Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А у тебя? — Марик спросил это с вызовом.
— Я жила в Остре. Там вокруг одни евреи. И считалось, что это хорошо. А потом я стала взрослая и сама разбиралась. А у тебя? — Я нарочно заострила вопрос взглядом прямо в глаза Марику.
— Я через такое прошел, никому не пожелаешь. Но то же была война. Я вопросов не задавал. Когда захотел задать — некому было. Отца и мать сожгли в синагоге, сразу, когда немцы пришли. И бабушку с дедушкой там же, и еще человек двести с детьми. Я убежал в лес. Специально тебе не рассказывал, чтобы не растравлять. Такие воспоминания до добра не доводят. Всем известно. Тут ты мне Америку не открыла. Поняла? Не у кого было спрашивать.
— А у Эллочки есть, с кого спросить. С нас она спросит. Имей в виду.
Да. И про Марика я ничего не знала.
Обрывки, обрывки, обрывки.
В общем, шуба отошла далеко на посторонний план. На повестку дня под Новый год встало совершенно иное. Я не стремилась испортить настроение Марику. Но сколько я могла носить ответственность в себе? Тем более что он первый начал перекладывать на меня все: и вес, и одежду, и успеваемость Эллочки.
И только в тот момент я осознала, что веду жизнь на нескольких фронтах: на остерском, тихоокеанском, и двух московских — Марик с Эллочкой и Репков. На четырех и даже больше.
Новый год отметили кое-как в семейном кругу. Эллочка обрадовалась велосипеду, но когда уселась, шины сдулись под ее тяжестью. Я обратила на этот факт внимание. Она — в слезы. Марик замахал на меня рукой, тут же схватил насос и подкачал шины.
Я подарила Марику хорошую записную книжку и китайскую авторучку с золотым пером. Он вечно записывал своих клиентов на клочках и терял.
А ведь я осталась без подарка, даже без мелочи. Тем не менее я нарочно проявляла веселость и непринужденность. Когда показывали «Кабачок 13 стульев», я громко подпевала, не считаясь с мнением Марика и Эллочки.
Да. Голоса у меня нет. И слуха нет. И ничего у меня нет.
Но дело не в этом.
Примерно через неделю после Нового года в почтовом ящике я обнаружила поздравительную открытку от Блюмы. Ничего плохого. С новым счастьем, крепкого здоровья. И подпись: «Твои родные Блюма, Фима, Фаня, Гиля». Меня не удивила подпись на открытке. Блюма есть Блюма.
Под предлогом смены замка на почтовом ящике я отобрала ключ у Марика и внутренне постановила: корреспонденцией занимаюсь только я. Для Марика отныне ящика не существует.
Нужен трезвый взгляд. Даже мужской. Кроме Репкова, разобрать ситуацию некому.
Я выработала план: рассказать в общих чертах Репкову ситуацию. Рассмотреть его реакцию как лица незаинтересованного. А дальше поступить по собственному усмотрению.
Да. В конце концов, человеку нужна не истина, а то, как все обстоит на самом деле. Хоть бы для отчета себе.
Дней десять я выдержала, не давала знать о себе Саше, чтобы он позвонил первый.
Хватала трубку на всякий звонок и сильно рисковала. Но добилась своего. Он соскучился и просил о встрече. Позвонил с утра, когда Марик был на работе, сказал, что может прийти прямо тут же. Я отказалась без придумок. Отказалась — и точка.
Я говорю:
— Мне надоело быть у тебя на второе. Может, ты как-то устроишь, чтобы мы с тобой на целый день были вместе?
— Ну что я могу, если у меня семья, у тебя тоже обуза. Можно ко мне на дачу съездить в выходной. Я иногда сам езжу, никто не удивится. Но ты не сможешь на долгое время, да еще в воскресенье.
— Смогу.
Тут же в уме решила, что скажу Марику: посоветовали отличную портниху, мастера по иностранным журналам мод, принимает только по воскресеньям, так как еще работает на основном месте — в театре. Сначала вроде поеду по магазинам искать материал, потом к ней. День в распоряжении. А Марик, между прочим, пусть проведет денек наедине с Эллочкой. И потом мне доложит, как с ней вести беседы и слушать ее капризы на все стороны.
Так получилось, что подруг и личных знакомых в Москве у меня не завелось. Все через Марика. Он удивился, кто же подсказал портниху. Я непринужденно оправдалась, что звонила приятельница из школы, в которой я преподавала.
Он заметил сквозь зубы:
— Ясно. Мы с Эллочкой пойдем на экскурсию в планетарий, потом в зоопарк. Она давно просилась. Я рассчитывал, что мы втроем. Теперь вдвоем, без тебя.
— Если бы ты меня заранее предупредил, я бы пошла. А теперь я не могу отказаться от портнихи. У нее очередь на полгода вперед.
Марик легонько постучал кулаком по столу. Не для скандала, просто как жест.
