Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Молодежь насмехается над антиквариатом или делает вид, что насмехается. — Сенатор Деверо снисходительно улыбнулся внучке. — Но я возлагаю надежду на Шэрон. Мы с ней вместе обставляли эту комнату.
— И результат впечатляет, — сказал Алан.
— Готов поверить, что это так. — Сенатор любовно обвел глазами комнату. — У нас тут есть несколько совершенно особых вещей. Вот это, например, великолепный образец времен династии Тан. — И он осторожно провел пальцами по изумительной приятно окрашенной глиняной лошади с всадником. Она стояла отдельно на табурете с мраморной доской. — Двадцать шесть сотен лет назад она была создана искусным мастером во времена цивилизации, пожалуй, более просвещенной, чем наша сегодняшняя.
— Она действительно прекрасна, — сказал Алан, подумав: «В одной этой комнате — целое состояние». Он невольно сравнил это жилище с похожим на коробку двухкомнатным домиком Тома Льюиса, где был накануне вечером.
— Но перейдем к делу. — Сенатор заговорил быстро, деловито. Все трое сели. — Как я уже сказал, прошу прощения, мой мальчик, за то, что так неожиданно вызвал вас. Однако возникло одно дело, которое озаботило меня и которое, по-моему, не терпит отлагательства. — Сенатор пояснил, что его заинтересовала судьба пароходного безбилетника Анри Дюваля, «…этого несчастного молодого человека без дома и без родины, который стоит у наших ворот и умоляет во имя человеколюбия пустить его».
— Да, — сказал Алан, — я читал об этом вчера вечером. И помнится, подумал, что тут немногим можно помочь.
Шэрон, внимательно слушавшая, спросила:
— А почему?
— Главным образом, — ответил Алан, — потому, что в канадском Акте об иммиграции совершенно определенно сказано, кто может поселиться в Канаде, а кто нет.
— Но судя по тому, что написано в газете, — возразила Шэрон, — его даже не выслушают в суде.
— Да, мой мальчик, что тут можно сделать, а? — И сенатор вопросительно поднял бровь. — Где же наша хваленая свобода, если человек — любой человек — не может быть выслушан в суде?
— Не поймите меня превратно, — сказал Алан. — Я не защищаю такое положение дел. Собственно, мы изучали Акт об иммиграции, и по-моему, там много спорных моментов. Но таков закон. Если встает вопрос о том, что надо его менять, то это больше по вашей части, сенатор.
Сенатор Деверо вздохнул:
— Это дело трудное, трудное при таком несгибаемом правительстве, как у нас сейчас. Но скажите, вы действительно считаете, что для этого несчастного молодого человека ничего нельзя сделать — я имею в виду, законным путем?
Алан ответил не сразу.
— Мнение, которое я сейчас выскажу, конечно, экспромт.
— Естественно.
— Словом, если считать изложенные в газете факты достаточно верными, у этого Дюваля нет никаких прав. Прежде чем быть выслушанным в суде — даже если от этого будет какой-то прок, в чем я сомневаюсь, — он должен официально высадиться в нашей стране, а при том, как обстоят дела, это едва ли возможно. — Алан взглянул на Шэрон. — Я полагаю, корабль уплывет, а с ним уплывет и Дюваль.
— Возможно, возможно. — Сенатор размышлял, глядя на пейзаж Сезанна. — И все-таки в законе можно найти лазейки.
— Даже очень часто, — согласно кивнул Алан. — Я ведь сказал, что мое мнение — экспромт.
— Совершенно верно, мой мальчик. — Сенатор отвел взгляд от картины и снова заговорил деловито. — Потому я и хочу, чтобы вы поглубже влезли в эту историю и посмотрели, какие могут тут быть лазейки, если они вообще существуют. Короче, я хочу, чтобы вы выступили защитником этого несчастного молодого человека.
— А что, если он…
Сенатор Деверо предостерегающе поднял руку:
— Прошу выслушать меня. Я намерен оплатить судебные издержки и все расходы, какие могут возникнуть. Взамен я попрошу только, чтобы мое участие в этом деле было сохранено в тайне.
Алан заерзал на диванчике. Он понимал всю важность этого момента как для него самого, так и для других. Дело это может ничем и не кончиться, но если правильно его вести, оно поможет ему установить связи на будущее, привести к другим делам. Приехав сюда сегодня утром, он еще не знал, чего ожидать; теперь же, узнав, он должен быть доволен. И тем не менее в нем шевелилось сомнение. Алан подозревал, что под внешним покровом содержится куда больше, чем обнажил старик. И он чувствовал на себе взгляд Шэрон.
Неожиданно Алан спросил:
— А почему, сенатор?
— Что — почему, мой мальчик?
— Почему вы хотите, чтобы ваше участие осталось в тайне?
На минуту, казалось, сенатор пришел в замешательство, затем лицо его прояснилось.
