Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Саудовская Аравия, — сказал Фалькон. — Ты считаешь, что американцы с такой поспешностью захватили Ирак, для того чтобы защитить монархию страны, где сосредоточены источники самых огромных доходов Америки?
— Большинству мусульман трудно уловить эту сложную закономерность, — сказал Якоб. — Почему хранители исламских святынь так неукоснительно хранят верность яростным врагам и гонителям ислама, тем, кто поддерживает притязания Сиона, обосновавшегося в самом сердце священной земли Пророка? И вправду, очень непростая схема. Куда как логичнее было бы, если б саудиты направили свое богатство, силу и влияние на поддержку справедливой борьбы несчастных арабов, однако этого не происходит.
— И стало быть, никто не станет проливать слезы, если династию Саудитов постигнет бесславный конец, — сказал Фалькон. — Но как ты полагаешь этого достичь?
— Во-первых, Аль-Каеда хоть и не столь сильна, чтобы сокрушить американцев в Ираке, но может задержать их там так надолго, что в момент, нужный для решительных действий, силы американцев в Ираке окажутся подорванными, или рассредоточенным или утратившими волю к победе.
— А пока…
— Королевская семья саудитов насчитывает более шести тысяч человек, — сказал Якоб. — Общий их доход превышает ВВП многих стран из тех, что помельче. И такое количество народа вместе с их деньгами превращает королевскую семью в политического монстра. Члены этого семейства представляют весьма разнородную публику — от совершенно коррумпированных наркодилеров, всей душой преданных Америке, до аскетичных, глубоко правоверных ваххабитов-фундаменталистов. Некоторые из них кичатся своим богатством и всячески выставляют его напоказ, предаваясь безвкусной и сумасбродной роскоши, другие же втихомолку направляют средства на поддержку международного терроризма.
Поэтому МИБГ и другие террористические группы понимают, что задача сводится к тому, чтобы расшатать баланс, перетянув в королевской семье чашу весов в пользу радикалов-фундаменталистов. А также поддержать те слои населения, которые выражают недовольство и надеются, что исламское государство предоставит людям больше возможностей достичь равенства, чем это делает дряхлая монархия.
— Что и явится зародышем нового миропорядка, — сказал Фалькон. — Но выстроить его не так-то просто. Как МИБГ собирается это сделать? И какую роль в этом призван сыграть ты?
— Путем убеждения, хитростью, а если надо, и устранением противников, — сказал Якоб. — Одного за другим.
— Надо думать, что в королевской семье действует неплохая охрана, — смущенно пробормотал Фалькон.
— Очень опытная спецслужба. Очень хорошо выученная, — кивнул Якоб и потупился.
— Это они тебя обучили, да, Якоб?
Тот уставился в стену поверх головы Фалькона. Свет его глаз, казалось, шел откуда-то издалека, как путник, медленно бредущий по безлунной пустынной равнине.
— Теперь тебе решать, Хавьер, — сказал Якоб. — Я не стану тебя винить, если ты пойдешь в комнату, оденешься, покинешь номер и мы больше никогда не увидимся.
— Я этого не хочу, — сказал Фалькон.
— Почему? — спросил Якоб, глядя прямо ему в лицо с искренним пытливым любопытством.
Фалькон ответил не сразу не потому, что сомневался в ответе, но пораженный неожиданным ясным осознанием того, как дорожит он их отношениями. Его дружба с Якобом, не будучи кровной связью, приобрела все драгоценные качества и оттенки этой связи. Но при этом он знал, что нет уз крепче, чем узы, соединяющие родителей с детьми. Это странное его состояние, эта минута, когда он, сидя голый в ванной гостиничного номера Якоба, понимал, что все его тревоги вот-вот прекратятся, заставила его вновь ощутить свое глубокое сиротство и осознание своей вторичности в жизни тех, кто ему дорог.
— Если у тебя есть сомнения… — произнес Якоб.
— У меня их нет, — сказал Фалькон. — Ты единственный, кто способен понять, через что я прошел. При всей нашей близости с сестрой и братом они все еще воспринимают меня как прежнего Хавьера. Им неведома глубина перемен, которые я претерпел, а может быть, они гонят от себя мысль о них. Ты знаешь меня так, как никто другой, и я не собираюсь с легкостью прерывать нашу связь.
— Так к чему же тогда такой потерянный вид? — спросил Якоб.
— Потому что на меня вдруг нахлынуло чувство страшного одиночества от сознания того, что никогда и ни для кого не бывать мне самым главным человеком на свете.
Якоб кивнул. Лгать другу он не хотел.
— Но бывает время, — сказал он, — когда чувствуешь необходимость только в друге.
Фалькон промолчал. Якоб знал вопросы, на которые должен был ответить, и колебался под тяжестью решения. Наконец он вздохнул с чувством невероятного облегчения.
