Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цао Цао поначалу тоже разгадал стратагему 34 и точно ее определил. Здесь видна высокая проницательность китайцев в отношении стратагем. Своим смелым поведением Кань Цзэ сумел отвлечь внимание Цао Цао от уже обнаруженной тем стратагемы, затруднив ему видимость напущенным туманом своих речей. Что же касается Хуан Гая, то его стратагема принесла свои плоды в решающий момент сражения у Красной скалы (см. 35.1).
Сам поджог Хуан Гаем, когда он якобы шел сдаваться, скованных цепями судов Цао Цао исторически подтвержден в отличие от использования им стратагемы нанесения себе увечья. Но как раз благодаря этому приписываемому ему деянию и славен до сих пор Хуан Гай в Китае. Подобно тому, как старый вояка Хуан Гай своей стратагемой самопожертвования проложил путь к успеху молодому Чжоу Юю, ныне старые руководящие кадры должны поддерживать идущее им на смену молодое поколение, призывает в статье «Похвала уму Хуан Гая» Дуань Ихай (Жэнъминь жибао. Пекин, 8.03.1993). А в возведенном более 200 лет назад храме Цзуши[443] в Санься (на юго-западе Тайбэя) на противоположной главному входу стене до сих пор можно видеть каменный барельеф, на котором изображен Хуан Гай, стойко переносящий тяготы стратагемы нанесения себе увечья. В центре композиции стоит Чжоу Юй в роскошном одеянии. Справа мы видим знакомые лица из Троецарствия. Военачальник Хуан Гай лежит лицом к земле. Слева от него стоят военачальники, наблюдающие за экзекуцией, а также стражники, наносящие палочные удары.
34.2. Второе задание Ян Ху
В «Сказании о Юэ Фэе» [ «Шо Юэ цюань чжуань»] Цянь Цая (XVIII век) описывается героическая борьба полководца Юэ Фэя (1103–1142) (см. 7.18) против чжурчжэней. 31-я глава называется «Перебрасываясь боевым топором, открыто победить храброго военачальника. Прибегнув к уловке нанесения увечья, тайно овладеть горой Канлан».[444] Затем выражение для стратагемы 34 встречается в романе трижды.
Перешедший на сторону Юэ Фэя разбойник Ян Ху по его заданию отправляется к Ло Хуэю и Вань Жувэю, главарям разбойничьего стана, чтобы склонить их сдаться. Но это ему не удается, и он вынужден несолоно хлебавши вернуться назад. Юэ Фэй, заподозрив, что Ян Ху тайком переметнулся к разбойникам, повелевает дать ему сто палок. Однако, когда Ян Ху всыпали двадцать палок, за него заступается Ню Гао, старый боевой соратник Юэ Фэя, и его прощают. Вскоре после этого Юэ Фэй отправляет к нему посланца с тайной бумагой, в которой просит его опять отправиться к разбойникам. Следы ударов на теле Ян Ху должны убедить их в том, что он — не лазутчик Юэ Фэя. Поначалу главари подозревают, что Ян Ху прибег к стратагеме 34, но, когда тот выхватил меч, делая вид, будто собирается покончить с собой, они перестают сомневаться и с распростертыми объятиями принимают его. Через некоторое время Юэ Фэй начинает сражение с разбойниками, в ходе которого Ян Ху с [Юй Хуалуном, ] вторым лазутчиком Юэ Фэя, нападают из-за спины на обоих главарей и убивают их. Разгромив разбойников, Юэ Фэй теперь может целиком сосредоточиться на борьбе с чжурчжэнями.
В отличие от согласованных с Хуан Гаем действий Чжоу Юя здесь Ян Ху наказывают взаправду. Лишь после этого Юэ Фэй решает использовать избитого Ян Ху для уловки.
34.3. Неприятель — сам военный глава города
Об использовании стратагемы 34 на Западе известно издавна. Как сообщают Геродот (ок. 490–430) [Книга III, Талия, 153–160][445] и в ином изложении Фронтин (ок. 40—103), «персидский царь Кир умышленно изувечил лицо приближенного своего Зопира, в верности которого он был убежден, и отослал его к неприятелю. Зопира сочли злейшим врагом Кира, что подтверждалось нанесенным ему увечьем, и это убеждение он еще подкреплял тем, что в боях выбегал поближе вперед и направлял свои дротики против Кира; в результате он сдал Киру порученный ему город Вавилон (538 г. до н. э.)» [Фронтин. «Военные хитрости» (Strategemata). III. 3, 4: «Как вызвать предательство». Пер. А. Рановича] (см. также: Фронтин: военные хитрости («Frontinus: Kriegslisten»). Пер. на нем. Герхарда Бендца (Bendz). 2-е изд. Берлин — ГДР, 1978, с. 135 и след. М.А. Дандамаев, Политическая история державы Ахеменидов («A Political History of the Achaemenid Empire»). Лейден, 1989, с. 124).
