— Вы сейчас, конечно, скажете: «Но если в этом заключается наш долг, для чего же нам мешкать? Да уж, разумеется, мы не меньше любим свою Венгрию, чем любой другой народ любит собственное отечество. Но вот что мы много несчастливее — это да».

Двадцать пять лет страдает венгерский народ под владычеством Хорти. Двадцать пять лет венгерские господа заботятся лишь о том, чтобы обмануть народ, завязать ему глаза, сделать его слепым и глухим. За эти двадцать пять лет многие примирились с тем, что слепо идут за своим врагом. Они, быть может, даже не знают, не верят, что можно поступать как-то иначе, и вполне искренне удивляются, слыша, что скоро все обернется по-иному.

Однако наряду с переодетыми в военную форму венгерскими рабочими и крестьянами среди военнопленных есть немало и таких, кто науськивал солдат воевать против Советского Союза. Господа эти, офицеры Хорти — уж, во всяком случае, большинство из них, — и по сей день служат врагам венгерского народа, между тем как множество простых венгров все еще продолжает прислушиваться к их словам. Кое-кто побаивается их даже здесь, в плену.

Хортистские офицеры — это прежде всего господа, а уж во вторую очередь венгры. И вернее, не во вторую, а в последнюю. Для них важнее всего не то, станет ли Венгрия свободной и независимой, а останутся ли сами они господами в ней. Иначе говоря, они не против независимости Венгрии, но только при одном условии: пусть в этой независимой Венгрии по-прежнему будут хозяевами и господами они, а крестьяне и рабочие, как всегда, останутся их слугами, пусть земля, как и раньше, принадлежит графам, заводы и фабрики — фабрикантам, банки — банкирам.

Балинт сделал долгую паузу.

Вместе с ним невольно перевели дыхание и его слушатели.

Антипатриотизм части венгерского офицерства очень усложняет положение, — продолжал Балинт. — Однако это вовсе не дает нам права бездействовать. Венгерские патриоты на родине находятся в еще более тяжелом положении. Но и в тюрьмах, и под тенью виселиц они смело продолжают бороться за Венгрию, за ее свободу.

Борьбу, которую венгерскому народу предстоит вести до победного конца, никто другой взять на себя не может. Здешние венгерские патриоты — лишь вспомогательный отряд. Мы выполняем роль тех самых камней, которые стронут с места всю лавину… И лавина эта сметет со своего пути ненавистное рабство…

Балинт стоял задумавшись, видимо о чем-то споря сам с собой. Наконец встряхнул головой и, как бы ответив «нет» на собственный невысказанный вопрос, на какое-то минутное свое сомнение, заговорил решительно и громко, как в самом начале речи:

— Я приехал, товарищи, чтобы сообщить вам следующее: венгерские патриоты предпринимают попытку организовать Венгерский национальный комитет. Все венгерские военнопленные пошлют в один из подмосковных лагерей по нескольку делегатов от каждого лагеря. Эти представители станут решать, что следует, что можно сделать для освобождения венгерского народа. Завтра мы проведем общелагерное собрание, и вы изберете пятерых делегатов.

Гонведы ждали, что Балинт скажет что-то еще. Но он так на этом и кончил. Он стал набивать свою трубку, вспомнил, как перед отъездом из Москвы друзья наставляли его:

«Пусть пленных вдохновляет на борьбу за наш народ не красноречие оратора, а факты. Убеждения имеют истинную цену лишь тогда, когда основаны на знании фактов и ясном понимании обстановки».

Покуда майор набивал свою трубку, слово взял Тулипан.

— Четверть века назад в одном из сибирских лагерей мы, тогдашние военнопленные, так же, как вот сейчас вы, спросили: наш ли это долг, имеем ли право мы, венгерские рабочие и крестьяне, браться за оружие в защиту русской революции? И решили: да, имеем. После этого больше ста тысяч венгерских рабочих взялись за оружие во имя свободы. То, что теперь предстоит сделать нам, есть прямое продолжение тогдашней освободительной борьбы… Венцом тех прежних побед явится для нас грядущее освобождение Венгрии.

Трубка Балинта успела разгореться.

Гонведы ждали, сами не зная чего.

— Хотите ли вы, чтобы был образован Национальный Комитет? — нарушил молчание Балинт.

И все ответили в один голос:

— Да! Хотим!

— Хотим! — с некоторым запозданием крикнул Дудаш.

— Хотите, чтобы завтра же были выбраны делегаты?

— Хотим!

— Хорошо. Кто в таком случае будет докладчиком на завтрашнем собрании?

— У румын выступал уполномоченный партии, — заметил Ковач.

Балинт сделал вид, будто не расслышал.

— Так кто же будет докладчиком? — повторил он.

— Вот хотя бы ты, Шебештьен… Как думаешь, сможешь взяться за это дело?

— Нет, товарищ майор. Не умею я… Пусть лучше Ковач. Предлагаю Ковача.

— Что ты на это скажешь, Ковач?

