Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имеющиеся данные показывают, что «левая» оппозиция в противовес «тройке» — Сталину, Каменеву и Зиновьеву — в конце 1923 года располагала еще сравнительно сильными позициями, прежде всего в Москве и Ленинграде среди интеллигенции, студентов и в меньшей степени среди политически образованных рабочих. Согласно отчету Московского горкома партии, в январе 1924 года в Москве из 413 рабочих партячеек 346 ячеек (всего 9843 человека) поддерживали линию ЦК. 67 ячеек (2223 человека) голосовали за платформу оппозиции. В вузовских партячейках за линию ЦК голосовали 32 ячейки (2790 человек), за оппозицию — 40 (6594 человека). В советских организациях за линию ЦК выступала 181 первичная организация, за оппозицию — 22 организации. В целом на районных партийных конференциях в Москве оппозиция получила 36 процентов голосов. Все это свидетельствовало скорее о популярности Троцкого. Но в этих цифрах отражалось вероятное поражение «левой» оппозиции. Она все больше теряла своих представителей в партгосаппарате, в рамках которого решались крупные политические вопросы. Когда авторитетные деятели, входившие в оппозицию, спохватились, было уже поздно.
В 1925 году вокруг Зиновьева, возглавлявшего Ленинградскую губернскую партийную организацию, начал складываться центр, который подверг критике состояние внутрипартийной демократии, а также ход проведения новой экономической политики.
В борьбе с оппозицией в тот период Сталин еще использовал сравнительно тонкие методы. Например, в январе 1924 года, за несколько дней до смерти Ленина, на XIII партийной конференции он заявил, что оппозиция ломится в открытые ворота со своей борьбой за партийную демократию, ведь он сам и ЦК борются против бюрократии.
Оппозиция, собственно говоря, рвется к власти — эта мысль проскальзывала в речи Сталина. Разоблачив в морально-политическом смысле оппозицию, он в завершение обнародовал закрытое решение 1921 года о запрещении фракций[70], что, естественно, было равнозначно требованию об организационной ликвидации оппозиции. Нам представляется интересным привести сравнительно длинную цитату из его выступления, которая дает возможность ощутить стиль и логику Сталина.
«Чтобы не было далее лишних увлечений и необоснованных обвинений, я должен также напомнить о тех препятствиях, которые стоят перед партией в деле проведения демократии, — препятствиях, мешающих проведению демократии…
Вторым препятствием, стоящим на пути проведения демократии в партии, является наличие давления бюрократического государственного аппарата на аппарат партийный, на наших партийных работников. Давление этого громоздкого аппарата на наших партийных работников не всегда заметно и не всегда бьет в глаза, но оно ни на одну секунду не прекращается. Это давление громоздкого государственного бюрократического аппарата, в конце концов, сказывается в том, что целый ряд наших работников и в центре, и на местах, нередко помимо своей воли и совершенно бессознательно, отклоняется от внутрипартийной демократии, от той линии, в правоту которой они верят, но которую она нередко не в силах провести до конца. Вы можете себе представить имеющий не менее миллиона служащих бюрократический государственный аппарат, состоящий из элементов, большей частью чуждых партии, и наш партийный аппарат, имеющий не больше 20 — 30 тысяч человек, призванных подчинить партии государственный аппарат, призванных социализировать его. Чего стоит наш государственный аппарат без поддержки партии? Без помощи, без поддержки нашего партийного аппарата он мало чего, к сожалению, стоит. И вот каждый раз, когда наш партийный аппарат вдвигает свои щупальца во все отрасли государственного управления, ему приходится нередко свою партийную работу в этих органах равнять по линии государственных аппаратов. Конкретно: партия должна вести работу по политическому просвещению рабочего класса, по углублению сознания рабочего класса, а в это время требуется собрать продналог, провести такую-то кампанию, ибо без кампании, без помощи со стороны партии, госаппараты не в силах выполнить свое задание. И здесь наши работники попадают между двух огней, между необходимостью исправления линии работы госаппаратов, действующих по старинке, и необходимостью сохранить связи с рабочими. И они часто сами здесь бюрократизируются… Вы знаете, что демократия требует некоторого минимума культурности членов ячейки и организации в целом и наличия некоторого минимума активных работников, которых можно выбирать и ставить на посты. А если такого минимума активных работников не имеется в организации, если культурный уровень самой организации низок, — как быть? Естественно, что здесь приходится отступать от демократии, прибегать к назначению должностных лиц и пр.
