с аккордеоном и барабанами у ног играл джазовую версию Piano Man Билли Джоэла, а всего в паре метров крыса грызла корку от пиццы.
Боже, как я любила Нью-Йорк. Даже его самые клишированные стороны.
Фиона сказала, не глядя на меня:
— Что-то еще случилось в эти выходные, да? Я же вижу.
— Что? Нет. Я же тебе рассказывала.
— Да, ты рисовала и не заходила в телефон все выходные — две вещи, которые ты никогда не делаешь.
Она была права. Я закусила губу, раздумывая, стоит ли рассказывать. Зная Фиону, я понимала, что она не отстанет, пока не докопается до сути. К тому же у нее была потрясающая интуиция.
— Ладно, только не пугайся, — начала я, глубоко вдохнула и сказала: — Кажется, я познакомилась кое с кем в эти выходные.
Это ее удивило. Она даже оторвалась от телефона.
— В Монро?
— Он живет в этом доме на лето. — Не совсем ложь. — У него работа в городе, мы разговорились, и… с ним приятно. Просто приятно разговаривать.
Она моргнула несколько раз, будто пытаясь перезагрузить мозг.
— Прости, ты сказала, что познакомилась с кем-то? Сама? Небо упало на землю? — добавила она, пораженно.
Я фыркнула.
— Да ну тебя, я иногда знакомлюсь с людьми.
— Ага, когда мы с Дрю тебя к этому вынуждаем.
Я закатила глаза. В этот момент поезд подъехал к платформе, визжа тормозами, и мы встали, чтобы войти в вагон.
— Ты его уже поцеловала? Ночевала с ним? — допрашивала Фиона, следуя за мной.
Я направилась к двум свободным местам, но парень в деловом костюме в последний момент втиснулся туда раньше нас, широко расставил ноги и уткнулся в игру на телефоне.
Я злобно уставилась на него.
— Рассказывай! Он хоть симпатичный? — не унималась Фиона.
Я продолжала сверлить мужчину взглядом, пока тот, наконец, не поднял глаза, раздраженно скривился, а потом заметил беременную женщину рядом со мной. И осознал, что на него смотрят осуждающие пассажиры. Он спрятал телефон в карман и, наконец, сжал колени, а я усадила Фиону рядом с ним.
— Как он выглядит? Как его зовут?
— Айван, — ответила я, держась за поручень над ней. — И мы просто ужинали вместе… все выходные.
Она замахала руками перед лицом, будто отмахиваясь от слез.
— Боже мой! Моя маленькая Клементина наконец-то взрослеет! Ты, может, даже влюбишься!
Я не хотела об этом думать.
— Так, хватит.
— А вдруг вы поженитесь? Вдруг он твоя судьба? — Она ахнула, подалась вперед. — Как у него фамилия?
— Он… — Я замерла.
Поезд дернулся вперед, а я вдруг поняла, что не знаю его фамилии.
— Эм…
Фиона уставилась на меня.
— Ты серьезно? Провела с ним все выходные и даже не узнала его фамилию?
Парень рядом самодовольно ухмыльнулся, и я снова злобно на него посмотрела.
— Сегодня вечером узнаю. О, это твоя остановка, — быстро добавила я.
Фиона явно собиралась пропустить прием, чтобы продолжить допрос, но потом передумала, схватила сумочку и встала.
— Завтра расскажешь мне все. Включая фамилию, — торжественно заявила она.
Я ничего не пообещала и не стала спорить. Она вышла на платформу, показала на меня пальцем и молча, но отчетливо произнесла: «Я серьезно», когда поезд тронулся.
Я махнула ей в ответ, зная, что избежать этого разговора не удастся, и направилась к освободившемуся месту, но парень уже снова занял его, раскинув ноги. Я нахмурилась, развернулась и пошла к двери, дожидаясь своей остановки на Восемьдесят шестой улице.
Я не могла поверить, что не узнала его фамилию.
Еще несколько дней назад, если бы мне сказали, что я встречу симпатичного незнакомца в квартире тети, который так быстро перестанет быть чужим… Я бы ни за что не поверила.
Но сейчас я думала о том, что он приготовит на ужин. Получил ли он работу в ресторане. Как прошел его день.
Может, я проведу это лето в квартире, изучая родимое пятно у него на ключице и шрамы на пальцах, оставленные слишком острыми ножами.
И, может быть, к концу лета я смогу рассказать ему свою тайну. Что я действительно жила в будущем.
И, может быть, он мне поверит.
Или, что еще хуже, я все-таки рассказала ему, а он мне не поверил. И, может быть, именно поэтому он так и не стал меня искать. Потому что я не могла просто проигнорировать эти семь лет между нами, семь лет с тех пор, как он меня встретил, и то, где я находилась теперь.
Он так и не пришел за мной.
По крайней мере, насколько я могла вспомнить.
Поезд подъехал к моей станции, и я вышла из метро, направляясь к Монро. За стойкой снова сидел Эрл, почти дочитавший роман Джеймса Паттерсона, который начал утром. Он, как всегда, приветливо мне улыбнулся, и я прошла к лифту, поднялась на четвертый этаж.
Айван выглядел так, будто у него была какая-то необычная фамилия, возможно, уэльская? Ведь Айван был из Уэльса. Или это было семейное имя? А фамилия, наоборот, скучная, чтобы уравновесить необычное имя?
Я вытащила ключи из сумки, стараясь сдержать волнение.
Открыла дверь в B4 и быстро вошла.
— Как насчет фетучини по рецепту моей тети сегодня вечером? — крикнула я в квартиру, сбрасывая туфли у входа.
Я сделала несколько шагов вперед — и застыла.
В квартире было темно и тихо. Тишина, от которой у меня болезненно сжалось сердце. Та, которую я слишком хорошо знала в этих стенах.
— Айван? — позвала я, и в груди начало подниматься тревожное беспокойство.
Потому что это была та самая тишина, которая поселилась здесь после смерти тёти.
Безжизненная, пустая, такая, в которой невозможно находиться, от которой хочется сбежать как можно дальше. Та самая, которая сидела рядом со мной, пока я распаковывала коробки. Которая наблюдала, как я убираю ее вещи в шкаф.
Я сделала еще шаг. Потом еще один.
— …Айван?
Теперь мой голос звучал тише. Почти исчезал, поглощенный паникой.
Эта тишина была настолько оглушающей, что кричала.
Я свернула на кухню. Свет не горел. Все было чисто. Открытая коробка с посудой из моей старой квартиры стояла рядом с раковиной, наполовину разобранная. На сушилке высыхали кружки, так и не занятые в шкафах. Подставка для салфеток в виде павлина была пуста.
В гостиной мягкий вечерний свет окрашивал все в оранжево-золотые оттенки — как натюрморт, запечатлевший место, где раньше стояло голубое кресло, оставившее отпечатки на восточном ковре.
Нет. Нет, нет, нет…
Я отступила назад, потом еще раз, надеясь, что квартира вдруг осознает свою ошибку и исправит ее. Но она не исправила.
