Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вы думаете, можно Фидельку кормить печенкой? — задумался Коля. — У моей хозяйки кот, ей разносчик для него приносит печенку по утрам. Два дня продержимся, да, Фиделька?
Грушевский задумчиво кивнул. Думал ли он всего каких-то пару дней назад, что с головой окунется в этот новый странный мир? Здесь, в этой нереальной жизни, словно на страницах фантастического романа, гуляют призраки мертвых невест, актрисы предлагают ему Аи, где-то в тумане неизвестности прячется умный, ловкий и хитрый убийца, которого суждено найти ему — скучному, вышедшему в отставку чиновнику… С какими интересными людьми столкнул его этот роман! Коля, вроде бы простой студент, а поди ж ты, принадлежит к одному дружескому кругу с поэтами с обложек книг милой Пульхерии. Встречается на бесконечных литературных вечерах и в гостях у общих знакомых с известными актрисами и роковыми богемными дамами…
— Постойте, Коля, — опомнился Максим Максимович. — Этот Зиновий, вы же его знаете?
— Ах, этот… Да… Не то чтобы знаю, и уж, конечно, понятия не имел о том, что княжна… Он, и правда, все рвался вот-вот уехать за карьерой в Новый Свет. Наверное, уже уехал, я его не видел где-то с неделю. Но может, Ольга ошибается? Саломея ко всем относилась ровно и…разумно, что ли. Сказала же как-то Ахматова про княжну:
Как спорили тогда — ты ангел или птица,Соломинкой тебя назвал поэт,Равно на всех сквозь черные ресницыДарьяльских глаз струился нежный свет.
Юноша грустно вздохнул. Конечно, Зиновий, и правда, может увлечь. Женщины любят таких загадочных мужчин, создающих впечатление сильных и волевых. Как Санин. Или как Блок. Вот и Сонечка Колбаскина влюблена в этого Блока, потому что он, как герой Арцыбашева, сдержанно улыбающийся, с непреклонной волей, крепкий и свободный аморалист. А по мнению Коли, так просто кусок льда, холодный и бесчувственный!
Однако друзьям пора было расходиться. Бесценный чичероне[7], Коля обещал познакомить сыщиков еще с одной дивой богемного Петербурга, о которой наслышан был Грушевский. Афина Аполлоновна принимала у себя по четвергам, даже летом, когда в Павловске начиналась музыка, а на дачу манили прохлада зелени и сельские увеселения. У нее принимают запросто, так что в четверг, пообещал Коля на прощание, сказав свое забавное ЧИК (что в переводе означало «честь имею кланяться», как он любезно пояснил пытливому Грушевскому). С тем и расстались.
Глава 17
На следующее утро Варвара Сергеевна принесла кофе Грушевскому в то же самое время, что и всегда. Хотя знала, что теперь ему не надо больше ходить на службу. Она принесла свежий выборгский крендель, газеты и новость, что к нему приехал господин.
— На моторе. Выходить не хочет. Говорит, подождет, пока вы позавтракаете.
Строгая жена старшего дворника относилась к Грушевскому с симпатией, а после смерти жены так и вовсе с материнской заботой. Было заметно, что она немного нервничает, не понимая, откуда у Грушевского такие знакомые. К чести Варвары Сергеевны, ни полслова на этот счет она не сказала.
— Вчера другой приходил, по виду железнодорожный рабочий, спрашивал, здесь ли живете. Тоже ничего не оставил. Кивнул и ушел.
— Странно, — задумчиво пошевелил седыми бровями Грушевский. — Хмурый такой блондин?
— Он. Глаза косые. Ну что, пригласить этого, с мотором?
Грушевский посмотрел на единственный крендель и копченого сига, только что купленного Варварой Сергеевной, представил, как одним чулком снимает с него кожу, как вынимает из него палочку, за которую держал его разносчик, и на ней остаются ароматные белоснежные хлопья рыбной мякоти… И качнул головой:
— Подождет немного, пока люди завтракают. Ничего с ним не станется.
Тюрк действительно сидел в кожаном салоне роскошного мотора и разглядывал сквозь лупу клочок бумажки. Дворник подозрительно косился на новенький блестящий экипаж.
— Это что за зверь? — с восхищением взирая на сверкающее чудо, обошел вокруг Максим Максимович.
— Это не зверь, «роллс-ройс», — пояснил с серьезным видом Тюрк. — «Серебряный призрак», 40–50. Довелось побывать на эксклюзивной презентации.
— Сорок, пятьдесят… «Серебряный призрак» звучит лучше, — Грушевский уселся на мягкие кожаные сиденья и немного попрыгал на них. — Не доводилось видеть такую диковину раньше!
— Официально публике ее представят только через год.
— Ну что, принято загадывать желание, когда в первый раз что-то делаешь?
— Желать бессмысленно, случается ровно то, что должно случиться, — с деревянным лицом заметил Тюрк. — Я кое-что заметил, изучая почерки отравленных девушек.
— Правда? — насторожился Грушевский. — Выкладывайте, ну же, не томите, Иван Карлович!
