Много чего передумано было мною в эти дождливые дни, есть и в них своя польза.
После обдумывания и написания своего труда я еще несколько дней мучился от безделья. «Хоть бы морозы поскорей ударили», – как заклинание повторял я. Но в природе все идет своим чередом, и на дворе был только ноябрь.
От нечего делать я заперся в кабинете, взял в руки древний манускрипт, что был найден мною в подземелье, недалеко от моей деревушки. Много чего интересного я узнал благодаря привидению, появлявшемуся каждый раз после прочтения непонятного заклинания.
Я вновь – в который уже раз! – прочитал непонятные слова.
В центре комнаты возникло марево; оно сгустилось до тумана – зыбкого, дрожащего, и в нем появилось лицо.
– Давно ты меня не вызывал, – сказал призрак.
– Некогда было, воевал, – буркнул я.
г – Поговорить захотелось? – возможно, мне показалось, но в голосе призрака прозвучали ехидные интонации.
– Узнать хочу, как дальше дела мои пойдут. Стоит ли мне ехать в Москву?
– Экий ты хитрый! От судьбы не убежишь, ее не обманешь. Но так и быть – подскажу, уж очень ты прямолинеен, прямо туп иногда. По моей подсказке Книгу судеб нашел, а склянки на полке видел?
– Так князь небось алхимиком был?
– Не без этого. Спустись снова в подземелье – там, в комнате, где Книгу судеб нашел, найдешь две одинаковые склянки. Порошок в них: в одной – белый, в другой – желтый. Свойства у них чудесные. Забери, они тебе пригодятся. И на том – прощай.
– Эй, погоди! Чего со склянками‑то делать?
Но лицо в тумане побледнело и исчезло, да и
сам туман несколько мгновений спустя рассеялся, как будто его и не было.
Вот так всегда – паук пыльный. Скажет что‑ то важное, да не все. Пойди – догадайся, что это за склянки и для чего они? Может, яд в них? Так мне он ни к чему. Я и ножа отравленного боялся, лишний раз в руки не брал, и после битвы нож так и не искал, да и сами ножны после боя сразу выкинул. Да нет, не должен призрак мне яд подсовывать. Не собираюсь же я царя или князей отравить. Но ведь сказал же призрак о склянках, стало быть – важное что‑то в этом есть. «Надо склянки найти, – решил я, – а потом видно будет, что с ними делать».
Только как туда добраться, когда дороги развезло? Опять ждать. Ждать, ждать – ненавижу это слово. Однако пришлось смириться, и больше времени проводить с семьей.
Я был ласков с женой, с Василием обсуждал прошедшие сражения – пытался заставить его мыслить, выискивать ошибки мои, его и воевод других полков. Я хотел, чтобы он думал, анализировал, а не просто только впитывал полученные, прочитанные или увиденные события. Да и вообще – дети должны быть совершеннее или умнее своих родителей – но крайней мере, к этому надо стремиться.
Молод был пока Василий – даже для десятника. Многие воины в его десятке, начинавшие еще при мне, были опытнее его. Но опыт – дело наживное, было бы желание учиться, а оно у сына было.
Наконец дожди прекратились, выпал первый снег, под которым еще была грязь. И только через неделю ударили морозы. Сразу резко похолодало – градусов до десяти. За несколько дней грязь замерзла, и на реке встал ледок – правда, пока тонкий, хрупкий.
– Вот что, Федор. Возьми веревку и фонарь. Хочу съездить к колодцу заброшенному.
– Ратников и лопаты брать? – уточнил Федька‑заноза.
– Нет, быстро обернемся и копать в этот раз не будем.
– Не лежит у меня душа ездить к тем развалинам, – признался Федька. – Чертовщиной там пахнет, нечистой силой.
– Однако книжицы, что мы оттуда достали, монахи с удовольствием взяли, – парировал я.
– Так‑то оно так, – вздохнул Федька. – Когда выезжаем?
– Давай завтра с утра.
Мы выехали утром, часов в девять – еще темно было, да зимой поздно светает. Немного вьюжило, воздух пах морозом, бодрил. А в полушубках и шапках тепло, на лошадях попоны теплые, бегут резво – застоялись в конюшне.
Вот и знакомые места – холмик небольшой, колодец прикрыт деревянным щитом. Едва нашли его под тонким пока слоем снега. А недели через две его навалит столько – до весны вход не найдешь.
Мы с трудом сдвинули примерзшую крышку, сбросили веревку. Я прихватил масляный фонарь в корпусе из олова со слюдяными оконцами, спустился, высек огонь и зажег фонарь. Тянуло сыростью, землею – навевало мысли о могиле. Тьфу, примнится тоже.
Я полез в узкий лаз. Вот и помещение, где нашли книги – пустое теперь. Так, направо дверь, переход, еще дверь… Точно, здесь Книгу судеб нашел.
