и дерзкий тон. Когда я однажды спросила, почему он, физически здоровый человек, не работает и злоупотребляет алкоголем, Лунин побагровел.
— Вы всегда так разговариваете?
— Всегда…
— Вы психиатр? — ядовито улыбнулся Лунин.
— Да.
— Так какого чорта вы смеете так разговаривать с психически больным? Я не отвечаю за свои поступки…
— Вы ответственны за свои поступки! — убежденно сказала я.
Он яростно хлопнул дверью и выбежал в коридор.
— Имейте в виду, я напишу на вас, куда следует, — кричал он.
В палате Лунин разбил тумбочку, разорвал на себе больничную рубашку и с грубой бранью выгнал медицинскую сестру. Меня он долго обливал потоком ругани.
— Если вы будете продолжать безобразничать, то мы завтра вас выпишем и сообщим о вашем хулиганстве в райсобес, — сказала я.
— Это о психически больном человеке? Пишите! Я тоже напишу, тогда попомните.
Утром Лунин рыдал, каялся, все взваливал на «болезнь». Слабым, больным голосом, не забывая подчеркивать свои «заслуги» на войне, Лунин с кажущейся искренностью отвечал на вопросы.
— Скажите, почему ваша жизнь заполнена заботами о получении пособий, льгот, путевок в санаторий, тогда как вы могли бы жить нормальной, трудовой жизнью, как все советские люди?
— Но мне не дают работать, — трагически сказал Лунин, — каждый раз вы, врачи, снимаете меня с работы…
— Значит, вы так ведете себя, что вас приходится изолировать от общества…
— Вы намекаете, что я — симулянт? Я… бывший доброволец… симулянт? — Лунин побагровел и, рухнув на пол, забился в припадке, который ничего общего не имел с эпилепсией.
Так иногда падают и бьются капризные, испорченные воспитанием дети.
— Не держите! — сказала я персоналу и сбежавшимся больным.
На следующий день Лунин злой и подавленный вошел ко мне.
— Зачем вы доводите себя до припадка?
— А разве у меня был припадок?
— Да.
— Ничего не помню, хоть убейте! Вот, только ушиб на голове…
Уходя после беседы в палату, Лунин сказал:
— Вы поступили со мной не как врач. Вы бросили меня без всякой помощи во время припадка.
— Значит, вы помните, как он проходил у вас?
— Нет… Мне сказали, — ответил он и мрачный вышел из кабинета.
Он ошибался, думая, что я его считаю симулянтом. Он был не совсем здоровый человек, усиливавший легкие нервные симптомы бывшей контузии. Лунин усиливал их искусственно, преувеличивал свою болезнь с целью вымогательства пособий и прочих благ. Таких людей мы называем агравантами. Аграванты бывают другого рода, так сказать, и бескорыстные. Они усиливают свое болезненное состояние, так как получают психическое удовлетворение от того, что их считают тяжело больными, а это еще больше утверждает их в избранной позиции и в конце концов действительно усиливает болезнь.
Две недели Лунин вел со мной напряженную борьбу.
На врачебной комиссии, где председательствовал старый опытный врач, Лунин опять перечислил все свои заслуги и как бы невзначай сказал:
— Я инвалид третьей группы, думаю хлопотать о персональной пенсии. Как вы думаете, товарищ профессор, буду я когда-нибудь жить, как все? Измучился без работы. Товарищи работают, устроили свою жизнь, а я…
— Вы пьете и впустую прожигаете свою жизнь; от этого и здоровье ухудшается…
— Что вы, доктор… Разве я алкоголик? Посмотрите на других… Только и выпью, что сто граммов для аппетита.
Председатель на этот раз ничего не ответил и, пообещав дать заключение, вполне соответствующее просьбе Лунина, написал:
«В целях правильного трудового жизненного устройства гражданину Лунину группу инвалидности снять. Лунин душевной болезнью не страдает, а является нервно-неустойчивой личностью со склонностью к алкоголизму».
В день выписки Лунин еще раз потряс окружающих бурным припадком. Разбитый, перевязанный, грозя убить меня первым предметом, какой ему попадет в руки, уходя, кричал:
— Не думайте! Это издевательство над больным вам даром не пройдет.
Не знаю, как потекла жизнь «человека с заслугами». Однако многие «Лунины» уже на трудовом пути и это заставили их сделать наши советские люди.
