Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему так понравилась молодая работница на одной из мельниц, что он задержался в тех местах на два дня, обхаживая девушку; она смеялась и охотно болтала с ним; ему казалось, что лучше всего было бы наняться к мельнику в работники и навсегда остаться там. Он сидел с рыбаками, помогал возницам кормить и чистить лошадей, за это его кормили хлебом и мясом и подвозили. После долгого одиночества ему по душе была эта общительность в пути, после бесконечных размышлений радовало веселье разговорчивых, довольных жизнью людей, после долгих лишений шли на пользу каждодневные обильные трапезы, он с удовольствием отдался на волю этой праздничной волны. Она подхватила его, и чем ближе подходил он к столице епископства, тем многолюднее и оживленнее становилась дорога.
В одной деревне он ближе к вечеру пошел прогуляться под тенистыми деревьями у воды. Спокойно и величаво несла свои воды река, у самых корней деревьев шумел и вздыхал поток, над холмом вставала луна, играя бликами на воде и отбрасывая тени от деревьев. Там он увидел девушку, которая сидела и плакала, она поссорилась со своим милым, и он ушел, оставив ее одну. Златоуст подсел к ней, выслушал ее жалобы, поглаживая ее руку, рассказал о лесе и о сернах, немного утешил ее, чуть-чуть рассмешил, и она позволила себя поцеловать. А в это время возлюбленный девушки отправился на ее поиски; он успокоился и пожалел о размолвке. Увидев сидящего рядом с ней Златоуста, он не раздумывая бросился на него с кулаками. Златоуст с трудом защищался, наконец он все же справился с ним, парень с проклятиями убежал в деревню, девушка давно унесла ноги. Однако Златоуст, не доверяя тишине, оставил свое убежище и полночи брел в лунном сиянии по серебристому безмолвному миру, довольный собой, радуясь своим сильным ногам, пока роса не смыла белую пыль с его башмаков и он, внезапно почувствовав усталость, не лег под ближайшим деревом и не заснул. Уже давно был день, когда он проснулся; кто-то щекотал ему лицо, он отмахнулся наобум и снова заснул, но вскоре снова проснулся от той же щекотки: над ним стояла крестьянская девушка, смотрела на него и щекотала его концом ивового прутика. Он поднялся шатаясь, попытался улыбнуться, они кивнули друг другу, и она отвела его в сарай, где было удобнее спать. Там они поспали немного, лежа рядышком, затем она убежала и вернулась с полным ведерком теплого, только что надоенного молока. Он подарил девушке синюю ленту для волос, которую нашел недавно на улице и припрятал у себя, и прежде чем он пошел дальше, они еще раз поцеловались. Ее звали Франциска, ему жаль было с ней расставаться.
Вечером того же дня он нашел пристанище в монастыре и утром слушал мессу; сердце его странно сжалось от тысячи нахлынувших воспоминаний, по-домашнему трогательно повеяло на него прохладным воздухом каменных сводов, музыкой отозвался в душе стук сандалий по каменным плитам.
Когда месса кончилась и в монастырской церкви все стихло, Златоуст остался стоять на коленях, сердце его стеснилось странным волнением, ночью он видел много снов. У него появилось желание каким-нибудь образом избавиться от своего прошлого, изменить свою жизнь; он не знал, откуда оно взялось, быть может, это было всего лишь воспоминание о Мариабронне и о его благочестивой юности, так взволновавшее его. Он ощутил потребность исповедаться и очиститься, покаяться во многих мелких грехах, во многих маленьких пороках, но больше всего его угнетала смерть Виктора, погибшего от его руки. Он отыскал священника и исповедовался ему, рассказав о многом, но прежде всего об ударах ножом в горло и спину Виктора. О, как давно он не исповедовался! Количество и тяжесть грехов казались ему немалыми, он готов был искупить их изрядным покаянием. Но духовник, похоже, знал жизнь странников, он не возмутился, спокойно выслушал Златоуста, серьезно и доброжелательно пожурил и предостерег его, не предавая анафеме.
С облегчением поднялся Златоуст, помолился по предписанию священника перед алтарем и хотел уже выйти из церкви, как вдруг сквозь окно проник солнечный лучик, он проследил за ним взглядом и увидел в боковой часовенке скульптуру, которая так много говорила его сердцу и так влекла к себе, что он обратил к ней полные любви глаза и стал с благоговением и глубоким вниманием рассматривать ее. Это была деревянная фигура Божьей Матери, она стояла, нежно и кротко наклонив голову, синий плащ ниспадал с ее узких плеч, она протянула нежную девическую руку, крепко сжатые губы и глаза выражали страдание, а над ними высился свод чистого лба, и все это было так живо, так прекрасно, трогательно и душевно, как ему, пожалуй, еще не доводилось видеть. Он разглядывал этот рот, этот нежный, трогательный поворот шеи и не мог налюбоваться. Ему казалось, что он не раз и не два видел этот образ в своих снах и мечтах, что к нему он тянулся душой в минуты тоски. Несколько раз порывался он уйти, но скульптура снова и снова притягивала его к себе.
