Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда каждый сам по себе? – уточнила Марина.
– Да. Вот сейчас в стране наблюдается полная взаимность между народом и властью: власти не нужен народ, народу не нужна власть. Власть не знает, что ещё предпринять, чтобы окончательно от этого народа избавиться, народ не знает, как от такой власти отделаться. Но когда каждый сам по себе, это уже не государство. И тут приходит кто-то и говорит: «Я вас из страшной нищеты выведу в нищету терпимо-умеренную». И люди ему за это уже при жизни памятники ставят. Это не большевики придумали: при царях то же самое было. А уж демократы до сих пор народу свою «любовь» по такой схеме демонстрируют. Ещё в начале девяностых на подстанции украли все цветные металлы, когда на каждом шагу стояли пункты по их приёму, три улицы вообще без электричества остались. Спрашивается, зачем на фоне тотальной безработицы разрешили такие пункты, а потом удивлялись, что охотники за металлами целые железнодорожные ветки из строя выводили? Это же терроризм самый настоящий, когда литерный поезд, за опоздание которого при Сталине расстреливали всех причастных, тут стоял и пыхтел, проехать не мог! Литерный! Тепловозом вытаскивали. Старожилы говорят, что в Войну такого не было, когда враг бомбил! Жители обесточенных улиц лучинку жгли на рубеже веков, и только через десять лет им восстановили энергоподачу. Ликованию народному не было предела! И наша власть только так умеет быть нужной. Сунут нас из двадцать первого века в Средневековье, а спустя какое-то время, чтобы мы хорошенько прочувствовали их «заботу» о нас, переместят куда-нибудь в начало века девятнадцатого. Понятное дело, что девятнадцатый век лучше Средневековья, что и говорить. Но и не двадцать первый, который давно наступил во всём мире. Но мы рады, что хотя бы из Средневековья выкарабкались. И политики рады, что «благодаря политике нашей партии Россия наконец-таки приблизилась к показателям тысяча девятьсот тринадцатого года!». И это когда на дворе две тысячи третий год. Но заметивших это срезают подозрениями в непатриотичных настроениях: «А вы всё недовольны, что б для вас власти ни сделали! Вы не сравнивайте с веком текущим, вы жизни радуйтесь, пока мы вас не закинули куда-нибудь ещё подальше». Живут люди чёрт-те как, а правитель только мудрое лицо скроит: «Я знаю, как вам трудно, но потерпите, братцы, поднатужьтесь, родные мои». Проникновенно так скажет, может быть, заранее перед зеркалом отрепетирует под руководством специалиста по актёрскому мастерству. И у народа на глазах слёзы умиления наворачиваются: «Надо же, о нас помнят! Счастье-то какое! У него за нас, несуразных, душа болит! Давайте его в цари на новый срок выберем». Большевики, может быть, поначалу и хотели создать справедливое государство, да не получилось. Развратились. Власть ведь ужасно развращает, когда обладающий властью человек, который вчера сам рядовым рабом был, начинает чувствовать, что никто над ним не стоит кроме Бога, да и Бог, если вообще есть, слишком высоко… У нашего Авторитета тоже солидный культ личности, хотя он людей вовсе за ценность не считает. Он провёл газ на свою улицу, его там за это теперь боготворят, даже помнят, что у него день рожденья в последний день лета, и поздравляют, хотя он, говорят, это терпеть не может и никогда его не отмечает – не от скромности, а от скрытности. Он для себя газ провёл, но и у других появилась возможность к газопроводу подсоединиться и жить по-человечески, а не от печного дыма задыхаться.
– Известное дело, – кивнул Рожнов.
– Но особенно людям приятно, что он не подвёл под это какую-нибудь «политическую базу», как теперь говорят. А официальная власть если что и делает, то непременно накануне выборов или ещё каких «важных» для себя мероприятий. По принципу «мы – вам, а вы за это что-нибудь нам». Кандидат в депутаты, уж не помню какой, тоже «грозился» подъезды отремонтировать, только чтобы за него проголосовали. Что мы сдуру и сделали, а где он теперь? Теперь ему не до нас, так высоко сидит, что оттуда люди не видны. Один скамейки в скверах и парках установил, но на каждой не забыл написать большими буквами, чтобы за него на выборах «голосили». Его не выбрали, он потом лет пять обижался, дескать, всё для народа неблагодарного сделал, а выбрали какого-то олуха, который даже на мусорные урны около магазинов раскошелиться не пожелал. И на фоне такой лихоманки «я вам – скамейки, вы мне – свои голоса на выборах» некто молча обеспечивает целой улице доступ к газу безо всякой даже мысли, что с улицы с этой можно что-то для себя стребовать.
– Авторитет же знает, что с жителей своей Лесной уже ничего не сдерёшь. Там одни пенсионеры живут, которые и так обобраны до нитки жизнью нашей несуразной. Он даже шутилпоэтому поводу, что земляков своих грабить ему нет смысла: «всё уже украдено до нас».
