Форма входа
Читем онлайн Остров Ионы - Анатолий Ким
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Дорог никаких через эти присаянские таежные дебри не имелось, ночная Страна Пяти Тысяч Озер была густо населена тысячами тонн летающих кровососущих насекомых, которые прекрасно ориентировались как в темноте влажной ночи, так и в эфирном пространстве, а вновь помолодевшая пара онлирцев с писателем и румынским принцем вкупе вынуждены были двигаться по черной тайге с вытянутыми вперед руками, боясь долбануться головой о дерево. Это были напрасные опасения верхних людей, спустившихся вниз, так как твердый нижний мир не мог войти в соприкосновение с ними и свободно пропускал их сквозь себя, словно электронные волны, - однако совсем не видя вокруг ни зги, наши путешественники, еще не забывшие, как в грубой жизни набивают шишки себе на лоб, продвигались вперед с большими предосторожностями.
Кровососущие насекомые в нарушение всех законов физики и метафизики обнаруживали их в темноте, всей миллиардной камарильей, с инфернальным воем нахлобучивались на головы и наваливались на виртуальные фигуры путешественников. И вскоре онлирцы, сиречь верхние люди, были сплошь облеплены поверх своих эфирных тел мошкарой и комарами. Так что через некоторое время представляли собою мохнатые чудища одинакового вида: дымящаяся мошкарильей голова, растопыренные руки, над кончиками которых, над каждым виртуальным пальчиком, как будто взвивается струйка дыма. И растерянно моргали дырки глаз, в которых поблескивали испуганные зеркала души. Но уже очень давно путешествуя по Сибири, наши опытные онлирские землепроходцы мужественно и совсем немучительно преодолевали выпадавшие им на пути тяготы и лишения.
Писателю А. Киму на седьмом десятке лет также вдруг пришлось поворачивать вспять, отъехать вплоть до своего дня рождения, а затем и откатиться еще дальше, минус лет на двадцать, - с тем, чтобы начинать вместе с Ревеккой и Октавием-Андреем повторный исход из мира революционных убийств в сторону блаженного острова Ионы. Выяснилось, что до своего рождения А. Ким, оказывается, пребывал в состоянии очень независимого СВОБОДНОГО духа, и этому амбициозному духу вовсе не хотелось влипать в человеческое прокисшее сусло и становиться писателем А. Кимом. Но Высшая Воля всегда неисповедима, она распорядилась таким образом, что через двадцать лет А. Ким все-таки должен был появиться на свете - хотел он этого или не хотел, - наспех внедренный в только что родившегося в одной корейской семье младенца. Он увидел свет в староверческом селе Сергиевка, что в Южном Казахстане Российской империи, и хранителем его, значит, стал ангел Сергий.
И до своего рождения, как было уже сказано, А. Ким в качестве независимого духа сопровождал повторный исход Ревекки и Андрея. А в день своего рождения наш писатель вынужден был разделиться, раздвоиться. Одна часть, вырядившаяся в синий джинсовый костюм, продолжала сопровождать поход онлирцев наравне с двумя его участниками, а другая, как это и было предписано судьбой, для начала приняла вид орущего краснолицего младенца.
Виртуальный и безвозрастный, джинсоодетый А. Ким плелся по западносибирскому бездорожью, незаметно держась за хвост темной лошадки, на которой ехала Ревекка, а тем временем ребенок А. Ким стал брать материнскую грудь, сосать молоко, расти в теле, марать пеленки, зевать и пукать, орать как оглашенный, при этом хитро поглядывая на незнакомую матушку сквозь щелочки сведенных век. И уже прискорбно сожалея, что сам напросился на это монотонное, бесстрастное, невнятное путешествие, похожее на бессмысленный перекур небытия, А. Ким вневременный пытался забыть о самом себе, а младенец А. Ким, лежа посреди лужайки в пеленках, испуганно оглядывался на шатавшуюся под ветром траву, вслушивался в далекие тяжелые шаги командора, закатывал глаза и старался увидеть то, что творится внутри его собственного черепа. И он продолжал удивляться обилию ватных облаков в небе, мастурбировать в постельке, хохотать и шмыгать носом, подтягивая сопли, свисавшие из ноздрей на верхнюю губу, - а затем, обмерев от удивления, однажды услышал чей-то мужской голос, произносивший: Ребенок принес мне горсть травы и спросил: что это?
Но, оказавшись там, во времени, в котором его еще не было, - заявившись туда из будущего в потрепанном джинсовом костюме, - он в духе своем ревниво сохранял для себя тот образ одежды, который был модным в его время жизни. И на всех дорогах Онлирии он всегда появлялся в "джинсе" - синих тесных брюках и коротенькой, на талии заканчивающейся куртке с отстроченными желтой ниткой нагрудными карманами. Дивились Андрей с Ревеккой, одетые соответственно своему времени в шерстяное сукно и льняное полотно, на эту грубую хлопковую ткань, крашенную в дикий цвет индиго, толстую и колом стоящую, как дерюга, - могло же людям прийти в голову такое: шить из нее одежду! На что писатель деликатно, снисходительно, слегка даже презрительно отмалчивался, не находя нужным объяснять спутникам, что о таком великолепном одеянии он мечтал всю свою бедную молодость, да так и не сбылись его мечтания - молодые годы его пришлись на такое грустное время, когда в Стране Советов американская джинсовая одежда была большой редкостью и стоила бешеных денег. Итак, хотя бы двадцать лет до своего рождения похожу в суперкостюме фирмы "Lee", если уж не придется в двадцать реальных молодых лет покрасоваться в них! - решил А. Ким, горделиво оглядывая свою одежду и затем, для сравнения, - дорожную экипировку спутников.
