сердце вот-вот проломит грудак. 
Впиваюсь поцелуями в нежное горло, упиваюсь прерывистыми вздохами и робкими поглаживаниями плеч тонкими пальцами.
 Подписывая себе приговор, погружаясь в неумолимый ад, я следую рукой от груди к мягкому животу, который напрягается под моими ласками.
 Как проклятый кружу возле трусиков и не выдерживаю. Просовываю ладонь между бедер. И умираю.
 Истомина мокрая.
 Влажные трусики сводят меня с ума. Меня уже колотит.
 Надо остановиться, но я не могу и не хочу.
 – Олька, – я утыкаюсь своим лбом в ее, шепчу в распухшие блестящие губы. – Скажи мне: «Нет».
 Поволока в глазах Истоминой говорит о том, что до нее не доходит смысл моих слов, и это пьянит.
 – Оль, – я кладу ее руку на член, трусь о ладонь. – Оля, скажи: «Нет».
 Рефлекторно сжавшиеся на моем стволе пальчики дарят болезненное удовольствие. Я слегка сдвигаю трусики и поглаживаю нежную плоть, из последних сил удерживая себя, чтобы не зайти дальше и не раздвинуть половые губы.
 У Оли во взгляде прорезается осмысление.
 И я, противореча сам себе, снова целую заразу. Мне не нравится, что она выплывает из состояния, в котором я остаюсь. Я целую ее, как потерпевший, наваливаюсь на нее, продолжаю поглаживать там внизу и уже чувствую смазку на пальцах.
 Кажется, я сейчас начну биться током.
 – Оля, останови меня…
 Слабый голосок, совсем неуверенный, становится гильотиной:
 – Кир… Остановись… Кир… Нет…
 Блядь…
 Я останавливаюсь. Стискиваю обмякшее тело Ольки, слушаю, как бешено колотится ее сердце, как тяжело она дышит. Меня ломает.
 Моя девочка меня хочет. Она вся мокрая. А я должен остановиться.
 Вглядываюсь в ее раскрасневшееся лицо, вижу на щеке раздражение от моей щетины, алые от поцелуев губы, шальной блеск в глазах.
 – Ты меня хочешь? – спрашиваю, потому что мне нужно знать.
 Истомина, закусив нижнюю губу, отводит взгляд, и я вижу, что она краснеет еще больше. Румянец заливает ее от шеи до щек.
 – Я помогу, – хриплю я, озаренный внезапной идеей.
 Я приподнимаюсь и стаскиваю с себя футболку. У Оли глаза распахиваются.
 – Ты что? Я же сказала, что не надо…
 – Все будет хорошо, Оль, – бормочу я, потому что уже горю. – Тебе понравится…
   Глава 31. Оля
  Поначалу Дикаев меня приятно удивляет.
 Я, конечно, слабо верю, что Кирилл не будет распускать руки, но он берется объяснять на полном серьезе. И у него даже получается.
 Смешанное чувство. Я вроде и рада, а будто чего-то не хватает.
 Чувствую себя собакой на сене.
 Ну то есть… я ничего такого, но я, что, ему разонравилась?
 Кир по-деловому разжевывает мне материал и даже делает презентацию, круто кстати делает, а то, что я тут рядом лежу, его вроде как не волнует.
 Я даже на пробу прижимаюсь к нему поплотнее, и ничего.
 Ну и ладно. Вот. Уже теряет интерес.
 Все они такие. Хорошо, хоть разберусь в задании. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
 Я погружаюсь в объяснения, с удовольствием следя, как Дикий вместо меня оформляет домашку, и резкая перемена в настроении Кира становится для меня сюрпризом.
 Кажется, я его разозлила.
 – Это будет очень романтично, – угрожает он, нависая надо мной, а у меня сердечко колотится, и пульс частит.
 Я догадываюсь, что сейчас будет, но ничего не делаю, чтобы это предотвратить.
 Твердые губы берут мои в плен, и на меня накатывает слабость. Я таю.
 Для вида попытавшись отодвинуть эту гору мускулов, я оставляю руки на плечах Дикаева. Сделка с совестью заключена, и я отдаюсь этим ощущениям. С каждым разом мне нравится целоваться все больше, а сегодня, я как будто весь день ждала этого.
 Кир своими движениями дает понять, что он чувствует мое тело, которое подчиняется ему сразу. Разум же давно отключился, позволяя мне падать в эту пропасть.
 Дикаев целует так жадно, что это просто не может не отозваться во мне. Я растворяюсь в его голоде, заражаюсь им, понимаю, что внутри меня растет напряжение, и только Кир знает, как его снять.
 Я даже не сразу понимаю, что распускание рук зашло так далеко, что Дикий уверенно ласкает грудь под футболкой. Это так приятно, я не хочу, чтобы он останавливался. А когда он сдавливает ноющие соски, я чувствую, что трусики становятся влажными.
 Тяжесть внизу живота, подталкивает меня к тому, чтобы сдвинуть бедра, но широкая ладонь вклинивается между ними. Бесстыдные пальцы дразнят, поглаживая в опасной близости от сокровенного. Кир не форсирует, но именно от этого меня начинает колотить.
 Я слышу его тяжелое дыхание, он будто дышит мне в самое сердце.
 Под руками я чувствую каменные плечи.
 Жар, исходящий от Кирилла, плавит меня.
 Голова идет кругом.
 Пальцы сжимаются на члене, даря странное, но упоительное ощущение.
 Предвкушение.
 Неизведанного.
 Желанного.
 – Оля, скажи: «Нет» … – как сквозь вату доносится до меня хриплый голос Кира, в котором я слышу мольбу о противоположном.
 Зачем? Так сладко, я не знала, что так бывает…
 Однако сознание намекает, что мы очень далеко зашли.
 Прямо сейчас я чувствую не только пьянящее удовольствие, но и то, что его доставляет. У меня в трусиках хозяйничают пальцы Дикаева. Он нежно поглаживает скользкие складочки, чуть надавливая, посылая электрические разряды к пока еще прикрытому губками клитору, но он уже томится…
 Кир прав, это надо остановить, но я не успеваю ничего сказать, потому что меня сметает его страстью.
 Поцелуй взывающий к моему естеству заставляет обмякнуть.
 Подчиниться ему. Ответить. Крепче сжать плечи Кира, прижимая к себе.
 Двигаться навстречу его пальцам, тереться об них, подталкивая бедра и слушая, как вырывается в ответ на это хриплый стон из груди Дикаева.
 – Оля, останови меня… – требует он, но его лихорадка поражает и меня.
 Раз за разом Кир не дает мне воспротивиться его ласкам, но я все же нахожу в себе силы разомкнуть горящие губы и пролепетать:
 – Кир… Остановись… Кир… Нет…
 Я испытываю нечто похожее на разочарование, когда, услышав мой ответ, он замирает. Шумно дыша, он сжимает меня крепко. Одной рукой прижимает меня к твердому, горячему даже через футболку, телу, а другой… там… внизу… вдавливая пальцы в промежность.
 Пламя, полыхающее между ног, и не думает затухать.
 Как оборванное свободное падение, когда адреналин продолжает тебя догонять. Сквозь пелену в глазах вижу заострившиеся черты лица, побелевшие скулы, чертовщину во взгляде Кира.
 – Ты меня хочешь? – хрипотца в голосе отзывается во мне,