— У меня связь с… назовем его пока членом саудовского королевского дома, — сказал Якоб, — или для удобства ничего не говорящим именем Файзаль.
— Как давно ты его знаешь?
— Познакомились мы с ним в две тысячи втором году в доме одного моего приятеля в Марбелье, — отвечал Якоб. — Подружились. Он часто бывает в Лондоне по делам, и, когда я езжу туда на встречи или модные показы, мы всякий раз видимся.
— Давай проясним ситуацию, Якоб, — сказал Фалькон. — Он твой любовник?
— Да, — отвечал Якоб. — Когда стало ясно, что отношения наши серьезны, Файзаль, принадлежащий к саудовскому королевскому дому и потому постоянно испытывающий вполне оправданный стресс и тревогу, сначала испытал именно их, а затем обучил меня способам видеться с ним тайно, без соглядатаев. Его охранники прошли британскую школу. Они тоже приложили руку к тому, чтобы вышколить меня. Мои успехи в последние месяцы и привели к тому, что МИ-5 несколько раз оказывалась в дураках.
— А что ему известно насчет тебя? — спросил Фалькон. — Если его охрана помогает тебе ускользать от МИ-5, то он, должно быть, догадывается, что ты человек не простой.
— Наши взгляды во многом сходятся. Мы оба видим мир не в одних только черно-белых красках. Мы много времени проводим, обсуждая серые его ареалы. Например, именно Файзаль объяснил мне причину той скоропалительности, с какой американцы оккупировали Ирак. Немногие из шести тысяч членов саудовского королевского дома способны разделить с ним его тревогу, ужас, в котором он пребывает. Большинство из них при малейшей опасности просто сядут в свои частные самолеты и покинут страну.
— Прихватив с собой реквизиты своих счетов в швейцарских банках.
— Именно, — сказал Якоб. — Их он презирает. Мы оба с ним интересуемся подоплекой событий. Тебе он понравится. Мы часто говорим о тебе.
— Что ж, значит, его не смущает твоя «шпионская» работа на НРЦ?
— К его чести, это действительно так. Он даже поставляет мне сведения.
— Какое же место он занимает в пространстве, четко разделенном между «друзьями Америки» и «фундаменталистами-ваххабитами»?
— Его можно причислить как к тем, так и к другим, но ни тем ни другим он не является.
— Но он является видным членом королевского дома, где существует баланс сил между теми и другими, и представляет собой идеальную мишень для активистов МИБГ, несомненно желающих втянуть его в свою деятельность.
— Не совсем так, — сказал Якоб. — Ты забываешь, что радикалы из МИБГ как раз и видят все исключительно в черно-белых красках, которые они только и способны воспринимать. Им не по нутру человек противоречивых взглядов. При всей набожности Файзаля — а он человек исключительной набожности, какая мне даже и не снилась, — он остается верен королевской семье. Какие бы мощные аргументы ни выдвигали радикалы, пытаясь перетянуть его на свою сторону, он никогда не предаст короля.
— Каким образом МИБГ стало известно о ваших отношениях и знают ли они всю степень вашей близости?
— Знают, а из каких источников — мы теряемся в догадках, — сказал Якоб. — Попутно я продолжал другую связь. Могли случаться какие-то проколы, неосторожные поступки. Существуют, наконец, слуги. Даже при всем старании совершенно отгородиться от окружающего мира невозможно. Такая особенность, как гомосексуальная ориентация видного члена королевской семьи, рано или поздно становится известной. Грязные сплетни всегда найдут трещинку в самой толстой из стен.
— И именно это выложила тебе МИБГ, когда в июне ты вернулся из Парижа?
Якоб оперся ногами о край биде и, подтянув колени к локтям, обхватил ладонями лоб. Он кивнул.
— И вот зачем МИБГ понадобился Абдулла, — сказал Фалькон. — Единственная привязанность, которая перетянет чувство к любовнику, — это родительская любовь. Так они удерживают тебя в подчинении. Но что именно им надо?
— Файзаля невозможно целиком и полностью превратить в законченного радикала, — сказал Якоб. — Им нужна его смерть.
- Владивосток - МИК РЭД - Детектив / Классический детектив / Крутой детектив
- Не загоняйте убийцу в угол - Хосе Мариа Гелбенсу - Детектив
- Раненое сердце – идеальная мишень - Лариса Соболева - Детектив
- Будет ночь — она вернется... - Лариса Соболева - Детектив
- Бульдожья хватка - Роберт Бейли - Детектив
- Тупик - Е. Ермак - Детектив
- Идол прошедшего времени - Ирина Арбенина - Детектив
- Звонок другу - Фридрих Незнанский - Детектив
- Призрак в машине - Грэм Кэролайн - Детектив
- Подарок дервиша - Игорь Афонский - Детектив