Таковы препятствия, которые перед нами стояли, которые будут еще стоять и которые мы должны преодолеть, чтобы честно и до конца провести внутрипартийную демократию.
Я напомнил вам об этих препятствиях, стоящих перед нами, и о тех внешних и внутренних условиях, без которых демократия превращается в пустую демагогическую фразу, потому что некоторые товарищи фетишизируют, абсолютизируют вопрос о демократии, думая, что демократия всегда и при всяких условиях возможна и что проведению ее мешает якобы лишь «злая» воля «аппаратчиков». Вот против этого идеалистического взгляда, взгляда не нашего, не марксистского, не ленинского, напомнил я вам, товарищи, об условиях проведения демократии и о препятствиях, стоящих в данный момент перед нами»[71].
Тем самым Сталин раз и навсегда поставил партийный аппарат как структуру выше всякой критики, вернее, присвоил себе исключительное право его критики. Вскоре подобный подход распространился и на госаппарат. Однако вершиной «драматургии» этой речи было не объявление оппозиции антипартийным явлением, что практически следовало из зачитанной Сталиным резолюции 1921 года, а то, как он, можно сказать, «защитил» Троцкого: «Третья ошибка, допущенная Троцким, состоит в том, что он в своих выступлениях партийный аппарат противопоставил партии, дав лозунг борьбы с „аппаратчиками“. Большевизм не может принять противопоставления партии партийному аппарату… Я боюсь, что Троцкий, которого я, конечно, не думаю поставить на одну доску с меньшевиками, таким противопоставлением аппарата партии дает толчок некоторым неискушенным элементам нашей партии встать на точку зрения анархо-меньшевистской расхлябанности и организационной распущенности. Я боюсь, что эта ошибка Троцкого поставит под удар неискушенных членов партии — весь наш партийный аппарат, — аппарат, без которого партия немыслима»[72].
Как же обстоит дело с Троцким на самом деле?
Вскоре после смерти Ленина внутри партии на повестку дня встал вопрос об освоении ленинского наследия и его творческом использовании. Различные политические группы, партийные руководители и теоретики в равной степени считали себя продолжателями его дела. Они претендовали на исключительность своего истолкования его наследия в ходе теоретического освоения ленинских идей.
Весной 1924 года партийный аппарат сказал свое слово. Во время так называемого «ленинского призыва» в партию вступило около 200 тысяч новых членов, в основном рабочие. Изменение социального состава партии в немалой степени способствовало дальнейшей изоляции оппозиции, укреплению единства партийных рядов. Троцкий тоже вел свою борьбу, но в первую очередь в области теории. В апреле 1924 года он закончил книгу «О Ленине. Данные для биографии», в которой сравнивал историческое величие Ленина с Марксом.
Значительной вехой в процессе творческого освоения ленинского наследия явился XIII съезд партии. Крупская все больше настаивала на том, чтобы перед делегатами было оглашено «завещание» Ленина. Троцкий не определил своей позиции. Текст писем Ленина, в которых высказывались серьезные замечания в адрес Сталина, так и не был опубликован. В выступлении на съезде прозвучало кредо Троцкого: «Я знаю, что быть правым против партии нельзя. Правым можно быть только с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала. У англичан есть историческая пословица: права или не права, но это моя страна. С гораздо большим историческим правом мы можем сказать: права или не права в отдельных частных конкретных вопросах, в отдельные моменты, но это моя партия».
Однако и эта его позиция уже ничем не могла помочь. Осенью 1924 года началась решительная кампания борьбы с троцкизмом. После смерти Ленина в партийных дискуссиях усилились подозрения, которых сам Троцкий любой ценой хотел бы избежать, в отношении его вождистских амбиций и так называемого бонапартизма, о чем шла речь уже с весны 1921 года. Разговоры об этом в значительной степени снижали теоретический и политический вес аргументации Троцкого, а также настраивали против него большинство партийного аппарата, формировавшегося и все более укреплявшего свои позиции в тот период.
- Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Уроки Красного Октября - Игорь Фроянов - История
- 1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций - Димитрий Олегович Чураков - История
- Анти-Стариков-2. Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России? - Петр Балаев - История
- Сталин в жизни - Евгений Гусляров - История
- Иосиф Сталин – беспощадный созидатель - Борис Соколов - История
- 1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так! - Игорь Пыхалов - История
- Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций - Владимир Трут - История
- СССР - цивилизация будущего. Инновации Сталина - Сергей Кара-Мурза - История
- Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов - А Спиридович - История