34.4. Избежавший покушения отца
Тарквиний Гордый, согласно преданию седьмой царь Рима, правил в 533–509 гг. до н. э. «53…После безуспешной попытки взять [близлежащий] город [Габии] приступом, после того как он был отброшен от стен и даже на осаду не мог более возлагать никаких надежд, Тарквиний, совсем не по-римски, принялся действовать хитростью и обманом. Он притворился, будто, оставив мысль о войне, занялся лишь закладкою храма и другими работами в городе, и тут младший из его сыновей, Секст, перебежал, как было условлено, в Габии, жалуясь на непереносимую жестокость отца. Уже, говорил он, с чужих на своих обратилось самоуправство гордеца, уже многочисленность детей тяготит этого человека, который обезлюдил курию и хочет обезлюдить собственный дом, чтобы не оставлять никакого потомка, никакого наследника. Он, Секст, ускользнул из-под отцовских мечей и копий и нигде не почувствует себя в безопасности, кроме как у врагов Луция Тарквиния. Пусть не обольщаются в Габиях, война не кончена — Тарквиний оставил ее лишь притворно, чтобы при случае напасть врасплох. Если же нет у них места для тех, кто молит о защите, то ему, Сексту, придется пройти по всему Лацию, а потом и у вольсков искать прибежища, и у эквов, и у герников, покуда он наконец не доберется до племени, умеющего оборонить детей от жестоких и нечестивых отцов. А может быть, где-нибудь встретит он и желание поднять оружие на самого высокомерного из царей и самый свирепый из народов. Казалось, что Секст, если его не уважить, уйдет, разгневанный, дальше, и габийцы приняли его благосклонно. Нечего удивляться, сказали они, если царь наконец и с детьми обошелся так же, как с гражданами, как с союзниками. На себя самого обратит он в конце концов свою ярость, если вокруг никого не останется. Что же до них, габийцев, то они рады приходу Секста и верят, что вскоре с его помощью война будет перенесена от габийских ворот к римским. С этого времени Секста стали приглашать в совет. Там, во всем остальном соглашаясь со старыми габийцами, которые-де лучше знают свои дела, он беспрестанно предлагает открыть военные действия — в этом он, по его мнению, разбирается как раз хорошо, поскольку знает силы того и другого народа и понимает, что гордыня царя наверняка ненавистна и гражданам, если даже собственные дети не смогли ее вынести. Так Секст исподволь подбивал габийских старейшин возобновить войну, а сам с наиболее горячими юношами ходил за добычею и в набеги; всеми своими обманными словами и делами он возбуждал все большее — и пагубное — к себе доверие, покуда наконец не был избран военачальником. Народ не подозревал обмана, и когда стали происходить незначительные стычки между Римом и Габиями, в которых габийцы обычно одерживали верх, то и знать и чернь наперерыв стали изъявлять уверенность, что богами в дар послан им такой вождь. Да и у воинов он, деля с ними опасности и труды, щедро раздавая добычу, пользовался такой любовью, что Тарквиний-отец был в Риме не могущественнее, чем сын в Габиях. И вот, лишь только сочли, что собрано уже достаточно сил для любого начинания, Секст посылает одного из своих людей в Рим, к отцу, — разузнать, каких тот от него хотел бы действий, раз уже боги дали ему неограниченную власть в Габиях. Не вполне доверяя, думается мне, этому вестнику, царь на словах никакого ответа не дал, но, как будто прикидывая в уме, прошел, сопровождаемый вестником, в садик при доме и там, как передают, расхаживал в молчании, сшибая палкой головки самых высоких маков. Вестник, устав спрашивать и ожидать ответа, воротился в Габии, бросив, как ему казалось, дело на половине, и доложил обо всем, что говорил сам и что увидел: из-за гнева ли, из-за ненависти или из-за природной гордыни не сказал ему царь ни слова. Тогда Секст, которому в молчаливом намеке открылось, чего хочет и что приказывает ему отец, истребил старейшин государства. Одних он погубил, обвинив перед народом, других — воспользовавшись уже окружавшей их ненавистью. Многие убиты были открыто, иные — те, против кого он не мог выдвинуть правдоподобных обвинений, — тайно. Некоторым открыта была возможность к добровольному бегству, некоторые были изгнаны, а имущество покинувших город, равно как и убитых, сразу назначалось к разделу. Следуют щедрые подачки, богатая пожива, и вот уже сладкая возможность урвать для себя отнимает способность чувствовать общие беды, так что в конце концов осиротевшее, лишившееся совета и поддержки габийское государство было без всякого сопротивления предано в руки римского царя» [Тит Ливии. «История Рима от основания города», кн. I, 53–54. Пер. с лат. В. Смирина].
- Предать Путина. Кто «сдаст» его Западу? - Эрик Форд - Политика
- Проклятие дома Виндзоров - Владимир Абаринов - Политика
- Национальная история как общественный договор. От экономического гегемонизма к консенсусу традиций - Александр Щипков - Политика
- Викиликс. Откуда НАТО нападет на Россию - Вадим Воловой - Политика
- Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Россия против Запада. 1000-летняя война - Лев Вершинин - Политика
- Вторая книга - Адольф Гитлер - Политика
- Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов - Политика
- Смертоносный экспорт Америки — демократия. Правда о внешней политике США и многом другом - Уильям Блум - Политика
- Мягкая мощь. Как я спорил с Бжезинским и Киссинджером - Джозеф Най - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика