Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти слова были:
— Здравствуйте! Вот и мы!
ГЛАВА XXXVIII,
в которой на сцену является новое действующее лицо
Конечно, можно занимательно кончить эту длинную историю. Можно, например, заставить читателя подождать три-четыре года и рассказать о том, как Вася уговорил Иву выйти за него замуж… Да, да, уговорил!
Дело в том, что в подобной развязке Ива не находила ничего неожиданного. Более того: она казалась ей заурядной.
— Но есть и более серьезная причина, — говорила она. — Я тебя люблю, но выходить замуж за волшебника… Это просто опасно. А вдруг у нас будут дети и тебе захочется превратить их в крольчат?
Разумеется, это была шутка.
Можно рассказать о праздничном обеде в честь наших путешественников, на который откуда-то прилетел Лука Порфирьевич, служивший теперь швейцаром в Министерстве Необъяснимых Странностей и явившийся в облачении, напоминавшем форму генерала дореволюционных времен. Можно упомянуть, что на этом обеде Филипп Сергеевич нырнул под стол, надеясь вздремнуть, и встретился лицом к лицу с крошечным верлиокой, голым и розовым, как только что родившийся мышонок. Он хотел съесть его, но тот удрал — и настроение было испорчено, заснуть не удалось.
Можно рассказать… Но нет, нет и еще раз нет! Ни слова о том, чего нельзя подтвердить документами, свидетельскими показаниями или другими доказательствами, заверенными подписью и печатью! На полную историческую достоверность могут рассчитывать только два разговора. Первый — между Филиппом Сергеевичем и Шотландской Розой, а второй — между Васей и Почтенной Дамой, незримо сопровождающей нас день за днем и час за часом.
— Ты знаешь, а ведь я немного боюсь за Васю, — сказала Шотландская Роза. В самом факте его существования есть что-то непрочное. Я бы предпочла, чтобы он появился на свет в самом обыкновенном родильном доме.
— А ты не думаешь, что вымысел выше правды? — задумчиво возразил Кот. Если отнять, например, вымысел у науки, она тут же начинает хромать на обе ноги. Впрочем, это уже трюизм. Вторая жизнь Василия Платоновича не упала с неба. Она слишком неправдоподобна для родильного дома. Ведь тогда пришлось бы возиться с его матерью: кто она, откуда взялась, как зовут отца, не собирается ли она подать на него в суд или из гордости отказывается от алиментов, желая остаться матерью-одиночкой.
— Но зато этот вариант… Как бы яснее выразиться… Он ничем не грозит Васе.
— Не понимаю.
— Я хочу сказать, что появление ребенка на свет связано с долгим ожиданием, осторожностью, опасностью… Ну, словом, ты мужчина и этого не понимаешь.
— Милая моя, а почему ты думаешь, что пылинкам так уж легко было соединиться с пастушеской дудочкой, да еще глубокой зимой? Ну, скажем, одиночество и академическая тишина как-то тянутся друг к другу. Но грифельная доска, плавающая в воздухе! Но снотворное, которое не помогло Платону Платоновичу! Все это и есть та очевидность невероятного, без которой было бы скучно и даже невозможно существовать.
— Может быть. А тебе не кажется, — спросила, вздохнув, Шотландская Роза, что Вася может так же легко исчезнуть, как появился?
— Не думаю, — веско ответил Кот. — Во всяком случае, он сумеет постоять за себя.
Они помолчали.
— Так ты говоришь, что им только кажется, что они влюблены друг в друга? Неужели они ни разу не поцеловались дорогой?
— Нам, душенька, было не до поцелуев, — строго ответил Кот.
— Я понимаю. Но все-таки…
— Ох эти женщины! Ну да, да! Целовались. Но нельзя же забывать, что это современные молодые люди, которые стараются, чтобы поцелуи не мешали, а помогали делу.
Таков был первый разговор. Он был не похож на второй. Более того: между ними была пропасть, в которую легко мог угодить мой Вася, если бы он в свое время отступил перед испытаниями, выпавшими на его долю. Но он, как вы знаете, не отступил. Он воспользовался ими, чтобы заглянуть в самого себя, а это в иных случаях не только полезно, но необходимо. Разумеется, ему было далеко до Сократа, который настоятельно требовал этого от каждого умного или даже не очень глупого человека. Но все же, заглянув в себя, Вася сумел недурно подготовиться к встрече с Дамой, незримо присутствующей на каждой странице нашего затянувшегося повествования.
Кстати, это была действительно дама — ее ни в коем случае нельзя было назвать гражданкой или просто женщиной, как это, к сожалению, случается у нас в очередях.
Поздно вечером, когда Вася засиделся над своими учебниками — он был уже студентом Московского университета, — легкий стук оторвал его от работы.
— Войдите, — сказал он.
