делают их ярче и интереснее. 
— «Как прекрасен мир, являющийся во снах: от загадочных глубин океана до сверкающих звезд вселенной», — процитировал Остап.
 — Красиво. Кто это сказал?
 — Альбус Персиваль Вульфрик Брайн Дамблдор.
 — Кто таков? Поэт?
 — Нет. Профессор из «Хогвартса».
 — В первый раз слышу.
 — А что будет с Ржавым?
 В ответ пахан что-то неразборчиво пробубнил себе под нос. Остап не стал переспрашивать.
  Угрюмый бритоголовый тип из банды Фунта отвел пленника в темный сарай.
 — Вздумаешь бежать, поймаю и переломаю ноги, — предупредил он и закрыл дверь на засов.
 — Это кто еще кому ноги переломает, — процедил свозь зубы Остап.
 В сараюшке было сыро и прохладно. Сквозь щели досок пробивался скудный свет. Посредине, на земляном полу, лежала охапка сена. У стены стояла кадка с водой, в которой плавал деревянный ковш, рядом — краюха серого хлеба.
 Первым делом Остап утолил жажду. Вода была затхлой и противной. Попробовал хлеб. Краюха оказалась твердой, как камень.
 Остап даже и не думал о побеге. Куда ему бежать? И главное, как? Кругом урки. Да, теперь он владел всякими там приемчиками, но против лома, как известно, нет приема. А против пули — и подавно.
 Как-то раз он снимал сериал про маньяка. И одна из локаций очень напоминала этот сарай. По сценарию, маньяк скрывался там от ментов. Это был не какой-то конкретный душегуб, вроде Чикатило или Фишера, а, что называется, собирательный образ. Конченный садист, который убивал и насиловал молодых женщин. Его разыскивали бравый майор полиции и симпатичная стажерка, как и положено, связанные романтическими отношениями. И вот в том самом сарае происходила развязка: маньяк найден, но сдаваться он не собирается, начинается драка, в конце которой бравый майор пронзает негодяя вилами, после чего произносит пафосную речь о неизбежной победе добра над злом. Сериал назывался «Сатана».
 Еще на этапе разработки сценария Остап попытался привлечь к процессу Луцыка. Как-то за кружкой пива он показал ему наброски, рассказал о замысле и предложил написать пилотную серию:
 — Маньяки — это же твоя тема! Вот, сможешь разгуляться в своих фантазиях! Визуальное искусство — это тебе не буковки на бумаге! Заодно деньжат срубишь. Соглашайся.
 Луцык поскреб пятерней небритую щеку:
 — Царский подгон. Но мне нужно подумать.
 — А что тут думать? Сел и настрочил.
 — Я никогда еще на заказ не писал.
 — Все бывает в первый раз. Или ты цену себе набиваешь?
 — Да ничего я не набиваю… Просто для меня это в новинку.
 — Было в новинку, станет в старинку.
 Специалист по маньякам сделал большой глоток из кружки, потом еще один, и наконец решился:
 — По рукам.
 Срок ему был дан две недели. Но через неделю Луцык позвонил и сказал, что отказывается.
 — Почему? — спросил Остап.
 — Не идет что-то у меня сценарий.
 — Ты что, в запое?
 — Нет, но на грани. Всю неделю только и делаю, что пишу и удаляю текст.
 — А в чем проблема?
 — Ну не выходит у меня образ положительного мента!
 — А ты постарайся. Сделай над собой усилие. Ты профессиональный писатель или кто?
 — Не могу.
 — Надо смочь. Изучи матчасть, сериалы посмотри. «Глухаря», например. Или что-нибудь из моего.
 — «Хроники УГРО-6»?
 — Например.
 — Прости, но это выше моих сил.
 — А я, между прочим, твои книжки читал. И знаешь, это тоже не «Война и мир».
 — Понимаю, но не могу. Насмотрелся я на эту братию в погонах…
 — А ты представь, что пишешь сказку для детей. А мент — это фея с волшебной палочкой.
 — Ты кажется, забыл, как мне эти феи своими волшебными палочками почки в отделении отбили?
 — Не забыл. Но время было такое, да и ты тогда нажестил…
 — Пописать в неположенном месте — это жесть?
 — Угу. В центре столицы нашей Родины. Прямо у памятника Репину.
 — И за этот проступок нужно бить по почкам?
 — Время было такое…
 — Ты повторяешься.
 — Я еще десять раз повторюсь, если понадобится, пока до тебя наконец не дойдет.
 — Без разницы. Я пас.
 — Ну дело твое. Хозяин — барин.
 Остап без труда нашел другого сценариста и тот отлично справился. Сериалу даже дали какую-то премию, и рейтинги у него были хорошие.
 Режиссер, вспомнив эту историю, непроизвольно поежился. Ему вдруг явственно представился сериальный маньяк, который прячется под охапкой сена. Чтобы развеять свои страхи, он подошел к кучке сухой травы и пошурудил в ней носком ботинка. Конечно, там никого не было.
 А еще Остап вспомнил про Гузель. Как там она? Не обижают ли ее? Она ведь взрывная девчонка, совсем не следит за помелом. Может в незнакомой компании такое отчебучить, что мама не горюй! Слава богу, за ней присматривают Луцык, Джей и Кабан. Им можно доверить все самое дорогое, что есть у него.
  Дверь приоткрылась, и в сарай впихнули Ржавого, едва стоящего на ногах. Он прислонился к стене и медленно сполз по ней.
 — Привет, — растерянно пробормотал Остап.
 — Ну ты и гнида, Остап.
 — Водички не хочешь?
 — Задушить я тебя хочу, сволочь!
 — Ну прости меня, Ржавый! Так было нужно… Ты лучше посмотри на это с другой стороны: мы остались в живых.
 — Шкура!
 — Да пойми ты, я это во имя нас сделал! Может, все-таки водички?
 — Да иди ты со своей водичкой!
 — Ну тогда хлебушка?
 — Отвянь, кому сказал!
 Но тот продолжал оправдываться и пытаться объяснять свой поступок:
 — Зато теперь у нас есть шанс выбраться отсюда. Я что-нибудь придумаю, и мы сбежим.
 — Этот калека поди наобещал тебе златые горы и реки, полные вина? — презрительно хмыкнул Ржавый.
 — Ты про пахана?
 — Про него.
 — Ну кое-что обещал.
 — Нашел кому верить! Урке! Он тебя продаст и купит, а потом снова продаст, но уже дороже. Крот очень опасный человек. Уже будучи слепым, на Земле он был главарем банды, которая промышляла похищениями людей, убийствами и вымогательством. А в Алькатрасе он король, судья и палач в одном лице.
 — А с виду милый человек.
 — Этот милый человек, если захочет, голову тебе в два счета отвернет и скажет, что так и было.
 — Никогда бы не подумал. Кажется таким интеллигентным дядей. Гиппократа цитировал.
 — Это он может! Крот мастак корчить из себя.
 Остап подошел к кадке, зачерпнул воды и поднес ковш сокамернику:
 — Пей.
 На сей раз возражений не последовало. Голову Ржавого обматывала тряпица, на которой виднелось пятно запекшейся крови, лицо было бледным, как мел.
 — Жрать хочешь?
 — Нет. Мутит меня что-то, — Ржавый прикоснулся пальцами к голове. — Тяжелая у тебя рука, товарищ Остап.
 — Я не специально. Это все мой дар. Не обижайся.
 — На обиженных воду возят.
 — Слушай, а что со мной будет