Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да какие там дружки! Это были легавые.
Я почувствовал себя полным дураком. И не из-за того, как они себя вели. Теперь бывают полицейские в штатском с такими бандитскими рожами, что хочется, увидев их, перейти на другую сторону. И, наглядевшись полицейских фильмов, они научились спускать курок, даже не успев поздороваться.
Но кто их мог предупредить? Единственно возможным объяснением было, что Лo Прести потихоньку сговорился с полицией. Поэтому едва почувствовав себя в опасности, он сам кинулся к ней за помощью.
— Дважды бесчестный предатель, — сказал Козентино.
— Как только встану на ноги, я с ним разделаюсь.
— Ни с кем ты не разделаешься. Пока что выздоравливай. Что, этот сукин сын не может подождать своей очереди? А тебя мы пошлем в отпуск.
И в самом деле, я провел неделю в Риме. Одному из друзей семьи Бонтате понадобился личный охранник. Когда у нас речь заходила о «гориллах», то наполовину в шутку, наполовину всерьез спрашивали: «Для видимости или на самом деле?» Личный охранник «для видимости» нужен лишь для того, чтобы производить впечатление, внушать страх и уважение, под пиджаком вместо револьвера у него может быть спрятан бутерброд. Настоящий же охранник, «всамделишный», спасет жизнь, умеет стрелять и пользуется абсолютным доверием.
Другом Стефано оказался Нино Сальво.[47] Я никогда его раньше не видел и даже не знал, кто он такой. Он произвел на меня впечатление важного барина, и по тому, как он держался со мной, понял, что он не знал, как вести себя с людьми моего круга. Мы разъезжали в спальных вагонах, и он терпеливо объяснял мне, что я должен делать при встрече с ожидающими его прибытия людьми. Я всегда должен был держаться в трех шагах позади него, если он входил в какой-нибудь дом, я должен был стоять рядом с дверью, как часовой ватиканской швейцарской гвардии, а в ресторане — сидеть за соседним столиком и потом расплачиваться по его счету. До тех пор я ни разу еще не был в театре. После всего неприятного, чего мне пришлось в жизни насмотреться, театр произвел на меня очень сильное впечатление. В конце дня синьор Сальво похвалил меня и сказал, что я ему нравлюсь.
Он меня выбрал за представительную внешность и потому, что у меня не было судимостей. Приехав в Рим, он нанял также рыжеволосую секретаршу такого соблазнительного вида, что от одного взгляда на нее мог хватить инфаркт. Секретарша, конечно, была «для видимости», и куда бы он ни шел, он всюду таскал ее за собой. Наверно, мы с этой секретаршей произвели на его римских знакомых сильное впечатление. Когда его гости с равнодушным видом бросали на меня украдкой любопытные взгляды, меня разбирал смех, и я уверен, что, если бы я крикнул им «Брысь!», они бы пустились наутек.
По вечерам, в гостинице, мы с ним немного беседовали. Он был любопытен и расспрашивал меня. Но если понимал, что мне не хочется отвечать, сразу оставлял меня в покое. На третий вечер он привел к себе рыжую секретаршу и наш с ним разговор не состоялся. Но на следующее утро он велел мне взять такси и хорошенько осмотреть город, не заботясь, сколько набежит на счетчике. День был солнечный, и смотреть всего была уйма. Рим показался мне красивее Палермо, больше и не такой бедный. Однако чувствовалось отсутствие моря.
Это была приятная поездка. По возвращении у синьора Сальво был довольный вид — свидетельство того, что ему удалось выполнить в Риме то, что он хотел. Он решил сделать мне подарок, и, поскольку я не получал приказов, запрещающих принимать подарки, я его принял. С наличными к тому времени мне уже приходилось иметь дело, но тут, если не ошибаюсь, впервые в жизни я получил в уплату чек. Чек был на довольно значительную сумму. На прощание он сказал:
— Спасибо за все, Джованни. И самые лучшие пожелания.
Я подумал, что мне здорово повезло с ним познакомиться. Но тогда я еще не мог знать, что это знакомство спасло мне жизнь.
XIII
Когда я поправился, меня ждал сюрприз. Машина модели «127», которую я собирался купить, уже была для меня заказана и оплачена. Я мог ее получить в понедельник утром. Это был подарок Семьи за ранение, полученное мною.
В пятницу дул сильный ветер. После обеда я пошел к одному из друзей, который хотел купить мою «джулию», и мы с ним сразу же заключили сделку. Потом я отправился к себе на квартиру, чтобы проверить, как обстоит дело. Мне сказали, что за мной никто не следит и я могу жить спокойно. Я полил растение, стоящее в гостиной, захиревшее, как я, и сразу же вышел. Мне хотелось сытно и вкусно поесть, потому что в «больничке» под предлогом, что я чуть живой, меня кормили бульончиком из кубиков, а ломтики мяса были такие тонкие, что сквозь них можно было читать. А кроме того, мне хотелось полюбоваться на море.
