Форма входа
Читем онлайн Философский камень. Книга 1 - Сергей Сартаков
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И вот Тимофей расставался с Васениным.
Теперь, сидя за чайным столом, они больше молчали. Васенин, взглянув в окно, спросил:
— Зайдет ли Володя Сворень?
Тимофей промолчал. Он боялся выдать себя, свою тоску, свою любовь к комиссару. Ему было жаль уезжать, оставлять одиноким близкого человека. Конечно, вокруг Васенина, как всегда, будут тысячи людей, но дома-то он все-таки одинок. Войдя в эту комнату, подолгу будет стоять у порога, не сразу снимет фуражку, не сразу распахнет створки окна. Очень трудно будет и ему, Тимофею. Кто знает, как она сложится, новая жизнь? А к кому вот так доверительно придешь, с кем так запросто посоветуешься?
— Наверно, не заглянет больше Володя, — сказал Васенин, и в голосе комиссара Тимофею почудились обида и горечь. — Ну, да, впрочем, мы с ним уже распрощались. Кстати, он тоже решил мою память проверить. Спросил, помню ли я давний разговор на станции Худоеланской. Дескать, обещался я тогда у Тихого океана про «полную суть коммунизма» ему рассказать. И не рассказал, дескать. Понимаешь, Тима, не запомнился мне тот разговор. Но я ответил ему: «Вот закончишь военную школу, тогда поговорим, тогда ты и сам мне расскажешь». А он засмеялся — и, знаешь, как-то… неладно засмеялся.
Васенин помолчал, побарабанил пальцами по столу.
— Провожать вас на вокзал я не приду, завтра у меня командирские занятия.
Тимофей знал, что командирские занятия начинаются в девять, на два часа позже отправления поезда, и угадывал, почему не хочет прийти на вокзал Васенин.
И снова они замолчали.
— Слушай, Тима, а у тебя ведь усы начинают расти! Еще вчера их и не было.
— Ну какие это усы, товарищ комиссар? — Тимофей потрогал верхнюю губу. — И сейчас ничего нет.
— Растут, растут, — сказал Васенин торопливо. — Да-а… Жизнь себе идет полным ходом. — Он взял книгу, которую принес Тимофей, подержал, как бы взвешивая, в руке. — Жизнь идет… Так сказать, диалектика природы в действии.
— А что такое жизнь? — с ударением спросил Тимофей. — Помните, обещали: потом, потом…
— Ну? Опять проверка моей памяти?
— Вы ведь так ни разу серьезно мне и не ответили. Только всегда обещали: потом, потом…
— А-а! Что ж, могу. Теперь я даже обязан ответить совершенно серьезно. Когда еще снова задашь ты мне этот свой надоедный вопрос? Жизнь — это неразгаданное чудо природы, пользоваться которым выпало счастье и человеку, — сказал Васенин, глядя в сторону, в окно, за которым шатались на ветру тонкие макушки молодых тополей.
— У Энгельса написано: «Жизнь есть способ существования белковых тел…»
Васенин быстро повернулся к Тимофею, бросил книгу на стол.
— Тима, не хотелось бы мне, чтобы ты читал Энгельса или, к примеру, Маркса, Ленина так, как прочитал сейчас.
— Да нет, Алексей Платоныч, совершенно точно. — Тимофей даже слегка растерялся. — Хотите, я сейчас вам это место найду.
— Не надо, Тима, не надо. Жизнь действительно есть способ существования белковых тел. И точнее определить невозможно. Но разве одна эта формула исчерпает всю глубину и многообразие жизни? Я боюсь формул, когда ими начинают разговаривать очень молодые люди. Ты знаешь химическую формулу воды?
— Знаю: аш два о.
— И это все, что можно сказать о воде? Часто ли, думая о воде, ты мысленно произносишь эту формулу?
— Да я же, Алексей Платоныч…
— Понимаю, понимаю. И все-таки, Тима… Не сделай сердце свое только органом кровообращения. Знаешь, меня что-то кольнуло в самой твоей интонации. Торжествующей, победительной. Будто тебе и на самом деле вдруг стало известно, что же такое жизнь. Бойся в суждениях своих торопливости! Он откинулся на спинку стула, полуприкрыл глаза, и Тимофей отметил про себя, что у Васенина лицо теперь все изрезано морщинками, словно бы окутано тоненькой сеткой, а этого совсем недавно еще не было. — Ты понимаешь, не знаю даже, что для уяснения истины опаснее: промедлить или поспешить. Промедлишь — придешь к истине позже, потеряешь драгоценное время; поспешишь — может случиться, и вовсе на галопе проскочишь мимо, уйдешь от истины в сторону. Вот я тебе даю разные наставления. А какое у меня на это право? Словно бы я сам ни в чем и не ошибался и всегда приходил к истине точно вовремя. Конечно, нет, но ведь кто-то должен наставлять идущее вслед поколение! Как будет недостойно старших, если их сыновьям придется заново открывать Америку, выдумывать колесо и ломать голову над квадратурой круга. Не говорю уже о поисках вечного двигателя. Или философского камня — предмета многих забот и душевных страданий трагического капитана Рещикова.
— А я ведь как раз о нем и вспомнил, товарищ комиссар, когда вам ради шутки задал свой вопрос, — сказал Тимофей. — Только поэтому и спросил.
