Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солдаты выбежали за ним и направились к Сенатской. Следом выскочил и все понявший Зальца. Совсем рядом он увидел сидящего в санях полковника Стюрлера и подбежал на его зов. Лицо Николая Карловича нервно подергивалось.
– Панов взбунтовал полк, – быстро сказал он. – Постарайтесь спасти знамя!
– Слушаюсь, господин полковник!
Стюрлер кивнул и, тронув за плечо извозчика, направился в сторону Сенатской.
До нее пановскому отряду не удалось добраться без потерь. Дорогой настиг его капитан князь Мещерский и отбил свою роту, убедив солдат, любивших и доверявших ему, что поручик ввел их в заблуждение. Хотел было Николаша приказать прикладами отходить капитана, да побоялся: после неудачи в Зимнем расправа над уважаемым в полку офицером могла восстановить против него весь отряд.
Уже неподалеку от площади, подле Главного Штаба столкнулись с группой всадников. Первый из них, в котором Николаша, оторопев, узнал нового Императора, подъехал к солдатам с криком:
– Стой!
– Мы – за Константина! – дружно прогудели ему в ответ.
– Когда так, – Государь простер руку в сторону Сенатской, – то вот вам дорога!
В этом жесте было столько же презрения к мятежникам и исходившей от них опасности, сколько было его в том, как невозмутимо взирал самодержец на проходящих мимо него бунтовщиков. Им позволили беспрепятственно пройти сквозь войска и присоединиться к восставшим…
Оказавшись среди своих, Панов до крови закусил губу: какой шанс упустил, растепель! С Зимним не вышло, так вместо того сам Царь в руки шел, а он проскользнул, с серой массой слившись, мимо, чувствуя на себе полный презрения взор, и… ничего не сделал! И теперь уж глупости этой не исправишь, не загладишь ничем!
От горестного переживания допущенной оплошности Николашу отвлек знакомый голос, говоривший солдатам с сильным акцентом:
– Зачем же вы здесь? Для чего послушались поручика Панова? Ведь вы все присягнули сегодня!
– Мы Константину присягали раньше…
Панов быстро оглянулся. Вдоль рядов гренадер ходил сам полковник Стюрлер. Этот педантичный швейцарец не мог смириться с мыслью, что часть его полка встала в ряды мятежников и, презрев опасность, сам пришел убеждать своих солдат одуматься. Маленькие, глубоко посаженные глаза вглядывались в лицо каждого, но эти лица оставались безразличны к его увещеваниям.
В этот момент к полковнику подошел длинный, румяный от мороза Каховский, спросил по-французски с насмешкой:
– А вы, полковник, на чьей стороне?
– Я присягал Императору Николаю и остаюсь ему верен, – с достоинством ответил Стюрлер.
Каховский презрительно скривил рот и, подняв сжимаемый в руке пистолет, выстрелил в стоявшего прямо перед ним полковника. В тот же миг другой офицер закричал:
– Ребята! Рубите, колите его! – и сам дважды ударил Стюрлера саблей по голове.
Истекающий кровью полковник вскинул голову, бросил последний помутневший взгляд на расступившихся солдат, попытался сказать им что-то, но не смог и, с усилием сделав несколько шагов, упал замертво.
***
Король Людовик не выполнил своего долга и был наказан за это. Быть слабым не значит быть милостивым. Государь не имеет права прощать врагам государства. Людовик имел дело с настоящим заговором, прикрывшимся ложным именем свободы. Не щадя заговорщиков, он пощадил бы свой народ, предохранив его от многих несчастий.
Эти собственные слова, сказанные еще в отрочестве своему преподавателю французского языка, Николай отчетливо вспомнил теперь, вглядываясь в вытянувшуюся на противоположной стороне площади цепь мятежников, уже обагривших свои руки невинной кровью.
Этот роковой день начинался на удивление тихо. Снова заверял несчастный граф Милорадович, что в столице все спокойно, и хотя полученные сведения говорили об обратном, но так хотелось верить заверениям бравого генерала. Сенат и Синод принесли присягу рано утром. Также и командиры полков. Благополучно присягнули конногвардейцы и артиллерия. Казалось, что еще немного – и все завершится без происшествий.
Во дворце к назначенному на 11 часов торжественному молебствию уже собрались все имевшие право на приезд. Все спешили поздравить нового Императора и Императрицу. Сам же Николай ежесекундно ожидал грозных вестей.
– Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг, – говорил он генерал-адъютанту Бенкендорфу.
Благодушие Милорадовича нисколько не передалось ему. И мрачные предчувствия не замедлили исполниться.
– Sire, le regiment de Moscou est en plein insurrection; Chenchin et Frederichs sont grievement blesses, et les mutins marchent vers le Senat, j'a peine pu les devancer pour vous le dire. Ordonnez, de grа ce, au 1-er bataillon Preobrajensky et а la garde-а-cheval de marcher contre , – доложил прибывший в совершенном расстройстве начальник Штаба гвардейского корпуса Нейдгарт.
