Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результаты опроса коллег и друзей меня не обрадовали. Воронежский рынок в сравнении с московским просто крошечный. И весь жестко поделен. На работу здесь, в принципе, можно устроиться. Но нужно опять все начинать с нуля. Подходящей по моему сегодняшнему уровню должности сходу не добиться.
Нет, снова идти в референты не хочется. Да еще и в местное агентство. Да и кому нужен референт, который грамотнее начальника отдела, а может и самого директора. Ничего мне в Воронеже не светит. Оба города повернулись ко мне задницей…
9. На переломе
Я с мертвым лицом уходил на работу. И с таким же возвращался. Впрочем, домой я возвращался не сразу. В ставшую вдруг пустой и неуютной квартиру идти не хотелось. Сначала я заходил в бар. Не в «Репу», где слишком много знакомых. Нет, просто в бар, над дверью которого так и было написано: «Бар».
Глазел на людей, опрокидывал рюмашку. И еще одну. Так, для поднятия настроения. Но не поднималось настроение, просыпалась ярость. Да, что-то тяжелое рвалось из меня. Хотелось встать, схватить стул и бить вокруг так, чтобы полетели крошки стекол, зеркал.
Конечно, ничего подобного я себе позволить не мог. Просто выпивал еще и еще. Пока не начинал тупо улыбаться. Из глубин памяти всплывало:
«Я скажу тебе с последнейПрямотой:Все лишь бредни – шерри-бренди -Ангел мой.
Там, где эллину сиялаКрасота,Мне из черных дыр зиялаСрамота.
Греки сбондили ЕленуПо волнам,Ну, а мне – соленой пенойПо губам.
По губам меня помажетПустота,Строгий кукиш мне покажетНищета.
Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли -Все равно;Ангел Мэри, пей коктейли,Дуй вино.
Я скажу тебе с последнейПрямотой:Все лишь бредни – шерри-бренди -Ангел мой.»
Я добредал до дома и засыпал, не раздеваясь.
В одну из ночей зазвонил телефон.
– Какого черта! Кто?
В ответ услышал дрожащий голос отца:
– Сережа, мама умерла. Приезжай…
Я стиснул трубку в руке. И заревел…
Всего две недели назад она спросила меня:
– У тебя там ничего не случилось?
Случилось. Теперь действительно случилось…
Я прилетел в Воронеж. Отец рассказал:
– Сердечный приступ… «Скорая» приехала быстро. Но ничего сделать не смогли…
Сердечный приступ… О чем думала она в ту минуту? Может, это мысли обо мне так сильно сжали ее сердце?..
Прошли похороны. Была бессловесная Алена. Вовка с Гариком что-то говорили. Успокаивали. Перед глазами прошел целый поток родственников, знакомых, соседей…
Потом мы с отцом остались вдвоем в тихом доме. И я заметил вдруг, что не так уж он молод и здоров, как мне всегда казалось. Отец ведь годами даже старше мамы. Кто теперь позаботится о нем?
Отец, будто читая мои мысли, сказал:
– Езжай. Не волнуйся. У меня здесь еще есть брат, сестра, племяши. Мы гуртом не пропадем. А тебе о будущем думать нужно…
Чем я мог помочь ему, живя здесь в Воронеже? Отец бы только расстраивался, что помешал моей карьере, что его сын, бывший примером для всего квартала, вернулся и стал таким же, как и все. Как и все…
Вернулся в Москву. Нет, говорил я себе, Мамонтовых так просто не сломаешь. Пусть все против меня: Протасов, да хоть сам господь бог. Плевать. И я шел на работу как на войну. Вновь стал засиживаться допоздна в офисе. И возвращался домой, как и раньше, напрямую, не заходя в бар «Бар». Мне не хотелось опуститься, сдаться. Это не порадовало бы маму, это прежде времени свело бы в могилу и отца. Я убеждал себя, что смогу все снести, смогу добиться своего. С Протасовым ли, без него ли. Уйду в другое агентство. Или в конце концов создам свое.
Я чувствовал, как каменеет мое сердце. Как я превращаюсь в бронированную машину, действующую по заданному сценарию. И хотя что-то глубоко внутри робко протестовало, я не слушал его. И не хотел слушать подсевшую за обедом Катю:
– Спасибо. Соболезнований не нужно. У меня все хорошо. Приятного аппетита…
Катя не ела. Подперев подбородок руками, смотрела мне в глаза, стараясь поймать взгляд:
– Сер’гей, что с тобой? Ты очень изменился в последнее вр’емя. Я знаю пр’о маму… Но это не повод обвинять во всем всех и вся…
Я не поднимал глаз:
– Что ты хочешь от меня? Мне некогда. Да и не о чем нам разговаривать. У вас там в дирекции своя жизнь, у нас тут внизу – своя… Успехов вам и выдающихся результатов…, – встал я из-за стола, бросив вилку.
