— Спасибо, Петяня. — Крупные мутноватые слезы скатились по его как бы перерезанной глубокой извилистой морщиной щеке. — Короче говоря, уехал я от вас, да нет, не уехал, не буду себя щадить — сбежал. Тайно, как преступник, думал — себя накажу и ее накажу. А наказал-то, выходит, самого себя.

— Зачем ты… ушел? — дрогнувшим голосом спросил Петя. — Сколько слез она пролила, совсем обезумела. Сердце загубила. Жестоко ты поступил.

— Нет, Петяня, не спеши казнить, вели миловать, — Зимоглядов молитвенно сложил руки. — Сейчас ты взрослый, сейчас могу тебе, как на исповеди… Изменяла она мне!

Петя съежился, как от удара.

— Прости, что открываюсь, выхода иного не вижу. Иначе не поймешь и после смерти проклинать меня будешь.

— Мама говорила, в командировке ты… В пустыне…

— Вот уж воистину — в пустыне! Не зря пословица есть: «От черта крестом, от медведя пестом, а от дурака — ничем». Дурак этот я и есть. Мне бы смириться, простить, а я гордыней воспылал, все, что годами строил, в одну ночь разрушил, испепелил. Скитался, нигде счастья не находил. Какое к дьяволу счастье, когда один?! Одному и топиться скучно. Рыбоводом работал, потом зоологию преподавал — от амебы до млекопитающих. Вот тогда-то и хотела меня прибрать к рукам одна дама. Сколько раз, бывало, маму твою вспоминал, сколько тоски изведал! А эта крутая оказалась баба, вертела мной, как цыган солнцем. Это с моей-то закваской, с моей натурой! Да что об этом говорить, и вспоминать-то горько — от добра добро взялся искать. Воротился вот сейчас, а спроси меня — почему? Нет мне жизни без твоей матери, хоть убей, нет!

Зимоглядов уронил голову на стол. Звякнули тарелки, закачалась недопитая бутылка.

— Не надо. — Петя не мог смотреть на плачущих людей — его и самого подмывало заплакать. — Она же рада будет… Она же и на ноги, может, встанет, это же самое целебное лекарство…

— Ох, страшусь! — Зимоглядов тяжело оторвал голову от стола. — Страшусь ее порог переступить. Может, забыла, может, прокляла…

— А ты не бойся. Хочешь, я с тобой поеду? В Нальчике она живет, там, где родилась. Да для нее солнце снова взойдет! Я же знаю, чувствую… Только вот, — вдруг осенило Петю, — как же так, было же письмо, она мне читала и там сообщалось, что ты погиб. Как же так? Ошибка, что ли?

— Эх, Петяня, далече до дна, а там дорога одна. Письмо-то эта самая баба сочинила, чтобы навсегда меня от твоей матери отвадить, чтоб и не искал меня. А я согласился, надеждой себя тешил: забуду, с новой страницы автобиографию начну писать. Ан нет, прорвало, как вулкан прорвало!

Уже в самый первый миг, когда Петя увидел отчима и понял, что не ошибся, что это именно он и есть — живой, целый и невредимый, — уже в этот миг он прежде всего подумал о матери, о том, какую, наверное, искрометную радость вызовет у нее появление Зимоглядова. И как-то развеялись, исчезли думы о весело прожитом выходном дне, о гостях, о жарких спорах за круглым столом. Все, что было только вчера, все, чем он жил, вдруг без сопротивления уступило место прошлому, тому времени, в котором они жили вместе — Петя, мать и отчим. И как каждый человек, глядя на развалины дома, мечтает о том, чтобы на их месте возник новый дом, еще более крепкий и светлый, так и Петя заронил в свою душу надежду на то, что отчим и мать снова сойдутся и станут строить этот дом по-новому. Много ли для этого надо: съездит отчим в Нальчик, встретится с матерью, простят они друг другу обиды, и все пойдет по-прежнему, может быть, даже лучше, чем прежде.

— Все будет хорошо, я бесконечно верю в это, — продолжал Петя, дотрагиваясь ладонью до широкой и плотной спины Зимоглядова. — Ведь человеку всегда вперед надо смотреть, а если он только в прошлое свой взгляд устремит — на муки страшные себя обречет.