— Хорошо, что на полгода вперед. А то ведь бывает иногда, что на полгода назад.
И посмотрел мне в глаза.
Я быстро посчитала, что такое было полгода назад. Кроме смерти мамы — ничего примечательного. И что он имел в виду, до сих пор не понимаю.
На даче во всем видимом вокруг пространстве лежал чистый белый снег. Я радовалась красоте с тишиной пополам. Саша находился в приподнятом торжественном настроении. Это была наша первая встреча по-настоящему в независимом состоянии.
Я выбрала хорошую минуту и сказала:
— Вот мы с тобой вместе уже больше месяца. А ты ведь про меня ничего не знаешь. Тебе интересно?
— Что интересно?
— Узнать про меня, про мою жизнь. Что ты про меня думаешь?
Саша задумался. Потом ласково сказал:
— Я думать не хочу. Смотрю на тебя и любуюсь. И все. Зачем думать? Нам не по двадцать лет, чтобы переделывать свою жизнь. Если ты начнешь мне рассказывать, получится, что надо тебе помочь в чем-то. Материально, конечно, — пожалуйста. А кроме денег — что можно сделать?
Саша говорил, как всегда, спокойно и точно. Возразить нечего.
И все же я ответила, как намечала заранее:
— Мне нужно посоветоваться. Просто совет — это никаких забот тебе не прибавит.
Саша рассмеялся:
— Мне — нет. А тебе, может, прибавит. Подумай, не надо сейчас ничего говорить. У нас счастливый день. Только и заботы — не пропустить свою электричку.
— Ладно. Не отвечай ничего развернуто. Только «да» или «нет».
Вижу, Саше интересно. Я повела разговор дальше.
— Человек состоит из фактов и размышлений по поводу этих фактов. Да?
— Да.
— Факты таковы: у меня есть муж, дочь и сын. Дочь в школе, сын в армии. Муж — работает. Да?
— Да.
— Сына я боюсь. Дочь мне чужая. Мужа уже не люблю. Я ничего не делала специально, чтобы так получилось. Сложение обстоятельств и больше ничего. Но у меня осталась впереди жизнь, которую надо провести достойно. Мне тридцать восемь лет. Почти тридцать девять. Ты старше меня. Но ты мужчина, и тебе возраст не помеха. А мне — помеха. Я старею на глазах. Моя жизнь кончена? Скажи одним словом.
Саша молчал. Я специально подвела, чтобы одним словом не получалось.
— Ты мне не раскрыла главного. Почему ты боишься сына, почему дочка чужая, почему не любишь мужа. Но я лезть не буду. Не надейся. Сказала — и сказала. Факт. Тем более я знаю в результате собственной жизни — важен результат. И точка. Раз ты фактически внутри себя постановила считать такой факт, такую точку, значит, твоя жизнь кончена.
Саша смотрел мне в глаза и улыбался.
Я переспросила:
— Кончена?
Я стремительно начала одеваться без разбора: белье, чулки, юбка. Комбинацию забыла, свитер напяливала уже возле двери.
Саша лежал и молчал. Когда я с усилием просовывала голову в узкое горло свитера, раздался его спокойный голос:
— Я сказал тебе то, что ты сама хотела услышать.
Я заплакала. Ворот сдавил мне шею. Я тянула его во все стороны. Но нитка крепкая и вязка специально такая, чтобы не растягивалась: двойная косичка.
— Успокойся. Ты артистка в душе. Тебе мало эффектов, и ты придумываешь. Точно говорю. Придумываешь. Да?
Я ответила, как было условлено мной же, — одним словом:
— Да.
Моя далеко идущая ошибка заключалась в том, что в результате частичного пересказа волнующих проблем я получила еще один лишний вопрос: стоит ли мне жить?
Но Саша дал мне мысль: пересмотреть то, на чем я поставила точку. Все-таки положительный итог из разговора я вынесла. И вынесла на своих плечах. А жить или не жить — всегда можно подумать, когда придешь к окончательному выводу.
Установилось затишье.
Марик предложил устроить широкое празднование своего дня рождения. Тем более — сорокалетия. Я согласилась, так как считала, что подобные мероприятия укрепляют общность.
С энтузиазмом покупала продукты, размышляла, что приготовить, как распределить нагрузку по кухне, чтобы не сваливать на один день.
Привлекла Эллу. Мы вместе с ней говорили о подарке. Элла предложила нарисовать картину. В школе им показали, как пользоваться акварельными красками, и девочка увлеклась. У нее было все необходимое.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Про Иону - Маргарита Хемлин - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Волшебный свет - Фернандо Мариас - Современная проза
- Сингапур - Геннадий Южаков - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Книга иллюзий - Пол Остер - Современная проза
- Четвертая рука - Джон Ирвинг - Современная проза
- В поисках Ханаан - Мариам Юзефовская - Современная проза
- В стране уходящей натуры - Пол Остер - Современная проза