Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот прозвучало: «в Англию», как подарок, как возвращение к жизни, с которой уже простился.
– «Как в Англию?» – изумляется Гамлет, секунду назад готовый принять по крайней мере тюремное заключение. Еще больше должны опешить Гильденстерн и Розенкранц – они же не слышали обоснования Клавдием этого решения: в это время они арестовывали принца. Им-то казалось, что убийство Полония и приказ короля привести Гамлета на допрос означают отмену поездки в Англию! Для них «Англия» – удар, ведь только что, в расчете на скорую расправу, они позволили себе столь непочтительное обращение с бывшим приятелем. Как же теперь им выкрутиться из создавшейся ситуации? Впрочем, короля это не заботит совершенно, и он отправляет молодых людей следом за Гамлетом, отдав им то самое роковое письмо («Прощайте. Все изложено в письме. Что требуется делом...»), где предрешена судьба Гамлета.
А что значит этот странный диалог?
– Прекрасно.
– Так ты б сказал, знай наши мысли ты.
– Я вижу херувима, знающего их. – Ну что ж, в Анг- лию так в Англию! Прощайте, дорогая матушка.
– Дорогой отец, хочешь ты сказать, Гамлет?
– Нет – мать. Отец и мать – муж и жена, а муж и жена – это плоть едина. Значит, все равно: прощайте, матушка. – Итак, в Англию, вот оно что.
Обратим внимание, что в этой странной сцене принц упоминает Небо (– «Где Полоний? – На небе. Пошлите посмотреть».) и Небесные силы ( «Я вижу херувима...») – исключительно в ироническом смысле.
Кроме того, в этой сцене скрыто еще одно подтверждение правильности нашей догадки, что предыдущая встреча Гамлета с матерью не могла кончиться так, как это происходит в ныне существующем варианте текста. Ведь если принц расстался с Гертрудой, доверив ей свои предположения о грозящих ему в путешествии опасностях, перенесение сейчас на короля своих отношений с матерью, по меньшей мере – странно. Другое дело, если в сценах ареста и допроса принц узнает новые для себя вещи: в первой, что он предан матерью, моментально донесшей королю о совершенном злодеянии, а во второй – о том, что этот донос имел такие сравнительно незначительные последствия. Тогда весь этот диалог обретает совершенно конкретный смысл: во-первых, я знаю, кто меня продал, отсюда, «муж и жена – это плоть едина», во-вторых, «прощайте, матушка» – ну и баба же ты, дядюшка. И тут только может родиться у принца эта пронзительная догадка про готовящуюся ему ловушку: «Итак, в Англию, вот оно что...»
Гамлет ушел. Следом за ним, получив письмо к английскому королю, отправились Гильденстерн и Розенкранц. Все остальные придворные без слов и без соблюдения приличий разбредаются кто куда. Они поняли: король проявил преступную слабость, не наказав должным образом преступного племянника. Они чувствует, что с этого момента опять в Дании начнется развал. Клавдий сейчас проиграл все, он потерял поддержку придворных. Но это пока до него не дошло, он слишком потрясен происшедшим, чтобы анализировать ситуацию. Его мольба, обращенная к Англии, скорее похожа на попытку заглушить голос собственной совести, чем на выражение кровожадных намерений.
Фортинбрас
Вот, наконец, на сцене тот, о ком говорилось так много, но кого воочию нам дано увидеть только теперь, – принц Фортинбрас, ведущий свое войско на несчастную Польшу. В его диалоге с капитаном, отправленным на прием к Клавдию, есть только один примечательный момент:
– Прибавьте,
Что если бы явилась в нас нужда,
Мы тут как тут по первому желанью.
Здесь Пастернак острее других переводчиков и потому, как мне кажется, ближе всех к истине. Действительно, Фортинбрас ничуть не оставил мечты о завоевании Дании. Он носом чует, что в стране неблагополучно, а потому готов в любой момент предоставить свое войско в распоряжение того же Клавдия (если тому придется туго), чтобы под предлогом дружественной помощи (раз по-другому нельзя), застрять в Дании и практически оккупировать ее. И Польшу-то он выбрал объектом нападения потому только, что географическое ее положение позволяет вести военные действия вблизи границ вожделенной Дании. (Как это все знакомо и похоже на дела сегодняшние! Механизм агрессии во все времена был один и тот же, сюжет этот отработан многими поколениями захватчиков чужих земель).
Фортинбрас уходит дальше с отрядом. Капитан остается. Он не слишком спешит, для него эта миссия – весьма обременительное поручение. Надо будет заниматься чем-то скучным, изображать вежливость...
А тут еще какой-то датчанин пристал с расспросами: «Чье это войско?» – С недоумением и презрением смотрит норвежец на странного человека, удивляющегося тому, что можно воевать просто так, ради
И вот, отослав своих спутников, ставших такими робкими и осторожными, Гамлет остается один. Последний раз мы видим его в одиночестве, если можно считать уединившимся человека, перед которым все идет и идет многотысячное войско, гремя оружием и барабанами, поднимая пыль сапогами.