Как ни ждал удара этого, а в первый миг оглушил он… Если все другие полагали в случившемся лишь смущение, вызванное перепресягой, то Николай увидел первое доказательство заговора, о котором не переставал думать все эти дни.
Действовать нужно было быстро. Отправив Нейгарта и Стрекалова в Конную гвардию и первый Преображенский батальон для поднятия их, Николай велел своему адъютанту Кавелину срочно перевезти в Зимний своих детей, находившихся в Аничковом дворце. Теперь оставалось одно – вручить себя Богу и следовать завету Марка-Аврелия: «Делай, что должен, и будь, что будет».
Николай решил отправиться прямо навстречу опасности – на Сенатскую. Он лишь на мгновение заглянул к жене, одевавшейся к молебствию, сообщил коротко и спокойно, не желая тревожить:
– Артиллерия колеблется, – и с тем продолжил путь. Мелькнула горькая мысль: уж не в последний ли раз привелось увидеться в этой жизни?
Не накинув шинели, в Измайловском мундире с лентой через плечо – как был одет к молебствию, Николай быстро спустился по Салтыковской лестнице во двор, где в караул как раз вступала 6-я егерская рота лейб-гвардии Финляндского полка. Когда они выстроились, Николай велел им салютовать знамени и бить поход. После обмена приветствиями, он громко спросил:
– Присягнули ли вы мне, и знаете ли, что присяга эта была по точной воле моего брата Константина Павловича?
– Присягали и знаем! – громыхнули в ответ солдаты.
– Ребята, теперь надо показать верность на самом деле. Московские шалят, не перенимать у них и делать свое дело молодцами. Готовы ли вы умереть за меня?
– Так точно, Ваше Императорское Величество! – снова грянул дружный, ободряющий встревоженное сердце ответ.
Николай удовлетворенно кивнул и, велев заряжать ружье, обратился к офицерам:
– Вас, господа, я знаю и потому ничего вам не говорю.
Отдав команду выступать, он сам повел дивизион к дворцовым воротам. За ними на площади толпился народ, который, завидев Государя, стал кланяться ему в ноги. Сбоку от ворот Николай тотчас заметил раненого и обагренного кровью полковника Хвощинского.
– Хвалю вас за службу, полковник! – сказал ему Николай негромко. – А теперь укройтесь куда-нибудь, дабы ваш вид не распалил еще более страстей.
Оставив караул у ворот, он в одиночку вышел на площадь, и люди тотчас хлынули к нему со всех сторон с криками «ура!». Нужно было занять их внимание, дав время войскам спокойно собраться.
– Читали ли вы мой Манифест? – спросил Николай у окруживших его.
Отвечали вразнобой, но, по большей части, отрицательно. Это было весьма кстати. Взяв печатный экземпляр у кого-то из толпы, Николай стал сам читать его вслух, медленно и с расстановкой, толкуя каждое слово.
Трудно было найти более благодарных слушателей. Шапки полетели вверх, сплошное «ура!» вновь потрясло воздух.
В этот момент прискакал Нейгарт с неутешительным известием, что Московцы уже затянули Сенатскую площадь. Выслушав его, Николай немедленно объявил о произошедшем народу, чувствуя, что уже завоевал сердца собравшихся и желая закрепить эту первую победу.
– Не позволим! Не выдадим Государя! – загудело людское море, еще плотнее обступая своего Царя. – В клочья разорвем супостатов!
Сквозь сомкнутые ряды прорвались к Николаю два человека, одетые в штатское, но с георгиевским крестами в петлицах.
– Мы знаем, Государь, что делается в городе, но мы старые, раненые воины, и, покуда живы, вас не коснется рука изменников! – сказал один из них.
То были отставные офицеры Веригин и Бедряга.
Их слова были встречены общей поддержкой. Люди хватали фалды мундира и руки своего Царя, падали на землю, целовали его ноги.
– Ребята! – воскликнул Николай растроганно. – Я не могу поцеловать вас, но – вот за всех! – с этими словами он обнял и расцеловал ближайших к нему, и следом вся притихшая площадь в течение нескольких секунд оглашалась лишь звуками поцелуев – так передавали люди друг другу поцелуи Царя…
Между тем, пора было очищать площадь для расположения на ней Преображенцев, и Николай заговорил вновь:
- Звон брекета - Юрий Казаков - Историческая проза
- Барин - Наталья Бочка - Историческая проза
- Наполеон и граф Монтекристо - Николай Башилов - Историческая проза
- С викингами на Свальбард - Мария Семенова - Историческая проза
- Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты - Эдуард Борнхёэ - Историческая проза
- Суперчисла: тройка, семёрка, туз - Никита Ишков - Историческая проза
- Забайкальцы. Книга 4. - Василий Балябин - Историческая проза
- Мальчик в полосатой пижаме - Джон Бойн - Историческая проза
- Золото бунта - Алексей Иванов - Историческая проза
- Семен Палий - Мушкетик Юрий Михайлович - Историческая проза