Я поднял фонарь, осмотрелся. Его скудноватый свет выхватил запыленные полки, на них – непонятные кувшинчики. Не о них ли говорил призрак? По‑моему, он упоминал склянки.
Я повернулся к другой стене. Ага, есть – стекло блеснуло. Стоят на полке две склянки, по размеру – как стаканы, со стеклянными же притертыми пробками. Понюхать? Нет уж, рисковать не буду, заберу и рассмотрю уже при свете.
Я сунул склянки в заплечную суму и осмотрелся. Вроде бы больше ничего, заслуживающего внимания. Призрак каждый раз вещает новое о чем‑то, скрытом в развалинах. Нет, чтобы сразу про все рассказать.
Я выбрался из колодца, отряхнул с одежды и лица паутину.
– Ты прямо как диавол из преисподней вылез! – захохотал Федька. – И что же, спрашивается, лазил – ничего с собой и не взял. Не нашел, что ли?
Я отмолчался.
Мы задвинули бревенчатый щит на зев колодца, слегка набросали ногами снег. Если теперь и нужно зачем‑то будет в подземелье, то теперь уж – до весны.
Заехали в деревню, благо – Смоляниново было рядом; я поговорил с управляющим. Изба для кружевницы была поставлена, и теперь для мастерицы делали коклюшки да нить готовили. Это хорошо – будет чему детям крестьянским поучиться, ума‑разума набраться. Эх, школу бы еще сделать – хотя бы для того, чтобы детей грамоте учить. Грамотный человек любому ремеслу обучается быстрее, да и отдача от него больше. Надо будет по весне обдумать. Воскресные церковные школы в больших приходах существуют, Да там только Библию читают и Жития святых. А мне хотелось научить детей читать и писать, простому счету.
Избу сделать не проблема, – где учителя найти? Может, с настоятелем Саввой поговорить? Монахи все грамоте обучены, может, и изъявит кто желание. Не близко, конечно, от монастыря – так подводу летом или сани зимой могу выделить. Надо съездить, поговорить. Найдется желающий – будет и изба.
Домой мы вернулись в сумерках, когда на небе уже звезды ярко светили да месяц высоко стоял. Вокруг месяца ореол радужный светился – к морозу.
И в самом деле – морозы трескучие ударили, покрыв реки прочным ледяным панцирем, а потом пришли вьюги, замело‑закрутило, сугробы навалило до пояса. Одной ребятне радость – на санках с горок покататься.
Янесколько раз запирался в кабинете, доставал склянки с порошками – смотрел, нюхал – даже, взяв несколько крупинок, положил их на язык. Ровным счетом – ничего! Нет, надо вызывать привидение, пусть объяснит, для чего этот порошок, а то так и отравиться недолго.
Япроверил, заперта ли дверь, и, достав манускрипт, прочитал заклинание. В комнате вновь появился туман, а в нем – знакомое уже лицо привидения или духа – уж и не знаю, как его точнее назвать.
– Вижу – послушал моего совета, нашел склянки.
– Найти‑то я их нашел, да ума не приложу – для чего они и как пользоваться порошками.
– Слышал ли ты о Хроносе?
– А как же – повелитель времени.
– Неуж знаешь? Тогда слушай. Если возьмешь из склянки желтого порошка да над свечой его сожжешь, увидишь то, что было в прошлом. Чем больше порошка на огонь свечи высыпаешь, тем дальше во времени видения увидишь.
– Ни фига себе!
– Не ругайся – не люблю.
– А белый порошок?
– Пользоваться им так же, но эффект другой. Спалишь несколько крупинок – окутает тебя туманом, и станешь ты на короткое время невидимым. Больше порошка – дольше эффект. Но не увлекайся.
– А сколько времени я невидимым буду?
Но вопрос повис в пустоте. Туман, а с ним и
привидение рассеялись бесследно.
Так! Яошарашенно уселся на топчан. Оказывается, скляночки‑то не простые. Явзял их в руки. Похоже, ими пользовались: порошка в каждой – наполовину. Интересно, но и жутковато. Поймают если на использовании – никакой государь не поможет. Сожгут на костре, как дьявольское порождение, как нечистую силу. Не сказать, что я верил во всякие чудеса, но ведь и сам с чем‑то подобным столкнулся. Проходил же я через стены и мог бросать с руки огонь – стало быть, существует в природе что‑то, что наука объяснить не может.
Любопытство перевешивало естественный страх перед неведомым; я осторожно взял маленькую щепотку из склянки с белым порошком и бросил на огонь свечи. Зашипело, брызнуло в стороны маленьким фейерверком, напоминающим бенгальский огонь. И ничего не произошло – ну то есть совсем ничего.