— Нет, Тима, шутки у тебя не получилось. Можно сколько угодно осмеивать чертей и ангелов, которых действительно на свете не существует, но изощряться в дешевом остроумии по поводу таких глубочайших понятий, как «жизнь», «вечность», «бесконечность», о которых ты просто еще мало знаешь, вряд ли это присуще подлинному мыслителю.
— Понимаю, Алексей Платоныч…
— И еще. Никогда не криви душой, Тима! Из кривого ствола винтовки в цель не попадешь… А когда ты станешь ученым… — Васенин хлопнул по столу ладонью и засмеялся. — Станешь, станешь! Не век ты будешь носить шинель, хотя сейчас это нужно родине. Да и для тебя полезно — дисциплинирует. Но не век будут терзать человечество жестокие войны. Верю в разум человеческий, верю в силу трудового народа на всем земном шаре, верю в коммунизм! И ты, Тима, совсем еще молодой, дождешься этого… Нет, почему — добиться надо этого! Словом, пока походишь в шинели. А потом непременно станешь и отличным ученым. Понимаю, тебе хочется побыстрее. Так ты совмещай. Поставь себе это второй целью в жизни. И станешь! Ученых, знающих все, повторяю, нет и не может быть. Но есть и будут всегда ученые, знающие очень много. К этому стремись!
Он встал, прошелся по комнате, растирая ладонями виски. Оглядел стену, маленький холщовый коврик, увешанный оружием — личным, наградным и разными техническими диковинками, — отрицательно покачал головой. «Нет, не годится!» Потом пробежал взглядом по этажерке с книгами. Снял одну, подал Тимофею.
— Должен я что-то при расставании подарить тебе на память. Это обычай народный. Пусть у тебя окажется еще одна книга, подаренная мной. Вот «Слово о полку Игореве», возьми! Нет, погоди, я сперва сделаю надпись. — Он набросал несколько строк и прочел вслух: — «Моему младшему брату Тимофею. На дальнюю дорогу. Алексей». Вот так! Объяснять свою надпись не буду, кажется, все понятно. О самой же книге немного скажу. Она на древнеславянском языке, перевода на современный русский язык здесь нет. Придется постигать самому. Видишь, тысячи лет еще не прошло, а объясняться со своими предками приходится уже через посредников. Вот она, как жизнь течет! Да-а… И мы с тобой кому-то ведь тоже со временем придемся далекими предками, и написанное нами сейчас через тысячи лет будет читаться, как написанное на древнерусском языке. Так надо же, чтобы наши мысли, наши слова и дела, подобно «Слову о полку Игореве», тоже помнились тысячи лет. Вот с таким значением сегодня я и дарю тебе эту книгу. Шагай, Тима! Шагай в тысячелетия! Не себе — народу своему пробивай дорогу в тысячелетия. Ну, прощай! Мне еще надо подготовиться к командирским занятиям.
Васенин обнял Тимофея, постоял так и легонько отстранил от себя.
— Ступай! Хочешь, на дорогу, на длинную твою дорогу, я тебе загадаю загадку? Так сказать, по сути нашего сегодняшнего разговора. Ты вот вычитал и знаешь уже, что «жизнь есть способ существования белковых тел…». Великие, бессмертные слова Фридриха Энгельса! Но белковые тела далеко не одинаковы, и способы их существования бывают разные, человек — тоже белковое тело. Итак, жизнь есть только способ… А вот тебе загадка: цель, смысл жизни? Задумайся над этим. Каков смысл жизни белковых тел? В том числе человека…
10
Путь на запад был совсем иной, чем путь на восток.
Тогда Тимофей шел, на каждом шагу делая для себя удивительные открытия; теперь ему все уже представлялось знакомым, привычным. Теперь он редко спрашивал, чаще сам отвечал на вопросы других. Тогда он шел или ехал, куда двигалась вся армия, куда шел или ехал комиссар Васенин, теперь он ехал один.
И хотя Володя Сворень занозисто командует вблизи больших станций: «Тимка, сбегай за кипятком! Пора нам чайку попить», — это не значит, что Тимофей подчинен ему. Нет, теперь Тимофей сам себе хозяин. На стоянках он может сколько угодно расхаживать вдоль состава, а когда поезд тронется и начнет набирать скорость, может вскочить в самый последний вагон и ехать в нем до следующей остановки, не опасаясь выговора. И эта свобода совсем не похожа на ту, с какой он, тоже самостоятельно, когда-то ехал из госпиталя искать свой полк. Эта свобода похожа на ту, что была раньше в тайге, на охоте. Сейчас он может, если ему захотелось бы, даже вообще сойти с поезда на любой станции и задержаться там на целую неделю, в пределах срока действия «литера». Он может все!
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Философский камень. Книга 1 - Сергей Сартаков бесплатно.
Похожие на Философский камень. Книга 1 - Сергей Сартаков книги
- Ночной сторож, или семь занимательных историй, рассказанных в городе Немухине в тысяча девятьсот неизвестном году - Вениамин Каверин - Советская классическая проза
- Машинист - Михаил Фёдорович Колягин - Советская классическая проза
- Пробитое пулями знамя - Сергей Сартаков - Советская классическая проза
- Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков - Советская классическая проза
- Богема - Рюрик Ивнев - Советская классическая проза
- Плавучая станица - Виталий Закруткин - Советская классическая проза
- Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
- Рябина, ягода горькая - Геннадий Солодников - Советская классическая проза
- Севастопольская страда - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский - Историческая проза / Советская классическая проза
- Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