— Ох, как верно ты, Петяня, говоришь, как верно! — вздохнул Зимоглядов. — Вот отойду, отдышусь от скитаний своих и махну к ней, докторов найду самых лучших, на ноги подниму. Верить не хочу, что она лежит. Она же такой огненной плясуньей была! Нарядится, бывало, во все цыганское и так взыграет — что там огонь, что ураган! Знал бы ты Петяня, какими глазами смотрел я на нее в эти минуты, какая гордость меня обуревала, будто не она, будто сам я способен на такое. И любила вот так же — огненно, жарко, не встречал я больше такой любви. Все остальные бабы по сравнению с ней — амебы, ты уж не кори меня за такую открытость. Иной раз сам диву давался: и что она во мне нашла? Не красавец, — увы, природа обделила! — не гений, обычный бы вроде человек. А вот надо же… Может, за то любила, что к цели своей всегда твердо шел, хоть и не всегда ее достигал. Может, за то и любила, что неудачи меня, как гончие, всю дорогу преследовали? А может, за ласку мою, за верность. Кто мне на эти вопросы ответит, Петя, кто? Сама она и то навряд ли ответит. Любовь — величайшая это тайна, никто ее не разгадал и вовек не разгадает, у каждого она своя. Да, да, Петяня, своя…

— Я напишу маме, ее подготовить надо. Бывает, и от радости сердце не выдерживает, — сказал Петя, проникаясь к нему теплым чувством за то, что тот и в долгих скитаниях сохранил любовь к матери. — А могу и поехать вместе с тобой.

— Нет, избави тебя господь, Петя, не надо, — испуганно прервал его Зимоглядов. — Ты уже мне самому дозволь, нас двое, и никто нас не рассудит, не помирит, кроме нас самих. Уж я все сам, ты не бойся, тебе она как мать дорога, а мне — как жена, как спасение, отрада жизни.

Они помолчали. Петя с трудом выдерживал тоскливый взгляд иссушающих глаз отчима, в их черной глубине затаилось страдание.

— Я вот себя за что казню, — снова заговорил Зимоглядов. — Напрасно выжидал, когда твои гости уйдут. На твоем лице читаю: боишься ты меня и жалеешь. И боишься оттого, что сомневаешься во мне. Про письмо ведь не зря спросил. А вдруг я беглец какой, скрываюсь, от взора людского прячусь. А тебя, Петя, не ровен час, в ротозействе обвинят, скажут, бдительность притупил.

— Да ты что, Арсений Витальевич, ты что! — начал было Петя, ловя себя на том, что мысль эта и в самом деле приходила ему в голову. «Провидец он, что ли, сквозь черепную коробку читает», — испуганно отметил он про себя.

— Не-ет, Петя, где тетеря, там и потеря. Ты не обижай меня, время наше суровое, вот взгляни. — Зимоглядов выудил из широкого кармана брезентовой куртки пачку бумаг. — Тут и паспорт, и характеристики, скучнейшие это документики, зато вера им преогромнейшая. Сейчас хоть и говорят, что сын за отца не отвечает, да это ведь все, пока до серьезного не дойдет. А как дойдет, так и напрямки: каковы батьки-матки, таковы и дитятки. Оно, конечно, сейчас если разобраться, так кто я тебе? Когда-то отца заменял, а ныне — нашему самовару двоюродный подсвечник. Ты не косись на меня, Петяня, не косись, я человек прямой. И тебя к бдительности призываю. Доверчив ты, знаю тебя, да в наш век простота хуже воровства, за нее иной раз на плаху попадешь. Ты почитай все эти мандаты на досуге, чтоб сомненьица как ветром выдуло, и мне, глядишь, полегчает.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 126

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Звездочеты - Анатолий Марченко бесплатно.

Похожие на Звездочеты - Анатолий Марченко книги

Солнце. Озеро. Ружье - Геннадий Владимирович Ильич - Боевик / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
Ангар, или Столетие ценою в рубль - Игорь Анатольевич Верещенский - Детективная фантастика / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
Запах ночного неба - Энни Вилкс - Любовно-фантастические романы / Прочие приключения / Периодические издания
Москва алмазная - Алекс Норк - Прочие приключения
Однажды в СССР - Андрей Михайлович Марченко - Исторический детектив / Прочие приключения / Триллер
Время новых дорог - Александр Федорович Косенков - Прочие приключения
Вендиго - Элджернон Генри Блэквуд - Прочие приключения / Ужасы и Мистика
Каникулы в Мерипорте. Детский детектив - Вениамин Нетесов - Прочие приключения
Авторская жара 2023 - Автор, пиши еще! - Короткие любовные романы / Прочие приключения / Русская классическая проза
Белое солнце путыни - Валентин Ежов - Прочие приключения

Оставить комментарий