Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В выходные и праздничные дни работали, но продолжительность рабочего дня была несколько меньше обычного.
В отличие от других отходников (за исключением строителей) огородники должны были проводить в столице весь сельскохозяйственный сезон и потому не участвовали в обработке собственных наделов. В 1901 г. на все работы в деревню возвращалось 2,7 % огородников (при 12,6 % всех ярославских отходников) [121] , на часть работ – 8,8 % (9,5 %), только на сенокос – 5,9 % (2,6 %), вообще не возвращалось 83,1 % (75,3 % всех отходников). Только жители Поречья чаще возвращались домой, так как зимой занимались рыболовством на озере Неро [122] .
Отход значительно влиял на семейное положение огородников. Несмотря на то, что их средний возраст был больше, чем у ярославских отходников, процент холостых среди них был выше среднего (в 1901 г. 34,8 % и 31,0 % соответственно). Холостым был каждый четвертый взрослый мужчина-огородник.
Только каждый десятый огородник брал в Петербург семью; 83,4 % жен оставалось в своих селах в одиночестве. Ростовский уезд поэтому являлся подлинной «бабьей стороной». Жены отходников много самостоятельнее обычных деревенских женщин. Как правило, они односельчанки своих мужей-питерщиков. Огородники, женившиеся на петербурженках, приезжали в деревню с женами редко; они перебирались в город насовсем, сдавали деревенские наделы в аренду или вовсе отказывались от надела. Но эта участь выпадала исключительно на долю рыночных и хозяев [123] .
Чаще всего, если муж имел репутацию удачливого добытчика, семья огородника отделялась от родителей. В противном случае молодуха часто не уживалась с мужней родней и возвращалась к своим отцу и матери.
Все домашнее хозяйство в деревне велось женщинами. Большинство хозяек, оставшихся без мужиков, нанимали батраков (из односельчан, но чаще из соседней Владимирской губернии). Процесс замещения отходников наемными рабочими начался еще в середине XIX века: «Все черные и тяжелые работы в … селениях и домах Ростовского уезда исполняются преимущественно владимирцами по найму. Владимирцы ведут весь огородный обиход, начиная с копки гряд до окончания уборки огородных растений. Владимирцы отправляют сенокос. Владимирцы пасут стада. Владимирцы батраки и стряпухи. Владимирцы работают на цикорных, картофельных и других заводах… таким образом, ростовский крестьянин, промышляя на стороне, доставляет хлеб и деньги чужеземцу на своей родине» [124] .
Сами ярославки в огородном отходе практически не участвовали. Подсобные работы на петербургских огородах, как указывалось ранее, осуществляли копорки – крестьянки Петербургской и Новгородской губерний. Те огородницы, общим числом 71, которые учтены земской переписью 1901 г. как ушедшие в Петербург, в основном продолжали дело умерших мужей – управляли собственными огородами. Это были чаще всего пожилые крестьянки (66,9 % вдов, 60 % старше 40 лет). Средний стаж их пребывания в столице был 16,5 лет. Никто из них на полевые работы на родину не возвращался.
Еще в 1857 г. автор статьи «Огородники» в «Материалах для статистики России» писал: «Огородный промысел … служит главною причиной той зажиточной жизни и того видимого превосходства, … каким отличается Ростовский уезд пред всеми прочими уездами Ярославской губернии» [125] .
Великий ростовский краевед А. Титов с гордостью отзывался о селах родного уезда: «Крестьянские жилища в большинстве случаев изменили свой прежний неуклюжий вид, и относительно фасада представляют во всем, за исключением только одних соломенных крыш, подобие городских построек. Как скоро промышленные предприятия помогут крестьянину выбиться из прежней колеи, сделаться самостоятельным, он первым долгом считает это выказать перед своими односельцами … и потому строит себе в деревне дом по возможности лучший в околотке … керосиновые лампы, обои, обилие икон, часы, стулья, диван, шкафы, комод с чайной посудой, зеркало, портрет государя, самовар, составляет обязательные принадлежности дома отходопромышленника…
Одежда и обувь у большинства крестьян в здешнем уезде совершенно изменилась за последние 20 лет, и как у мужского, так и у женского пола составляют совершенное подобие городской, в особенности одежда праздничная молодцов и девиц и молодых мужчин и женщин… Пиджаки совершенно вытеснили русскую поддевку, праздничный костюм – весь немецкого покроя: шляпа (цилиндр или обыкновенная круглая), дорогая фуражка, шелковая или шерстяная рубашка» [126] .