— Аудитория меня не пугает, товарищ майор. Но я считаю, что Пастор скажет лучше меня. Проще, сильнее. Да и ребята любят его больше.

Балинт колебался. Поглядел на Тулипана.

— Думаю, Ковач прав. Самое подходящее — выступить! Пастору, — заметил капитан.

— Возьмешься, Пастор? — спросил майор.

Пастор бросил вопросительный взгляд сначала на Шебештьена, потом на Мартона.

Шебештьен ему улыбнулся, Ковач смотрел строго.

— Берусь!

— Правильно. Итак, договорились. Первым будет выступать Пастор.

Еще с минуту Балинт молча дымил своей трубкой. Потом выбил пепел и, сунув ее в карман, протянул руку Ковачу.

— Ты хороший товарищ, Мартон Ковач! — сказал он.

* * *

Вечером после отбоя майор Балинт долго прохаживался с Пастором взад и вперед по пустынному двору.

Когда Балинт вызвал к себе Пастора, тот был уверен, что майор хочет поговорить с ним о завтрашнем собрании, о докладе, который ему предстоит сделать. Он полагал также, что Балинт даст ему на сей счет кое-какие советы и указания. Но майор ни одним словом не обмолвился ни о собрании, ни о предстоящем выступлении. Он вспоминал родные места, зеленые Карпаты и Тису.

Пастор молча шагал рядом с ним, изредка вставляя только короткие «да» или «нет». Но вдруг он почувствовал на сердце такую тяжесть, что казалось, если тут же от нее не освободится, то бремя это надорвет ему сердце. И тогда заговорил уже Пастор, а Балинт замолчал.

Сперва Дюла рассказал о своей жене. Она родилась в имении Алмаши, где ее отец служил батраком. Не успела девочка подрасти, как ей пришлось наняться прислугой в Мукачево. Потом она была поденщицей на оссайской лесопилке.

— Тихая женщина, редко когда слова от нее дождешься Зато до чего хорошо умеет слушать, как смотрит в глаза! Прямо теплом тебе душу обдает. Глаза у нее карие, а волосы блестящие, цвета дикого каштана…

Потом Пастор начал вспоминать сынишку.

— Принес я ему однажды из леса ежа. Мальчонка разговаривал с ним, как с человеком. Только почему же это еж не хочет ему отвечать?.. Разобиделся до слез. Ему казалось, что колючий клубочек злится на него. Чтобы задобрить ежа, он отдал ему игрушечный мяч. Я его сам смастерил из дерюжки…

О матери он говорил долго, с большой любовью.

— Матушка моя называет звезды небесными светлячками — сказал он и глубоко вздохнул.

При мысли о матери Дюла невольно поднял вверх голову но сегодня там звезд не было. Порывы ветра гнали с востока на запад темные тучи. Ветер дышал влагой, дождем и крепким ароматом хвои.

В лагере царила глубокая тишина. Шаги часовых почти не были слышны.

Вот уже два десятка лет был Балинт вдали от родины. Многое повидал он за эти годы, многому научился. И всякий раз, когда узнавал что-то новое, отмечал про себя: «Это пригодится дома… там, в Венгрии».

Встречи с пленными гонведами, как и любое услышанное венгерское слово, глубоко западали ему в душу. Они напоминали ему прошлое и собственную юность, но еще больше говорили о том, какая исполинская работа ожидает его и его товарищей, когда все они в конце концов вернутся в родную страну.

Сейчас, беседуя с Пастором, он испытывал большое желание сказать этому парню что-то теплое. Слова готовы были сорваться с его губ, но он все время себя останавливал. Балинт и сам не отдавал себе отчета, в чем тут причина, только не клеился этот разговор. Сознание подсказывало, что красивыми словами сейчас ничего не выразишь.

— Освободим родину? — вдруг совсем тихо спросил он Пастора.

Освободим, — ответил коротко Дюла, боясь выдать волнение, которое им овладело.

* * *

Большой зал лагерного клуба украшен гирляндами из еловых веток. Зажжены все огни. В глубине сцены флаги — красный и красно-бело-зеленый, привезенный майором Балинтом из Москвы.

Конвойные в клубе отсутствовали, за порядком наблюдали сами венгры. Балинт и Тулипан заняли места в зале среди военнопленных. На сцене за покрытым красной тканью столом сидели пятеро гонведов.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 145

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Обретение Родины - Бела Иллеш бесплатно.

Похожие на Обретение Родины - Бела Иллеш книги

Генерал Мальцев.История Военно-Воздушных Сил Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой Войны (1942–1945) - Борис Плющов - О войне
Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
Записки диверсанта - Илья Старинов - О войне
Солдаты мира - Борис Леонов - О войне
Зарницы красного лета - Михаил Семёнович Бубеннов - Биографии и Мемуары / О войне / Советская классическая проза
Прощай, Рим! - Ибрагим Абдуллин - О войне
«Крестоносцы» войны - Стефан Гейм - О войне
Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
Военные рассказы - Юрий Олиферович Збанацкий - Военная история / О войне
Серебряные звезды - Тадеуш Шиманьский - О войне

Оставить комментарий