– Правильно. Потому что ему плевать на людей, вот он и отпускает такие циничные шутки. Но газом-то он, пускай и невольно, людей всё-таки обеспечил. И сделал это тихо, без митингов и маршей. А где нынче такое бывает? К пенсии бывшим работягам добавят три рубля и СМИ об этом свистят, как о неслыханном подвиге каком-то. А народу эти «подвиги» так надоели, что порой телевизор хочется в окно выкинуть, а газеты все сжечь, чтобы ничего не слышать об этих «героях», которые сначала народ обокрали, а теперь милостиво решили ему какие-то копейки от заработанных и созданных богатств в харю швырнуть! И вот какой-то бандит берёт и молча что-то для этого народа делает. Вы представляете, какая у людей эйфория возникла по этому поводу? В тех краях теперь попробуй, скажи, что он – бандит, все зубы за такие слова выбьют. Хотя и помнят, как он лет десять тому назад убил Аркашку Гусельникова со своей улицы – был там такой цеховик ещё в восьмидесятые. И убили его зверски, – перешёл на шёпот Василий Филиппович, – по-азиатски как-то.
– Говорят, что не он, – возразил дед Рожнов. – Это Трубачёв был, он как раз азиатчину любил, когда от наркотиков с ума сошёл. А на Авторитета думают, потому что на Востоке служил, хотя он такие вещи никогда не практикует, а делает всё просто и тихо.
– Вдова Гусельникова считает, что это он был. Её муж в кладовке спрятал, и она всё слышала, как они его на куски рвали.
– Авторитет вряд ли такого свидетеля в живых оставил бы. От него не спрячешься, тем более в кладовке. Помешалась баба от ужаса, не иначе. И чего она могла расслышать, когда такой вой стоял?
– Не знаю, я не слушал. Живёт она всё на той же Лесной и Авторитета видит каждый день, поди. А куда деваться-то? Говорят, даже от газа отказалась. Да Авторитету-то чего, переживать он будет, что ли? И линию электропередачи он так же себе провёл, а вся улица пользуется. Кабельную! Не такую, как у остального города, где всё на соплях держится и от малейшего порыва ветра сразу рвётся и отваливается, так что народ потом неделями без света сидит. А на Лесной теперь свет постоянно, как у белых людей! И если кто наш Мировой проспект заасфальтирует – а я так думаю, что это Авторитет будет, потому что больше некому, – его вовсе на руках носить будут и все грехи простят.
– Может быть, наш новый мэр всё-таки расшевелится? – нерешительно предположила Маргарита Григорьевна, рывшаяся в журналах по женскому рукоделию.
– Не-а, не расшевелится, – вынес окончательный приговор Василий Филиппович. – Он же всё в новых мэрах ходит. Уже третий год здесь живёт, но его до сих пор «новым мэром» величают, как будто он только вчера прибыл. Не будет он ничего делать. Жильцы нашего дома обратились к нему по поводу ремонта подъездов, а он чего-то крушение «Титаника» вспомнил. Уж не знает, чего ещё придумать, чтобы только не делать ничего. Вот, говорит, сколько народу там погибло, а вы живёте. Мы же не виноваты, что мы пока ещё живём. Трагедии прямо-таки коллекционирует с какой-то маниакальной скрупулёзностью. Как где в новостях передадут, что кто-то опять утонул или взорвался – а новости наши теперь только этим и заняты, у него аж цвет лица улучшается! Бегает, радуется: вот люди погибли так страшно, а вы жить всё чего-то хотите… Странная у нас страна, что и говорить. В рекламе твердят: «Вы достойны самого лучшего!» или «Требуйте для себя самого наилучшего!», а куда ни сунешься с пустяковой просьбой, тебе рявкнут, что в годы войны народ землю жрал, а вы (в смысле – мы) с жиру беситесь, хорошо жить хотите. Надо тогда эту рекламу про «достойны самого лучшего» запретить. Надо или-или: или делать жизнь людей достойной, или убрать эти пустые лозунги, заменить их на другие, что, дескать, вы ничего не достойны, быдло, сидите в дерьме и не рыпайтесь. И было бы всё понятно, а так путаница возникает, потому что людям неясно, куда мы попали. С нами это происходит или не с нами? Мы это или не мы? Может, мы в какой-то другой стране живём и чего-то не понимаем? Чёрт его знает. Но получается так, что мы стране не нужны.
– Как же так не нужны? – то ли испугалась, то ли возмутилась Маринка. – А кто работать будет? Власть наоборот хочет, чтобы рождаемость повысилась, чтобы нас больше стало.
- Власть нулей. Том 1 - Наталья Горская - Русская современная проза
- Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Бог невозможного - Владимир Шали - Русская современная проза
- Музыка – моя стихия (сборник) - Любовь Черенкова - Русская современная проза
- Состояния Духа - Лора Дан - Русская современная проза
- Поле битвы (сборник) - Виктор Дьяков - Русская современная проза
- Русская комедия (сборник) - Владислав Князев - Русская современная проза
- Закон подлости - Татьяна Булатова - Русская современная проза
- Гармония – моё второе имя - Анатолий Андреев - Русская современная проза