«Я нашел (здесь) только несколько экземпляров Папилио блюмей, которые принадлежат к самым красивым бабочкам, когда-либо мною виденным. Эта зеленая с золотом ласточкохвостая бабочка с лазурно-голубыми ложкообразными подвесками попадалась мне летающей около деревьев на солнце, но большей частью в поврежденном состоянии».

А поднявшись высоко в горы, Рассел увидел там следующее:

«Массы невкусной малины и голубые и желтые сложноцветные придают местности вид умеренного пояса: мелкие папоротники и орхидеи вместе с мелкой бегонией на утесах составляют субальпийскую растительность. Лес, впрочем, необыкновенно роскошен; благородные пальмы, панданусы и древовидные папоротники необыкновенно многочисленны, и лесные деревья сверху донизу покрыты орхидеями, бромелиями, аройниками, ликоподиями и мхами».

На этом кончались доступные мне его записи по Целебесу.

ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТОЕ:

определитель Плавилыцикова

Пожалуй, самой ясной приметой весны, тепла, вообще какого-то решительного сдвига в зимней природе, всегда считается явление первых бабочек. Бывает, снегу синё и бело, еще и проталин нигде, а в теплый, с индиговым небом полдень (густо-синим, сиреневым даже и фиолетовым — не голубым!) вдруг мелькнет над заборами, над крышами рыжеватый живой огонек. И крик, обязательно чей-то восторженный крик: «Ба-бочка! Бабочка!!» Значит — весна.

Обычно самая первая бабочка в городе ли, в деревне, вообще близь строений — крапивница. Она зимует, забившись в щели, и вылетает на свет отнюдь не только разбуженная теплом. Она знает, когда вылетать, и предчувствует изменения погоды (я не случайно сказал, что крапивница — первая бабочка в городе и деревне, потому что в лесу и даже в поле первой является и бойко летает над сплошным снегом мелкая бабочка весенница березовая, которую знают лишь коллекционеры и энтомологи. Весенница принадлежит к ночным бабочкам, хотя и летает днем, принадлежит она к семейству пядениц, в то время как крапивница из обширного семейства пестрых, ярких и бойко летающих нимфалид).

Я уже писал о первых вспышках увлечения в собирании бабочек, писал о своих энтомологических мечтах, рожденных книгой профессора Пузанова, но все это было именно вспышки и мечты, ибо истинное увлечение бабочками пришло ко мне много позже, когда я уже заканчивал педагогический институт — что за диво?! Никогда не хотел быть учителем, с первых дней не любил школу, всегда старался быть от нее подальше — и вот уже без пяти минут учитель, да хоть бы еще биолог (училась же безуспешно моя мама на естественно-географическом), а тут кончаю литературный факультет. Судьба всегда вела меня одними лишь ей ведомыми путями. Вот посмотрите сами: любя биологию, считая себя прирожденным биологом, я получил квалификацию учителя литературы, но этого мало, я никогда не работал литератором, а преподавал историю и обществоведение, на мой взгляд — самый заурядный предмет. Даже вид и запах школы был мне противен с детства, но пришлось отдать ей (школе) долгих девятнадцать лет, причем работал многие годы директором, то есть человеком, у которого потихоньку выщелачиваются все человеческие качества и он превращается (если не снимут с работы за проступки) в ужасную ходячую добродетель и говорит только ужасными словами: «успеваемость», «посещаемость», «методкабинет», «педсовет», «вызвать родителей», «сообщить на производство», «летние каникулы», «совещание в районо» и еще «гороно — обл-оно». Оно… «Похвальная грамота». Этим путем шел, полезным для общества, абсолютно бесполезным моей душе. А душа (или судьба?) требовала чего-то захватывающего, чего-то так нужного вопреки этой трезвой логике жизни, ведущей к моему самоуничтожению.

Слава вам, бабочки, птицы, природа, ловля соловьев и выкармливание птенцов-жаворонков, слава вам, книги, тащившие прочь от школы, из ее затягивающей, засасывающей меня повседневщины, благономеренной лжи и тоскливой рутины. Я преподавал историю и обществоведение, и не ту совсем историю, какой она была и какую я уже знал на себе и видел вокруг: я преподавал «Год великого перелома», «Курс на индустриализацию», «Курс на коллективизацию», «Уничтожение кулачества как класса» и «Десять Сталинских ударов» в Великой Отечественной войне…

Иногда я думаю, уж не крапивница ли спасла меня? Как-то в книжном магазине, безнадежно почти рассматривая витрину абсолютно ненужных мне научно-популярных книг (как умеют и сейчас издавать массу книг популярно-ненужных!), я наткнулся взглядом на серую толстую книгу: «Определитель насекомых». На коленкоровом переплете был вытиснен большой рогатый жук. Такой жук тотчас припомнился. Он был в той первой коллекции, найденной мною в кладовке. Отец называл жука «румынским». Привез жука отцов двоюродный брат, который воевал в Буковине и в Румынии, ездил на броневике и где-то нашел этого жука. Возил его всю войну привязанного за рог, а вернувшись, подарил отцу. Тот крепкий жук с гладкими коричнево-полированными рогами, как у оленя (он и называется «жук-олень»), оставил у меня очень радостные воспоминания. В детстве очень хочется ловить больших жуков. Олень же был сантиметров восемь в длину. Жук этот на переплете тотчас подсказал «Книга нужная!» Она была новой. Автор — профессор Плавильщиков.