ОБИДА
Больной Травников, старый слесарь завода, часто и трудно дышал. Врач Ирина Петровна Зеленина нащупала его слабый пульс. Многолетний опыт подсказывал: этого больного можно поставить на ноги. Правда, сейчас больной очень плох, но именно поэтому ему надо уделить внимание, обязательно сегодня выкроить из своего немыслимо занятого времени час и еще раз приехать к Травникову, сделать ему впрыскивание сердечных средств, а может быть, и переливание крови. Одним словом, спасти… Да мало ли что можно еще сделать? Многое будет зависеть от его состояния. Помощь, оказанная своевременно, и есть настоящая помощь.
Возвращаясь от больного, Ирина Петровна вспоминала, как однажды на собрании избирателей выступал депутат местных советов Травников. Высокий, слегка сутулый от долголетней работы, он говорил: «Конечно, прожито много, только не считаю жизнь конченной». Он поднял свою большую мозолистую руку и убежденно сказал: «Поработаем еще для Родины, да и молодняк надо учить сноровке да уму-разуму!..»
«Надо приложить все силы, чтобы Травников выздоровел», — думала Ирина Петровна; еще хотела что-то вспомнить, да так и не вспомнила. Несколько минут это ее мучило; мешала слякоть, чавкающая под ногами; мешала и непривычная тяжесть в голове и в ногах. Что нужно сделать больному еще? «Кажется, пока сделала все… Хорошо, что посетила его в первую половину рабочего дня. Да! Сын Митя добился своего и поехал на целинные земли. Умница, но своенравный мальчик, немножечко эгоист, как все единственные дети, которым матери отдают себя целиком. Не спросил меня, подал заявление. Словно не помнит, что на фронте погиб отец-хирург, а она, Ирина Петровна, мать, остается совсем одна. Да и здоровьем Митя не блещет, слабый, всегда аппетит плохой. И кто знает, какой из него выйдет человек без ее материнского надзора?» Ирина Петровна шла через длинный Измайловский бульвар. Это будущая широкая улица. Она сплошь засажена молодыми липами. Их набухшие почки выпустили первые слабые листки прозрачного цвета, как хризолит. А впереди виден голубой простор неба с белым одиноким облачком. «Мите бы поэтом быть. Горяч, красив, на голове копна русых кудрей. И как он без совета с матерью согласился ехать в такую даль? Впрочем, ее тогда спросили… Не задумываясь, она ответила то, что подсказало ее материнское и гражданское чувство: „Если нужно, ехать моему сыну, пусть едет… Он не хуже и не лучше других“. Представители комиссии зашептали, одобрительно закивали головами, и от этого ей стало легче. „Не один он едет, — думала она, — а с другими, такими же Митями, может быть, и единственными сыновьями?“… А что, если бы ей не показали длинного списка энтузиастов-комсомольцев, отбывающих с Митей? Возразила бы, пожалуй, захлопотала, а недовольный сын остался бы при ней… Так и не проводила его, нельзя было оставить больного… А недавно заведующая поликлиникой ее упрекнула: „Вы все-таки мать, и о вашем сыне, кроме вас, некому подумать…“». И эта, и другие мысли навязчиво кружились в голове Ирины Петровны Страшно остаться одинокой.
Ирина Петровна подходила уже к поликлинике, но так и не вспомнила то, что ее мучило. Надо бы итти медленно, тогда легче вспомнить. В поликлинике толпились люди, особенно у четвертого окна, где сестра регистрирует вызовы к больным на дом. Почему-то чаще других записывают к ней, к Зелениной, хотя и остальные врачи не хуже. «Никому дела нет до моей загрузки!» Ирина Петровна быстро прошла через зал ожидания, выкрашенный белой масляной краской. На ходу медицинская сестра сунула ей в руку какую-то записку, ничего не сказав. Ирина Петровна так была занята мучительной мыслью, что и не разглядела какая из сестер дала записку. Кажется, Паша Перова? Записка попала в карман халата неразвернутой. У кабинета терапевта зашумели больные.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Записки психиатра - Лидия Богданович бесплатно.
Похожие на Записки психиатра - Лидия Богданович книги
- Мои больные (сборник) - Михаил Кириллов - Прочая документальная литература
- За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер - Прочая документальная литература
- Сталинградская битва. Тайный фронт маршала Сталина - Вячеслав Меньшиков - Прочая документальная литература
- Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов - Юрий Фельштинский - Прочая документальная литература
- Из-под глыб (Сборник статей, Часть 1) - Александр Солженицын - Прочая документальная литература
- Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Медицина
- Политическая антропология - Людвиг Вольтман - Прочая документальная литература
- Тайны веков. Кн.3 - Коллектив авторов - Прочая документальная литература
- Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители - Витольд Шабловский - Прочая документальная литература
- Огнестрельное оружие XIX-XX веков. От митральезы до «Большой Берты» - Джек Коггинс - Прочая документальная литература