— Сначала надо уточнить…
— Что вы за человек такой, Иван Карлович! — в сердцах воскликнул Грушевский. — Ей-богу, лучше бы молчали о своем несносном открытии. Нельзя же так пренебрегать природой человека, от любопытства, поверьте, не только кошка может сдохнуть.
— Позвольте рассказать об этом после заключения профессора Копейкина, — покачал головой непреклонный Тюрк.
— Тогда в Мариинскую больницу, — бодро скомандовал Максим Максимович и торжественно махнул рукой на прощание Варваре Сергеевне, с тревогой следившей за ним из окна дворницкой. — Но я вам это еще припомню!
Поездка с ветерком была бы куда приятней, если бы все улицы, кроме Невского и Литейного, были вымощены не булыжниками. Только когда мотор выехал на шестигранные деревянные торцы, Грушевский с удовольствием вздохнул и, наконец, смог по достоинству оценить прелести нового транспорта.
В кабинете Васи Копейкина не оказалось, поэтому им пришлось немного подождать профессора, развлекаясь разглядыванием своеобразной маленькой кунсткамеры в стеклянном шкафу у окна.
— Ааа, пришли! — влетел в кабинет, как всегда, энергичный, словно закипающий самовар, профессор в белом халате и шапочке. Он тут же закурил и с наслаждением выдул первое облачко сизоватого пахучего дымка. — Мне господин Призоров уже с утра звонил. Но я только что закончил.
— Что-нибудь новое? — уточнил Грушевский.
— Куда нам, костоправам, с профессиональными-то труподерами тягаться! — отмахнулся профессор Копейкин. — Ну и рука у тебя, братец! Ювелир, одним словом, мне бы таких хирургов в штат парочку, да я бы горы свернул! Во-первых, начну с самого простого. Двухнедельной давности утопленница, рожала совсем недавно. Первый ребенок — плохо, плохо перенесла. Разучились бабы рожать. У нее следы поражения мозговой оболочки, не знаю, похоже на послеродовую горячку.
— То есть причина смерти?
— Ну, утопла без сомнений, только знаешь, у меня пациентки с таким поражением мозга проявляют страшное беспокойство. Психические изменения личности на грани сумасшествия, суицидальные попытки у каждой второй. Не знаю, сама она в воду прыгнула, или кто помог, но ей все равно недолго оставалось, это ты уж поверь старому практику.
— А другие?
— Да, тут загадка почище удольфских тайн. Княжна (ох и хороша была!) перед смертью натерпелась. Огнестрельная рана в плечо, хоть и неглубокая, но болезненная. Обработали ее черт-те как, куролесил не медик. Какие царапины оставил, когда пытался вынуть пулю! Потом уже ты вытащил пулю, я твою руку узнал. Положим, пустяки, до свадьбы зажило бы.
— Не зажило бы, — поправил очнувшийся Тюрк. — Свадьба намечалась на утро после ранения.
— Это так говорят, — как маленькому, пояснил Грушевский и подмигнул Васе.
— Н-да, так вот, дальше. Следы на шее, попытка удушения. Ну, это ты лучше меня можешь разъяснить.
— Судя по размеру синяков и расстоянию между следами от пальцев душителя, человек высокий, сильный… — начал Грушевский.
— Зимородов, — вставил Тюрк.
— И фамилию по синякам? Ну, ты, брат, виртуоз!
— Да нет, это версия, Зимородов и сам признался, что не сдержал, так сказать, «порыва чувств», но цели убить не преследовал.
— Судя по тому, что нет сильных внутренних повреждений (я нашел только разрыв нескольких мелких капилляров, а хрящи там хрупкие), это похоже на правду. — Василий Михайлович закурил следующую папиросу. Дым густой пеленой повис в тесном кабинете. — Но самое интересное — это…
— Царапина на лбу, — встрял Тюрк. Профессор переглянулся с другом. Грушевский пожал плечами. Тюрк никогда не давал и ему самому блеснуть чем-нибудь. Сколько анекдотов он загубил своими неуместными замечаниями под конец! Сколько триумфов, дорогих хорошему рассказчику, зарезал!
— Понятия не имею, кто и как нанес эти царапины княжне и горничной, но они идентичны…
— Они совершенно разные. И нанесли их разные руки, — скучно и монотонно начал пояснять Тюрк.
— Мы считаем, здесь действовали убийца и подражатель… — едва успел вставить Грушевский.
- Случай в Москве - Юлия Юрьевна Яковлева - Исторический детектив
- Халява для раззявы - Кондратий Жмуриков - Исторический детектив
- След на мокром асфальте - Валерий Георгиевич Шарапов - Исторический детектив / Криминальный детектив
- Дело о пропавшем векселе, выписанном на предъявителя - Сергей Чистяков - Драматургия / Историческая проза / Исторический детектив / Периодические издания
- Приказчик без головы - Валерий Введенский - Исторический детектив
- Месть в Годзиингахаре - Огай Мори - Исторический детектив
- Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого - Евгений Анисимов - Исторический детектив
- Дочь палача и ведьмак - Оливер Пётч - Исторический детектив
- Смерть на перекрестке - Дэйл Фурутани - Исторический детектив
- Нечестивый союз - Сюзанна ГРЕГОРИ - Исторический детектив