Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Безмерность грехов! Вонь греховности! Ее могу заглушить только костры! Haeretica pessimi![3]
Экзорцист вошел в кабинет и вперил в Миниха серебро глаз, прячущихся в темноте капюшона Следом появился монах: замер в дверях, глядя на лестницу, и смотрел до тех пор, пока крики, стоны и стук внизу не прекратились. К своему краткому удивлению — губернатора колотило от страха, мысли дробились — последнюю фразу экзорциста Миних не понял, хотя готов был поклясться, что знает каждое слово… знал.
Плотный испанец заскользил вдоль стены к столу. Миниха трясло, словно в малярийном ознобе. Двуствольный кремниевый пистолет скакал в руках, он пытался направить дуло в сторону экзорциста.
— Ваш город — яма, наполненная греховными страстями! И способы их удовлетворения воистину омерзительны в своем разнообразии, — произнесли невидимые губы. Человек в балахоне с капюшоном подступал ближе. Молчаливый монах стоял в дверях, сложив руки на впалой груди.
— Ни шагу боле… выстрелю… — выдавил Миних, пытаясь положить палец на курок.
Экзорцист рассмеялся. Он сделал странный знак кистью — руки губернатора неожиданно перестали трястись, он взвел курок, затем против своей воли перехватил пистолет правой рукой, развернул и сунул длинные стволы себе в рот. Холодный металл уткнулся в небо.
— Bien?[4] Не промахнетесь? — спросил испанец. — И на дорогах мыслей стерегут разбойники, верно? Ужасно, когда теряешь контроль над своим телом…
Миних чувствовал вонь, истекающую от экзорциста. Так пахнет заваленная трупами река, залитые нечистотами улицы.
— Вы хотели избавиться от призрака, а получили молот, который ударит огнем и железом по всем еретикам этого города. Вы смешны… Дух покойного императора — простой фигляр, дурачок. Проступки этого обманщика перед господом ничтожны среди грязи улиц и душ… Всюду el infierno, la hereja!..[5] Выбрось его! За преступления пусть карает закон, а за грехи — буду карать я.
Губернатор извлек мокрые стволы изо рта и отшвырнул пистолет в сторону. Как бы он не желал это сделать — сделал все-таки не он. Его тело слушалось испанца.
Экзорцист был уже в двух шагах, стоял по другую сторону стола.
Миних не мог пошевелить даже пальцем.
— Ты ответишь… — Язык еще принадлежал ему.
Когда испанец рассмеялся, волны разложения, накатывающие от него, стали невыносимыми.
— Почему бы людям не брать пример с животных? Радоваться каждому дню. Петух воспевает даже то утро, когда окажется в супе. А вы? — сказал экзорцист. Он перестал хихикать — Beelzebub! Astaroth! Shabriri! Azazel! Osiris! Nikta! Per nomina praedicta super, conjurote![6]
Губернатор перестал понимать латынь… он осознал, что не помнит, чем занимались монахи в Петербурге эти два… три… дня после прибытия… не помнит многого… даже детство в болотистом Вюстелянде… осталось только название волости, но тоже истлевало, уходило…
— Per nomen sigilli! Conjuro et confirmo vos, demon fortes et potentes, in nomine fords, metuendissimi el benedicti: Adonay, Elohim, Saday, Eye, Asanie, Asarie…[7]
Острая боль в животе сложила его пополам. Миних ударился лбом о край стола, вывалился из креслам Рвота и кровь хлынула на доски. Он повалился лицом вниз, со свистом дыша, парик слетел с головы. Никогда в жизни ему не было так больно.
— Hirundinis memoria, vermis![8]
Экзорцист приблизился к нему — край балахона мелькнул возле перекошенного лица губернатора, дергающегося в луже собственной кровавой блевоты. Боль крутила внутренности, крошила позвоночник, выдавливала глаза. Нога испанца опустилась на его плечо, перевернула на спину. Миних ничего не видел сквозь слезы. В его кишках копошились личинки.
— Sub mea! Fiat servus submissa![9]
Боль стала утихать. Миних с трудом оторвал от пола голову. Его измятые внутренности горели огнем.
Через несколько минут он смог сесть и очистить глаза от слез.
— Iterum audistis me!..[10] — закончил испанец, — Теперь — ты мой пес.
Он скинул капюшон, впервые в присутствие губернатора, и Миних закричал. Кричать он мог. О да, за целый мир.
— Заткнись, — приказал экзорцист.
Губернатор замолчал.
Места для собственных мыслей и страхов практически не осталось — так становится полна шкатулка для украшений красивой дамы. Голову Миниха наполняла горькая преданность новому хозяину.
4
Присвистывая и завывая, как голодный волк, мокрый ветер облизывал черные кости развалившегося ночью сарая. Николай стоял на крыльце и, кутаясь в кафтан, отрешенно смотрел на деревянный скелет, сквозь который виднелось темное поле. Кривой, размытой чертой до самой небесной хляби по нему ползла рыжая, блестящая дорога. Поле тащило ее на холм, за которым она пропадала в холодном тумане.
— Хорош был сарай, — вздохнул он.
— Да что там? Гнилой был! — отозвался из конюшни Макар, — Того и гляди рухнет. Феклу чуть не прибило доской как-то раз. Так его бабы с тех пор стороной обходят. Где ж тут хорош.
— А что там на дороге? Гляди! — Николай вытянул руку в сторону разрушенного сарая.
— Что?
— Никак корова загуляла…
Макар подошел к Николаю и, сощурившись, стал напряженно вглядываться в сырую даль.
— Не. То человек, кажись. Пьяный, видать, смотри, как шатает. Во, упал!