С Козентино я увиделся только в воскресенье утром, потому что его не было в городе. Ему нужно было со мной поговорить, но и мне хотелось ему кое-что сказать. Поэтому мы просидели с ним у него дома в гостиной добрых два часа — сначала вдвоем, а потом пришли и другие. Вечером я с удовольствием принял душ и отправился к Лючии. Она одевалась, собираясь выйти из дому, и, так как она принарядилась, я стал над ней подшучивать, говоря, что она, наверно, нашла себе нового жениха, еще даже не зная, овдовела или нет. Она, не отрывая взгляда, глядела на меня и гладила по щеке.
— Значит, ты поправился? И где же ты был все это время? Неужели не мог дать мне о себе знать?
— Выходит, не мог.
— Вот это здорово! Я как дура искала тебя по всем больницам, а ты вдруг являешься, как ни в чем не бывало, в галстучке, весь надушенный.
— А ты не рада? — смеясь, спросил я.
Она клялась, что рада, а я говорил, что ей не верю, как Фома неверующий, пока она не докажет на деле, что действительно довольна. В результате мы вышли от нее слишком поздно, чтобы пойти в один из ресторанов, что я знал, и нам пришлось удовольствоваться рисовой запеканкой и слоеным тортом в забегаловке, которая закрывалась после полуночи. Домой мы вернулись около часа. Лючия сразу же начала раздеваться. Я смотрел на нее, застыв неподвижно, и молчал. Оно вдруг резко обернулась ко мне и спросила:
— В чем дело?
— Пришло время признаться тебе в одной вещи…
И я рассказал ей историю с Тано, о приказе, который я получил, и о том, что произошло той ночью в доме у дороги. Она слушала меня стоя, совершенно нагая, все больше и больше бледнея. Она спросила, не мучился ли он.
— Об этом не беспокойся: он даже не успел заметить.
— А где он сейчас?
— Ну кто знает? Может, бросили в заброшенный колодец или…
Я до тех пор никогда в жизни не слышал, чтобы женщина сквернословила, даже у себя в деревне. Она ругалась, царапала мне шею. Я пытался удержать ее на расстоянии, но она кусала мне руки, кричала и плевалась. Мне никак не удавалось оттолкнуть ее и пришлось, защищаясь, ткнуть кулаком в живот. «Я всегда это знала, сукин ты сын! Я всегда это знала!» — кричала она. А потом: «Бедняжка! Радость моя! Бедненький мой, любимый!» — и с таким чувством и со столькими слезами, что несчастный Тано был бы поистине доволен, если бы мог ее слышать.
Наконец поняв, что кулаками и пинками ей со мной не справиться, она бросилась за ножом. Но я ее на кухню не пустил. Схватив в охапку, я бросил ее на кровать. Потом объяснил ей, что, если бы такой приказ получил Тано, он точно так же застрелил бы меня.
— И правильно бы сделал! — крикнула она. Потом наконец успокоилась. Она лежала свернувшись клубочком, как собака, уткнувшись лицом в простыню и что-то тихо-тихо говорила, но я не мог разобрать. Слыша, что я ухожу, она так и не подняла головы. Я прикрыл за собой дверь и начал спускаться по узкой, казалось бесконечной, лестнице. Я думал о Тано. Это был обыкновенный пустой и легкомысленный парень, думавший лишь о том, как бы прифрантиться, каждые пять минут вынимавший расческу и приводивший в порядок свою шевелюру. А как человек чести он не сумел себя вести, раз было решено его ликвидировать. И все же Лючия его любила не меньше, чем меня Нучча. Таковы женщины. Они не рассуждают: они или говорят «да», или говорят «нет» и если уж сказали «да», то отдают себя до конца.
Дворик в конце лестницы тонул в темноте. Я приостановился, и из-под арки появились Эмануэле Д’Агостино и молодой парень, который отвозил меня к врачу, когда меня ранили. Потом я узнал, что зовут его Кармело и друзья называли его Мело или Мулуццу. Д’Агостино не произнес ни слова, он лишь поднял голову, указывая вверх, как бы спрашивая: ну что там?
— Можете подняться. Дверь только прикрыта.
— Порядок.
— Спокойной ночи, — попрощался я, подняв руку, и пошел прочь, опустив голову.
Только Лючия могла предупредить полицейское управление о том, что готовится акция против Ло Прести. В тот вечер, когда Тотуччо Федерико привез мне домой приказ, она слышала, как мы с ним говорили. Она долго ждала такой возможности. Сначала она меня разыскивала в баре «Эден», надеясь что-то выведать.
- Детективный Новый год - Устинова Татьяна - Детектив
- Дама в черной вуали - Фредерик Дар - Детектив
- Когда звезды чернеют - Пола Маклейн - Детектив / Триллер
- Проделки русской мафии, или Стечение обстоятельств - Татьяна Антоновна Иванова - Детектив / Остросюжетные любовные романы
- Астролог. Код Мастера - Павел Глоба - Детектив
- Инганнамотре. История дочери босса мафии - Lizabet Rogers - Детектив / Криминальный детектив / Остросюжетные любовные романы
- Без шума и пыли - Светлана Алешина - Детектив
- Смертельные тайны - Кэти Райх - Детектив
- Смертельный выбор - Кэти Райх - Детектив
- Семь лет молчания - Марина Серова - Детектив