— В Библии есть один текст. По-моему, он гласит: «Когда оказываешь благодеяние, пусть твоя левая рука не знает, что творит правая».
Это прозвучало убедительно. Но что-то щелкнуло в мозгу Алана Мейтленда. И он спокойно спросил:
— Благодеяние, сэр, или политические соображения?
Брови сенатора опустились.
— Боюсь, я вас не понял.
«Ну вот мы и попались, — подумал Алан. — Первый крупный клиент, который уже был у тебя на крючке, ускользнул». А вслух он осторожно произнес:
— Иммиграция в настоящий момент является главной политической проблемой. Данное дело уже попало в газеты и может принести немало неприятностей правительству. Разве не это было у вас на уме, сенатор: использовать этого человека с корабля в качестве пешки? Не потому ли вы захотели привлечь к этому меня, молодого и зеленого, вместо вашей обычной юридической конторы, которую сразу связали бы с вами? Извините, сэр, но я не намерен таким образом заниматься юриспруденцией.
Алан произнес это с большим нажимом, чем намеревался, но им овладело возмущение. Он подумал, как все объяснит своему партнеру Тому Льюису и как Том поступил бы в подобной ситуации. Алан подозревал, что нет: у Тома хватило бы ума не изображать донкихота и не отказываться от гонорара.
Слух его уловил какой-то хриплый звук. К своему удивлению, Алан обнаружил, что это смеется Деверо.
— «Молодой и зеленый» — по-моему, вы так сказали, мой мальчик. — Сенатор помолчал и снова хмыкнул. — Что ж, можно сказать, вы молоды, но, безусловно, не зелены. Ты как считаешь, Шэрон?
— Я бы сказала, что тебя подловили, дедушка.
Алан заметил, что Шэрон с уважением смотрит на него.
— Так оно и есть, дорогая, так оно и есть. Ты нашла мне смекалистого молодого человека.
Алан понимал, что ситуация изменилась, но еще не определил, как именно. Уверен он был в одном: сенатор Деверо — многогранная личность.
— Прекрасно, значит, все наши карты выложены на стол. — Тон сенатора слегка изменился — стал менее увесистым, более похожим на разговор с равным. — Предположим, все, что вы утверждаете, — правда. Но разве молодой человек с корабля не имеет права на юридическую помощь? Неужели ему не надо протянуть руку помощи, потому что неким человеком, а именно мной, движут сложные соображения? Если бы вы, мой мальчик, тонули, вас озаботило бы то, что тот, кто поплыл спасать вас, поступал так потому, что вы можете пригодиться ему живым?
— Нет, — сказал Алан, — наверное, нет.
— Так в чем же разница — если таковая существует? — Сенатор Деверо наклонился в кресле. — Разрешите спросить вас кое о чем. Я полагаю, вы верите в то, что несправедливость должна быть исправлена.
— Конечно.
— Конечно. — Сенатор кивнул с видом многоопытного человека. — Давайте в таком случае рассмотрим положение этого молодого человека. Нам говорят, что у него нет никаких прав. Он не канадец и не bona fide[12] иммигрант, даже не транзитник, который высадится и скоро уедет. В глазах закона его вообще не существует. Следовательно, даже если бы он захотел воззвать к закону — обратиться в суд, чтобы ему разрешили остаться в той или другой стране, — он не может этого сделать. Верно?
— Я бы выразился иначе, — сказал Алан, — но в основном это верно.
— Иными словами — да.
Алан криво усмехнулся:
— Да.
— А теперь предположим, что сегодня вечером этот самый человек совершит на корабле в ванкуверской гавани убийство или поджог. Что с ним будет?
Алан кивнул. Он понял, куда гнет сенатор.
— Его высадят на берег и будут судить.
— Вот именно, мой мальчик. И если он виноват, то будет наказан независимо от его статуса. Значит, таким путем закон может быть применен к Анри Дювалю, хотя обратиться к помощи закона он не может.
Аргументация была крепко сколочена. И неудивительно, подумал Алан, что старик так ловок в дебатах.
Но ловок он или нет, главное, что доводы его разумны. Почему закон должен работать лишь в одном направлении — против человека, а не ради него? И хотя сенатором Деверо руководили политические соображения, ничто не могло изменить главного в его высказывании, а именно: человеку, находящемуся в данном населенном пункте, отказано в основном праве человека.
- Нечем дышать - Эми Маккаллох - Детектив / Триллер
- На волнах мечты - Роальд Даль - Триллер
- Сильнодействующее лекарство - Артур Хейли - Триллер
- Не обещай ничего - Линвуд Баркли - Триллер
- Ферма - Том Роб Смит - Триллер
- Призрак - Роберт Харрис - Триллер
- Вкус крови - Стивен Бут - Триллер
- Последний звонок - Уоррен Мерфи - Триллер
- Сталкер. Истории. Дружба - Захар Чернобыльский - Боевая фантастика / Триллер / Ужасы и Мистика
- Родная кровь - Чеви Стивенс - Триллер