Когда он окончательно собрался уходить, за спиной у него остановился священник, которому он исповедовался.
— Ты находишь ее красивой? — дружелюбно спросил он.
— Неописуемо красивой, — сказал Златоуст.
— Многие говорят об этом, — сказал священник. — Но другие считают, что это не настоящая Божья Матерь, у нее, мол, слишком новомодный и светский вид и все в ней преувеличенно и неправдоподобно. Много споров можно услышать о ней. Тебе, значит, она понравилась, это меня радует. Уже год стоит она в нашей церкви, ее пожертвовал монастырю один благодетель. Это работа мастера Никлауса.
— Мастера Никлауса? Кто это, откуда он? Вы его знаете? Прошу вас, расскажите мне о нем! Только замечательный, щедро одаренный человек мог создать такое.
— О нем мне известно немногое. Он резчик по дереву в нашем епархиальном городе, до которого один день пути, как художник он пользуется большой известностью. Художники обыкновенно не бывают святыми, он тоже отнюдь не святой, но, без сомнения, человек большого таланта и возвышенного образа мыслей. Я несколько раз видел его…
— О, вы видели его! Как же он выглядит?
— Сын мой, ты, похоже, совершенно им очарован. Так вот, разыщи его и передай привет от отца Бонифация.
Златоуст рассыпался в благодарностях. Священник улыбаясь удалился, а он еще долго стоял перед загадочной скульптурой, грудь ее, казалось, дышала, а в лице было столько боли и столько сладостного очарования, что сердце его сжалось.
Он вышел из церкви преображенный, ноги несли его по совершенно изменившемуся миру. С момента, когда он стоял перед прекрасной святой скульптурой из дерева, он обрел нечто такое, чего у него никогда не было, над чем он нередко посмеивался или чему завидовал, — он обрел цель! У него была цель, и он, вполне возможно, достигнет ее, и, вполне возможно, вся его беспутная жизнь обретет высокий смысл и значение. Это новое чувство наполняло его радостью и страхом и окрыляло его шаги. Добротная, оживленная дорога, по которой он шел, была уже не тем, чем вчера — местом праздничного гулянья и приятного отдыха, теперь она была всего лишь дорогой, дорогой в город, дорогой к мастеру. Нетерпеливо шагал он по ней. Еще до наступления вечера он был у цели, увидел вздымающиеся стены башни, увидел высеченные из камня гербы и написанные маслом щиты над воротами, с бьющимся сердцем вошел в город, почти не обращая внимания на шум и веселую толкотню переулков, на конных рыцарей, на повозки и кареты. Не рыцари и кареты, не город и епископ были ему важны. Первого же встречного за воротами он спросил, где живет мастер, и был очень разочарован, что тот ничего о нем не знает.
Он вышел на площадь, окруженную добротными домами, многие из которых были украшены рисунками или резьбой. Над входной дверью одного из домов красовалась большая фигура ландскнехта, раскрашенная яркими, веселыми красками. Она не была столь же красивой, как скульптура в монастырской церкви, но ландскнехт так браво выгнул икры ноги выпятил бородку, что Златоуст подумал: а не сделан ли он тем же мастером? Он вошел в дом, стуча в двери, поднялся по лестнице, наткнулся наконец на господина в бархатном камзоле с меховой опушкой и спросил его, где можно найти мастера Никлауса. А что ему от него надо, в свою очередь, спросил господин, и Златоуст, не без труда сдержав раздражение, сказал, что у него к нему поручение. Господин назвал переулок, в котором жил мастер, и пока Златоуст, расспрашивая, добрался до места, уже наступила ночь. Со стесненным сердцем, но очень счастливый стоял он перед домом мастера, смотрел на окна и собрался было войти, однако сообразил, что уже поздно и что за день ходьбы он весь покрылся потом и пылью; он взял себя в руки и решил подождать, но все же еще долго стоял перед домом. Он увидел, как в одном из окон загорелся свет, и в тот момент, когда он собрался уходить, кто-то подошел к окну. Это была красивая белокурая девушка, сквозь ее волосы просвечивало мягкое мерцание лампы.
- Собрание сочинений в четырех томах. Том 2 - Герман Гессе - Классическая проза
- Кнульп. Демиан. Последнее лето Клингзора. Душа ребенка. Клейн и Вагнер. Сиддхартха - Герман Гессе - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Творения, том 2, книга 1 - Иоанн Златоуст - Классическая проза
- Творения, том 2, книга 2 - Иоанн Златоуст - Классическая проза
- Открытая возможность (сборник) - Уильям Моэм - Классическая проза
- Ночь в октябре - Константин Паустовский - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Скрипач - Герман Мелвилл - Классическая проза
- ПЬЕР - Герман Мелвилл - Детектив / Классическая проза / Русская классическая проза