И услышал тихое:
– Дур’ак…
Весь день меня не покидало чувство вины – я напрасно обидел Катю. Ну и что? В агентстве я обидел, наверное, уже не первого человека. И видимо, не последнего. И черт с ними…
Выходя поздно вечером из офиса, увидел стоящую у дверей Катю:
– Сер’гей, нам нужно поговор’ить…
– О чем? – спросил я, но послушно пошел за ней.
Мы гуляли по скверу на другой стороне улицы. Молчали. И я злился на Катю. И на себя, что пошел за ней. Но уйти не мог.
А Катя, хотя и позвала меня поговорить, губ не раскрывала. Как будто ждала чего-то.
– Извини меня, – промямлил я наконец.
Она вздохнула:
– Слава богу… Оказывается, ты еще не совсем потер’ян для общества…
И снова замолчала. А меня вдруг понесло. Всегда все свои переживания я носил в себе, боялся, что, доверив их кому-нибудь, окажусь слабым, уязвимым. А тут рассказал все. Рассказал Кате – почти незнакомому человеку. Рассказал о Воронеже, об отце, о работе, о Протасове, о сослуживцах, которые, наверное, злорадствуют глядя на мои напасти…
Катя внимательно слушала меня. Когда я, выговорившись, облегченно замолчал, заговорила сама:
– Я вышла замуж пять лет назад. Я не любила его, пр’осто так получилось… Чер’ез два года после свадьбы у нас р’одился р’ебенок… А еще чер’ез год мы втр’оем попали на машине в ав’арию. Р’ебенок погиб. Муж стал инвалидом, пр’икован к койке… Я тогда пр’окляла все на свете. Ненавидела весь мир’, все вокр’уг. И раб’оту, конечно, и начальников, и сослуживцев. Меня чуть не уволили, когда я начала дер’зить всем подр’яд в общем-то из-за пустяков. Вовр’емя опомнилась. Поняла вдр’уг, что все в этом мир’е зависит в пер’вую очер’едь от нас. Да, все вокр’уг такого цвета, каким мы его видим. И я пр’осто сняла свои чер’ные очки. Стала думать не о возможных гадостях, а о возможном пр’иятном. И все снова на р’аботе наладилось. Да и дома, почти…
Она замолчала. Мне было легко оттого что я выговорился. И одновременно стыдно. У этой маленькой женщины было намного больше сил. У меня перехватило горло:
– Я… я…
Катя улыбнулась:
– Ничего не говор’и. Пр’оводи меня до остановки и сам езжай домой…
Я посадил ее в автобус:
– До свидания… Спасибо…
Утром меня разбудило солнце. Я вспомнил Катю и подмигнул ему. И впервые за несколько последних месяцев улыбнулся своему отражению в зеркале.
Забавно, но я как-то забыл обо всех проблемах, связанных с работой. Дела свои делал на автомате – все время думал о Кате. Искал с ней встречи. И она не избегала меня. Мы теперь обязательно обедали вместе. Каждый день. Чтобы не привлекать особого внимания в агентстве, сбегали в кафешки на соседних улочках. В противоположной стороне от «Бара».
В один из вечеров мы оказались в кафе совсем одни. И было как-то очень уютно. И моя память опять нашла в себе строки:
– «Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.»
Катя смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Улыбалась:
– Вот уж не ожидала от вас, господин менеджер!
Улыбался и я:
– Господин менеджер в школе, между прочим, в поэтический кружок ходил.
Катя прищурилась:
– А это ты знаешь?
«После полуночи сер’дце вор’ует
Пр’ямо из р’ук запр’ещенную тишь.
Тихо живет – хор’ошо озор’ует,
Любишь – не любишь: ни с чем не ср’авнишь…
Любишь – не любишь, поймешь – не поймаешь.
Не потому ль, как подкидыш, молчишь,
Что до полуночи сердце пир’ует,
Взяв на пр’икус сер’ебр’истую мышь?»
Я поцеловал ее.
По вторникам и четвергам Катя могла задерживаться после работы, и мы гуляли по тому самому скверику. Ходили в кино. Перебегали из одной кафешки в другую. И много, много болтали.
Вне офиса Катя была так непохожа на сдержанного, ни о чем, кроме работы, не думающего секретаря. Она умела шутить, весело смеялась. Она была сама жизнь.
Мы целовались на скамейках и в автобусе, в такси. А потом я совсем осмелел и пригласил ее к себе. Теперь по вторникам и четвергам, как только кончалось рабочее время, мы бежали ко мне.
Нам не хватало этих двух дней в неделю. Я хотел видеть ее чаще:
– Катя, выходи за меня замуж…
Она качала головой:
– Ты же знаешь: я не могу его бр’осить… Пусть все остается, как есть… Но я постар’аюсь сделать так, чтобы мы виделись чаще…
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Сводя счеты - Вуди Аллен - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- Тихий уголок - Питер Бигл - Современная проза
- Удивительная жизнь и приключения песика Туре. Книга вторая. «Стая» - Шон Горн - Современная проза
- Осенние цветы - Гао Синцзянь - Современная проза