Дверь бесшумно отворилась, и в комнату неторопливо вошла пожилая, но еще хорошо сохранившаяся Дама в длинном черном платье, похожем на современное макси, но одновременно ничуть не похожем, потому что именно такие платья носила Мария Стюарт. Дама была гладко причесана, прямой пробор разделял черные, слегка поседевшие волосы, заколотые гребнем в виде змеи с алмазными глазами. Полные овальные плечи прикрывала соболья накидка, которая, по мнению знатоков, никогда не выходит из моды. Драгоценные серьги украшали узкие изящные уши, а на четвертом пальце левой руки блестел золотой перстень с печаткой. Пожалуй, можно было подумать, что этой печаткой она скрепляет указы, меняющие — к лучшему или худшему — жизнь народов.
— Добрый вечер, Вася, — сказала она.
— Добрый вечер, сударыня.
Он был достаточно проницателен, чтобы рассчитывать, что этот визит когда-нибудь состоится, и заранее решил называть Судьбу сударыней — это было бы и вежливо, и скромно.
— Ну что же, Вася, — продолжала Судьба. — Ты, должно быть, догадываешься, зачем я к тебе заглянула. Я подарила тебе вторую жизнь, потому что мне смертельно надоел Верлиока. Ты понимаешь, у меня не было ни одной свободной минуты, чтобы расправиться с ним. Прошло несколько лет с тех пор, как ты появился на свет. Дудочка молчит, пылинки в лунном свете не соединяются с академической тишиной. А если это так…
— А если это так, значит, я выполнил предназначение, да? — спросил Вася. И мне придется снова расстаться с милой землей?
— Что делать!
— Это было бы очень грустно. И, знаете ли, сударыня, крайне несправедливо.
— Почему?
— Потому что вы зашли слишком далеко. В самом деле: очевидно, не без вашего участия я познакомился с Ивой, мы искренне полюбили друг друга, а ведь это для двадцатого века очень редкий, почти исключительный случай. Если она узнает о моем исчезновении…
— Я не тороплюсь. Вы можете проститься.
Из глубоких карманов своего платья Дама вынула янтарные четки и стала неторопливо перебирать их — очевидно, это помогало ей оставаться бесстрастной.
— Проститься без надежды на новую встречу? На такую жестокость не только вы, но и я не способен. А Платон Платонович? Он просто умрет без меня, и тогда астрономия в стране не просто обеднеет, но обнищает. Шотландская Роза засохнет от огорчения, Кота хватит удар, а котомадядькинцы до конца своих дней станут носить траурные повязки.
— Мелочь, — равнодушно возразила Судьба.
— Нет, не мелочь! Вы завязали вокруг меня такой узел, что его нельзя сравнить не только с морским, но даже с гордиевым узлом. Он не развяжется, он станет еще прочнее после моего исчезновения.
— Время возьмет свое, — перебирая четки, ровным голосом сказала Судьба.
— Свое — да. Но это — чужое. Моя история рассказана! Кто знает, может быть, человечество запомнит ее на полстолетия.
— Полстолетия — мгновенье.
— И это немало! Простите, — спохватился Вася, — я не предложил вам сесть.
Судьба величаво села в кресло. Расправив складки платья, она снова принялась за четки. Похоже было, что ей не хотелось уходить.
— И, наконец, есть важное обстоятельство, о котором я обязан упомянуть. Не знаю, какого мнения вы о моем коте Филиппе Сергеевиче…
Нельзя сказать, что Судьба улыбнулась, хотя приходится иногда слышать: такому-то улыбнулось счастье. Легкое, еле заметное движение тронуло суровые, резко очерченные губы.
— Он хвастлив, обидчив, честолюбив, грубоват, но редко лжет, особенно людям. Так вот он клянется, что, когда мы вернулись, он на праздничном обеде своими глазами видел под столом маленького верлиоку. Он хотел съесть его, но тот увернулся. Согласитесь, что, когда он вырастет и сделает карьеру, мне — и никому другому — придется…
— История не повторяется.
— Может быть! Но ведь если мне придется снова схватиться с ним, это будет уже совсем другая история. И кроме того… Извините, что я вынужден напомнить вам… Вам не хочется оценить то, что я сделал?
— Тебе хочется, чтобы я наградила тебя? — холодно спросила Судьба. — А разве возвращение к жизни юноши, убитого не помню когда, кажется, в четырнадцатом или пятнадцатом веке, — не награда?
- Три сказки - Вениамин Каверин - Сказка
- Замок злых мыслей - Донцова Дарья - Сказка
- Про Ленивую и Радивую - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Сказка / Прочее
- Сказка без названия - Алексей Ерошин - Сказка
- Герцог над зверями - Лидия Чарская - Сказка
- Мельник Нарцисс - Лидия Чарская - Сказка
- Месс-Менд, или Янки в Петрограде - Мариэтта Шагинян - Сказка
- Удивительные приключения подмастерье Хлапича - Ивана Брлич-Мажуранич - Сказка
- Мастер Триоль - Григорий Абрамян - Сказка
- Ведьма Пачкуля и непутевый театр - Кай Умански - Сказка