Так и шла двумя параллельными дорогами его жизнь-матушка: по одной двигался он к своему великому будущему пенсионному возрасту, шестидесятилетнему юбилею, - писатель А. Ким, а по другой вместе с прекрасным молодым человеком благородной наружности и с не менее прекрасной и благородной девушкой шел он по дорогам Сибирской Онлирии в сторону далекого острова Ионы. Там, там надлежит им встретиться и соединиться наконец друг с другом!
Есть некая легкая недоуменная печаль в том, что ты присутствуешь в мире, в котором тебя еще нет, - точно так же, наверное, весело-и-грустно в мире, где тебя уже давным-давно нет, думал А. Ким, следуя позади лошадки, на которой ехала по-бабьи ссутулившаяся, пригорюнившаяся Ревекка. Она снова была молода, пышноволоса гнедыми непокорными патлами и прекрасна, как и должно было быть ей в свои восемнадцать классических лет. Стан ее, обтянутый темно-вишневой, в черную крупную клетку шотландкой платья-амазонки, обвязанный еще и пестрым турецким полушалком, - женский стан даже в своем согбенном и унылом состоянии молодо и чувственно раскачивался и пружинил над высоким казацким седлом, уверенно попранным широкими бедрами. Хороша задница у девушки, размышлял будущий писатель еще лет за двадцать до своего рождения, следуя позади лошади, держась за ее хвост, которая не видела и даже не чуяла этого.
Разумеется, перспектива семидесятилетнего путешествия, предстоящего всем троим, не могла не вогнать А. Кима-виртуального в состояние легкого ступора воли, и душевное самочувствие еще раз идущих на восток его спутников также было сложным. Но ведь это были не обычные земные пилигримы, рассчитывающие свое паломничество через жизнь какой-то арифметической суммой земных годов, нет, расчет путешественников Онлирии зиждился на неоглядном времени, притекающем по жемчужному туману дожизни - и как молния пробивающем земной мир, чтобы улететь далее вперед и в небеса, оставляя после себя глухой рокот и затихающие раскаты грома. И они не роптали на свою судьбу.
Ведь только человеку-разумному-безсмертному во Вселенной дозволено было прогуливаться пешком по дорогам времен туда и обратно, летать по воздуху без крыльев над бесконечными просторами разных миров, раздваиваться и проживать свою жизнь в двух совершенно разных вариантах... Только ему дано волшебное оборудование слов, с помощью которого он, смешной и трогательный, с лохматой пиписькой между ног, может построить под звездами красивый Дом и целое царство вокруг него, где присутствует постоянное добродушное невидимое веселье, звучит смех любимых тварей Господних - тех, от которых Он навсегда убрал смерть, как хозяйка убирает тряпку после мытья полов в Доме.
Итак, повторное путешествие до тунгусской хижины уже совершилось, на этот раз, как сказано, путники не стали заходить в земляную-бревенчатую избу аборигенов, зараженных гибельной лепрой особого вида, при которой у человека либо у больной страны не только кожа изъязвляется в свою глубину неодолимой лютой паршой, гниют государственные мышцы, ломаются кости, дряхлеют державные устои, а лицо накрывается маской льва, - но и отваливаются конечности, уши, нос, отпадают кусками целые республики, и человек под конец остается без движения, без ума и без своего человеческого обличия, а через имперское тело перестает проходить электрическая энергия Безсмертия. И утративший эту силу человек внезапно прозревает наглое преступление жизни, в нем рождается жажда мести и самому себе, и всем подобным себе, получившим от Бога жизнь. Он весь содрогается от омерзения к ней и, укрыв под балахоном лицо, оставив над заслоненными рукой устами одну лишь узкую щель для глаз, готов страшным, замогильным голосом кричать на всю Вселенную: нечист! нечист! - испытывая при этом особенную мазохистскую радость.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Остров Ионы - Анатолий Ким бесплатно.
Похожие на Остров Ионы - Анатолий Ким книги
- Только спросить - Дмитрий Павлович Шишкин - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника - Иван Сергеевич Тургенев - Разное / Русская классическая проза
- В ожидании весны - Ованес Азнаурян - Историческая проза / Русская классическая проза
- Обломки - Андрей Соболь - Русская классическая проза
- Птенец - Геннадий Михайлович Абрамов - Русская классическая проза
- Сперматозоиды - Мара Винтер - Контркультура / Эротика, Секс / Русская классическая проза
- Будни серого костюма - Юрий Кей - Русская классическая проза
- Герой нашего времени. Маскарад (сборник) - Михаил Лермонтов - Русская классическая проза
- Первый день весны - Юрий Владимирович Сапожников - Периодические издания / Русская классическая проза