Мысль принца бьется с невероятным напряжением. Кажется, вот сейчас он откроет наконец-то для себя (а значит – и для нас!) истину о себе, откроет нечто, благодаря чему станет возможно постичь тайну его характера. Ах, какой это замечательный монолог! И как он почему-то всегда тускнеет рядом с другими. А ведь это последний в трагедии монолог Гамлета.
– Что значит человек,
Когда его заветные желанья –
Еда да сон? Животное – и всё.
– Ну, ну! Может быть, сейчас он скажет, наконец, каково должно быть заветное желание человека, его, Гамлета, желание?! Тем более, что речь идет о Божественном предназначении:
– Наверно, тот, кто создал нас с понятьем
О будущем и прошлом, дивный дар
Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы.
И что же? – Все свелось к тому, что он опять клянет себя за трусость, за склонность «разбирать поступки до мелочей».
Он сам не понимает, как же случилось, что он, имея «волю, силу, право и предлог», – не смог свершить такое простое дело. И теперь он завидует уже Фортинбрасу, видя в нем недостижимый идеал цельности и целеустремленности. Он уже забыл, как, бичуя свои пороки перед Офелией, клял себя за то, что он «очень горд, мстителен, самолюбив», – теперь, когда перед ним войско «под командой решительного принца, гордеца до кончиков ногтей» – гордость не кажется ему злом. (А у Морозова «…принца, дух которого, подвигнутый божественным честолюбием…»! – еще один пример перевернутости нравственных координат!) – У Шекспира же во всех случаях, начиная с «честолюбца», которым хлестнул принца Розенкранц, и кончая характеристикой Фортинбраса, везде одно слово: «ambition»!
Теперь Гамлет формулирует:
– Но тот-то и велик, кто без причины
(Читай: без цели)
Не ступит шага…
– Ну, еще немного, – и приоткроется тайна! Кажется, еще одно усилие, и, наконец, будет названа цель – пусть ложная, пусть иллюзорная или безнравственная, но конкретная и реальная, – которую ставит перед собой Гамлет. Но нет, все кончается банальнейшим выводом, бессильной злобой проигравшего бунтаря:
– О мысль моя, отныне будь в крови,
Живи грозой иль вовсе не живи!
– Итак, неужели «Тот, кто создал нас...» «дивный дар вложил» для того только, чтобы мысли наши были «кровавыми», неужели вся «польза» разума в том лишь состоит, что в обслуживании «Божественного честолюбия», поднимающего спор «из-за пучка соломы»?!
Неужели это все, что вынес принц из кошмарных событий, обрушившихся на его голову? Неужели так ничему его не научили ни пролитая кровь, ни собственное поражение? И уж о какой «кровавой мысли» может быть речь, если сейчас он отправляется в Англию и Бог весть когда вернется в отечество... Опять истинный мотив его поступков и душевных движений, чуть проглянув на поверхности текста, ушел в темную глубь подсознания, и мы можем только догадываться о той адской борьбе, которая идет сейчас в Гамлете, о той душевной работе, которая должна же в нем свершаться, если это живой человек, способный хоть как-то воспринимать реальность. Однако нельзя не заметить то существенное обстоятельство, что с Гамлетом произошел некий переворот. Последний раз он адекватно отреагировал на ситуацию, воззвав к «ангелам небес» при появлении Призрака. Дальнейшее – заявление о себе, как о «карающей руке небес», намерение утверждения добра через жестокость, ерничание в сцене допроса, рассуждение о своем предназначении при встрече с войском Фортинбраса, – все свидетельствует о перевернутости его представлений о добре и зле, о Небе и Геенне.
Так и расстаемся мы с ним на пороге его нового рождения и новых испытаний, о которых он смутно подозревает: ведь он уже предполагает о возможных кознях «школьных друзей» и о своем ответном «подкопе». Мы видим его одновременно поверженным и мечтающим о реванше, поражающимся бессмысленности затеянной Фортинбрасом бойни, и страстно желающим стать его подобием. Мы расстаемся с ним опять надолго, на несколько недель, а, может быть, и месяцев…
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- История китайских боевых искусств - Чжуншэнь Ли - Культурология
- Культура как система. Опыт информационного анализа - В. Рыжов - Культурология
- Режиссура. О методе - Петр Попов - Культурология
- Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии - Наталья Петрова - История / Культурология
- Любовь: история в пяти фантазиях - Барбара Розенвейн - Культурология / Психология / Науки: разное
- Быт и нравы царской России - В. Анишкин - Культурология
- Начало и становление европейской музыки - Петр Мещеринов - Прочая документальная литература / Культурология / Прочее
- Реабилитированный Есенин - Петр Радечко - Культурология
- Космические тайны курганов - Юрий Шилов - Культурология