Конечно, «Определитель насекомых» для человека, далекого от природы, книга тоже довольно скучная. И едва одолев страницу-другую, он почувствовал бы, как зевота сводит скулы. Но, что там? Кому это нужно: «Надкрылья такие-то, крылья — такие-то, встречается там-то и в такое время. Отличия: длина лапок, хоботка или еще каких-то совсем уж энтомологических деталей». Но для меня это было новое окно в тот вольный и за годы войны как бы заросший бурьяном одичалый мир. Какие там ба-боч-ки, какие жуки — если голод тянулся целое семилетие, от него уже (или от цинги, дистрофии) шатались, выпадали зубы, если вся жизнь недавних военных лет была и держалась на одном — борьбе за выживание. Теперь война позади, но все еще ее омерзело-практическое время передо мной, я помню его, оно все еще травит мою душу. Купив книгу, я даже на лекциях стал читать ее, стараясь не пропускать ни одной страницы, ни одной подробности. И вот, наконец, начало совершаться то, чего тайно ждала, к чему стремилась моя душа. Хаосный, необъятный, непонимаемый мной до конца мир бабочек, дневных и ночных, мир жуков, кузнечиков, сверчков, стрекоз, шмелей и ос, даже комаров и мух приобрел, благодаря определителю, ясное и стройное представление. Здесь давалась простая, точная систематика. Систематика! Я всегда любил ее, с наслаждением изучал. И теперь отряд бабочек или чешуекрылых, потому что вся яркость окрасок этих существ зависит от крохотных хитиновых «перышек»-чешуек, преломляющих свет, делился на бабочек дневных, или булавоусых (усики таких бабочек имеют утолщения на концах), и ночных, усики не имеют утолщений. Бабочки дневные летают днем, тельца у них тоненькие, крылья широкие и, садясь, они складывают их вместе вверх. Ночные (почему-то я их боялся и не собирал) толстобрюхие и волосатые, крылья складывают, за исключением пядениц, «домиком», «крышей», летают, в основном, ночью, хотя есть виды, например, бражники, летающие и днем.

Все дневные подразделяются на семейства: толстоголовок (мелкие бабочки с толстым туловищем, напоминающие ночных, но летают днем и крылышки держат вверх), КАВАЛЕРЫ, или парусники, — самые редкие, красивые, крупные и благородные, за парусниками идут ПЬЕРИДЫ (белянки) — всем известные белые или желтые в нашей фауне, хотя в тропиках они окрашены цветисто и ярко. Далее по определению стояли НИМФАЛИДЫ, многочисленные бабочки, очень яркие и пестрые (к ним-то и относилась столь «знаменитая» и всем известная крапивница). Теперь я знал, что она относится к роду Ванесса, и точное название Ванесса urticue. Попутно определитель объяснял, что к роду этому в европейской России относится еще три! вида. Есть, оказывается: крапивница большая, крапивница-многоцветница и крапивница Л-альбум, — то есть «Л» — белое, потому что на крыльях ее белая черточка, вроде латинской буквы «Л». (Читая определитель, огрызался. Оказывается, четыре крапивницы, а я наверное, всех за один вид принимал?!).

Дальше за нимфалидами стояли голубянки — бабочки мелкие и совсем крошечные. Их я знал давным-давно. Воспоминание тотчас родило картину: Лето. Берег речки. Грязь, исслеженная ямками коровьих копыт. Желтые полосатые осы ползают по грязи, будто ищут что-то, перебегают медные в золотинку жуки, пересыпается мошкара, и бабочки мелкие ясно и шелково-голубые вьются, роятся тут же. Трогательные и нежные создания — голубянки.

Замыкали подотряд дневных бабочек сатиры, или бархатницы. И опять воспоминания. Идешь летней, даже августовской, обкошенной луговиной, уже не поют птички, и тихий стоит лес, а бабочек еще много, и больше всего по углам и опушкам коричневых, маловзрачных, будто вырезанных из лоскуточков темного и линялого бархата. А сатирами (в честь спутников древних лесных божеств) названы еще и потому, что привязаны будто к лесу, как голубянки в реке.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 48

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Орнитоптера Ротшильда - Николай Никонов бесплатно.

Похожие на Орнитоптера Ротшильда - Николай Никонов книги

Слоненок - Редьярд Киплинг - Детская проза
Моя одиссея - Виктор Авдеев - Детская проза
Новая жизнь Димки Шустрова - Владимир Добряков - Детская проза
Рецепт волшебного дня - Мария Бершадская - Детская проза
Река твоих отцов - Семен Бытовой - Детская проза
Живые домики. С вопросами и ответами для почемучек - Святослав Сахарнов - Детская проза
Здравствуйте, дорогие потомки! - Анастасия Каляндра - Прочая детская литература / Детская проза / Юмористическая проза
Дом П - Юлия Кузнецова - Детская проза
Волшебные очки - Иван Василенко - Детская проза
Мещерская сторона (сборник) - Константин Паустовский - Детская проза

Оставить комментарий