Кроме Ростовского и Гдовского уездов небольшая группа огородников шла в Петербург из Татьянковской волости Старицкого уезда Тверской губернии. Здесь почти во всех деревнях знали толк в разведении и продаже клубники. Клубника – ягода нежная и скоропортящаяся, поэтому ее необходимо реализовать как можно быстрее.
Татьянинцы снимали в окрестностях Петербурга огороды. В отличие от ростовчан, отправлялись на промысел целыми семьями. Только некоторые крупные огородники нанимали на лето работниц (человек до 30). При удаче зажиточные «клубничники» зарабатывали в урожайный сезон до 3 тысяч рублей, средние и мелкие – от 100 до 300.
Часть членов семьи разносили ягоды по дачам и квартирам. Разносчиками становились, как правило, подростки, которые постепенно знакомились с профессией: ценами, искусством торговаться, обрастали клиентурой. Затем часть разносчиков профессионализировалась и занималась уже не только клубникой, но и продажей других ягод и фруктов, закупаемых на Щучьем рынке [127] .Пошехонские портные
Среди уроженцев Ярославской губернии, пользовавшихся в России репутацией щеголеватых ловкачей, пошехонцы устойчиво считались недотепами [128] . Уроженцы этого лесного северо-восточного уезда губернии и примыкавших к нему волостей соседних Рыбинского и Романово-Борисоглебского уездов в отличие от большинства отходников губернии не были активны в торговле или трактирном промысле. Их главным занятием в Петербурге стало портновское ремесло.
В 1901 г. в Петербург отправлялось 5334 из 8879 ярославских портных и 979 из 1339 портних [129] . 5019 из них (79,5 %) приходили в Петербург из тринадцати волостей губернии, в которых петербургские портные составляли более четверти всех отходников (табл. 5.2).
Помимо пошехонцев, много в Петербурге было портных из Псковской, Олонецкой и, особенно, Тверской губернии. Здесь этим промыслом в начале 1880-х годов занималось 3143 человека (1605 – в Калязинском, 455 – в Кашинском, 305 – в Вышневолоцком (особенно из Борзыкинской и Спасской волостей) и в Бараньегорской волости Новоторжского уезда [130] .
В отличие от западноевропейских стран, в начале XX века готовая одежда не пользовалась в России заметным спросом. Первая фабрика конфекциона появилась в России только в 1882 г., а к 1914 г. таких фабрик в стране было всего 20 (из них 6 принадлежало военному ведомству). Между тем, в Германии в том же году было 254 такие фабрики [131] . Таким образом, подавляющее большинство петербуржцев всех состояний шило одежду у столичных портных.
Аристократически-гвардейский Петербург одевался у Ганри, Тедески, Калины, Бризака – в модных ателье Большой Морской и Невского проспекта. И владельцы, и большая часть закройщиков здесь являлись иностранцами. Перед сезоном они совершали поездки в Париж и Вену, где знакомились с последней европейской модой.
Таблица 5.2. Волости Ярославской губернии, где портновский отход в Петербург составлял более четверти всего отхода
1 – количество портных, отправляющихся в Петербург (оценка);
2 – процент портных, отходящих в Петербург среди всех отходников.
Единственным ярославцем, сумевшим войти в этот круг, был один из основателей Ярославского благотворительного общества, видный благотворитель, гласный Думы, коммерции советник П. Н. Фокин, выходец из деревни Александрово Варжской волости Ростовского уезда.
Отец Фокина, как и полагалось деятельному ростовцу, был огородником. Когда мальчику исполнилось два года, отец отправил его в Москву к дяде, хозяину каретной фабрики. В 12 лет (в 1858 г.) Фокин перебрался в Петербург, в мастерскую офицерских вещей Мельникова. В 1870 г. он купил эту мастерскую, а в 1881 г. и дом, в котором она находилась.
По словам биографа петербургских гласных, Фокин «уже тридцать лет снабжает русское воинство от поручика до генерал-лейтенанта включительно офицерскими вещами и аксессуарами» [132] . Его мастерская по изготовлению «офицерских вещей», с 1880-х годов располагавшаяся в собственном доме напротив цирка Чинизелли, считалась лучшей в городе. «Всего замечательнее были знаменитые фокинские фуражки, которые делались только на заказ и которые признавались в гвардейской кавалерии квинтэссенцией хорошего тона» [133] .
В Петербурге П. А. Фокин не забывал свою родину – Ярославщину. В 1881 г. на его средства в Александрино было открыто земское училище, а в 1888 – курсы садоводства и плодоводства с интернатом [134] .