Затаив дыхание, оба стали всматриваться в едва заметную точку на дороге. Новый порыв ветра намочил лицо Макара, стоявшего с краю навеса, и бородач вытерся рукавом.
— Не встает. Околеет он так! Ну-ка, Макар, выводи телегу!
— Барин, да ты что? Запрягать-то поди сколько!
— Тогда так пойдем, — застегивая пуговицы на кафтане, скомандовал Николай. Он открыл дверь и громко крикнул внутрь: — Фекла, нагрей воду!
— Ох, барин, и несет же тебя нелегкая вечно, — заохал мужик и покрепче вдавил картуз в голову.
* * *Путника принесли и положили на скамью в сенях. Дыхание его походило на стон, хриплый и глубокий. Две старые бабы, прогнав девок, начали его греть и обтирать. Тело было изуродовано страшно: пальцы на ногах раздавлены и переломаны, тряпкой в руках болталась рука с перебитой ключицей. Зубы выбиты почти все, нос свернут, в пустую глазницу забилась сырая глина.
— Никола, брат, — простонал несчастный.
Полесов застыл и прислушался. Грязь грязью, но заметил манжеты, белые петлички и синий писарский мундир с вышивкой на рукавах. Волосы из рыжей глины торчали светлые, голос будто знакомый.
— Федор?
— Кто же… — Товарищ закашлялся и брызнул изо рта кровью.
— Миних?! Как?! — взревел Николай, позабыв про ужасное состояние, в котором находился его друг.
Федор собрался с силами и стал рассказывать:
— Скрутила губернатора нечистая. Погиб город, мертвых больше, чем живых. Везде они… везде… на столе горят, по реке плывут, головы… крысы жрут, из глаз, и белые… кости повсюду! Миних инквизицию утроил… все грешники, еретики теперь, сущий ад… сущий ад устроил в Петербурге. Хворост… синим горит, a на столбах — люди живьем пылают… стоны кругом! Насилу я уцелел, ушел… но заставы… дороги все, все в заставах. Булавой меня зацепил, ирод окаянный… дюже больно прихватил, скотина. Думал, помер, ан нет! Жив!
Неожиданно Федор вытянул здоровую руку, схватил Николая за грудки и впился в него единственным глазом:
— Бес в него вселился! Бес! Дьявольское отродье. Демон испанский! Повелевает им, душу его забрал, у всех душу забрал, антихрист. Но… люди говорят… — Федор еще сильнее приблизил к себе лицо Николая и, брызгая розовой слюной из пустого рта, продолжил шепотом: — Есть старец за Волховом… да-а-а. Святой! Есть… людей он лечит, Феодосии, жене булочника помог… в обители живет, в Зеленой пустыни… Мартири… Мартириевой. Да! Люди не станут брехать, висельники-то. Без рук когда, не станешь брехать. Святой старец! Праведник… помочь может… отчитать беса…
Федор закашлялся и отпустил бледного Николая. Тот вытер ладонью лицо и оторопело спросил:
— Как звать старика?
— Перед лицом Господа моего… Отпусти грехи мне мои… Да чем же мы тебя так прогневили? Чем? Скажи! За что послал ты нам такое испытание?
Баба, которая вытирала Федору лоб, привстала и тихим голосом обратилась к барину:
— Послать бы за дьяконом…
Николай отшатнулся и испуганно посмотрел на женщину. Затем, словно одумавшись, смерил взглядом старуху и, совладав с собственным языком, сказал:
— Пошли.
* * *Всю ночь Федор стонал и мучился, а под утро умер. Гроб увезли на телеге в дождь, который не переставал. Превратив дорогу в грязную канаву, он собирался, видимо, сделать то же самое со всем остальным миром. Николай смотрел, как телега месит глину и ползет на холм, увозя одного из его лучших товарищей. Страшную смерть принял Федор, но еще страшнее было то о чем он рассказал. Тяжелые мысли опустились на Полесова и готовы были раздавить его, как старый, нужный сарай.
Невинные шалости, которые, как он думал, помогали доброму Миниху в борьбе с воровством и казнокрадством, на деле обернулись великими страданиями для всего города. От мысли, что виноват в этом именно он, Полесова бросало в жар. У него не получалось даже напиться — вино лишь коверкало движения, но подлейшим образом оставляло разум чистым и ясным. Исполненным множеством скверных мыслей и отвратительного отчаяния. Неспособность изменить прошло врезала во все его члены странные пружины — новые, сверкающие. Движения стали резкими и сумбурным! Непонятная энергия заполнила все его существо и как будто ждала повода, чтобы выйти наружу. Но выйти ей было некуда, и это кромсало сознание Николая на лоскуты. Он не мог найти радости ни в чем: ни в вине, ни во сне, ни в других плотских утехах, которым раньше с превеликим удовольствием предавался. Душа задыхалась, кричала, металась, подталкивала его к какому-то действию, смысл которого он едва ли мог осознать.
- Пряный кофе - Софья Ролдугина - Мистика
- Пряный кофе - Софья Ролдугина - Мистика
- Опасности курения в постели - Мариана Энрикес - Магический реализм / Мистика / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Хранить вечно. Дело № 1 - Борис Борисович Батыршин - Альтернативная история / Мистика / Попаданцы / Периодические издания
- Черный Дракон - Елена Коровина - Мистика
- Загадка доктора Хонигбергера - Мирча Элиаде - Мистика
- Черные перья - Артём Артёмов - Мистика / Периодические издания / Ужасы и Мистика
- Прекрасная тьма - Ками Гарсия - Мистика
- Песчаный колокол - Александр Райн - Городская фантастика / Мистика
- Хозяйка долины мёртвых - Инна Александрова - Мистика