развожу розы.
В памяти пронеслось забытое:
«В Глдани оба в полоне будете!»
Вероятно, кит, выброшенный на берег, чувствовал себя лучше. От стыда я была готова провалиться сквозь землю.
– Господи! Оранжерея… я же сама это знала, и тётя в первый же день говорила про розарий!
Вано наблюдал молча, как я борюсь с позором. А я-то не знала, куда глаза девать.
Наконец, вдоволь насладившись моим раскаянием, Вано спросил:
– Поэтому вы не хотели встречаться со мной, избегали меня? Думали, я наркоторговец?
Я лишь вымученно кивнула головой и выдавила:
– Прости…те.
– Ничего, бывает… – Вано был бледен, как бывает бледен человек, которому нанесли тяжкое оскорбление, – но вы и сами не пай-девочка, дорогая! – Он покачал головой. – Как же вы могли переспать с первым встречным… С наркоторговцем! И без зазрения совести принимать подарки, купленные на грязные деньги? Вам не приходило в голову, что конопля используется для лечения больных раком, например? Почему же вы сразу представили меня хищником и губителем невинных, а не наоборот? – сурово спросил Вано.
– Я же извинилась… Почему же ты раньше не сказал! – И осеклась, увидев рассерженный взгляд, чёрный и страшный. Белая полоска шрама на щеке налилась кровью.
Я попятилась.
«Демон! Нет, ангел!»
Вано подошёл вплотную, посмотрел в глаза:
– Не сказал, что? Разве может нормальному человеку прийти такое в голову? Теперь вы знаете, что я не наркоторговец. Я честный человек, живущий трудом. Это вам нравится? – Вано сжал губы, сдерживаясь. Во взгляде – боль, трещинкой в хрустале и гнев.
Вано навис надо мной широкими плечами. Глаза сверкают. Смотрит на губы. Я не поняла, сердится он или смеётся надо мной.
– Ну… а кроме того, что вы думали… что я наркоторговец и бандит, нет ничего ещё чего-нибудь такого, что могло бы осложнить наши отношения?
– Кажется, нет.
– Это было единственным препятствием?
– Д-да.
Глаза Вано заискрились, он отвернулся.
«Красивый!»
– Раз уж сегодня день откровений и мы говорим начистоту, позвольте и мне высказаться… вы знаете, Василиса Михайловна, год назад ваша тётя Макоша пришла к моей тётке Ольге и предложила сосватать нас. Ольга – моя единственная родственница. Как вам известно, я сирота с детства.
Вано вынул из нагрудного кармана серебряный плоский футляр, наподобие портсигара, открыл крышку и показал чёрно-белый снимок десятилетней давности.
На фотографии очень мрачная девочка в коротком шерстяном платье и шерстяных рейтузах отрешённо смотрела куда-то в себя. Я помнила эти ужасные бесформенные чёрные рейтузы с вытянутыми коленками, нелепые кургузые сапоги и колючее школьное платье. Более неудачного снимка трудно себе представить!
– Я согласился на смотрины… Казалось смешным и диким свататься по фотографии. Увидеть вас я хотел, скорее, из любопытства. Посмеялся, бросил фотографию среди бумаг в офисе. А дальше мне было не до смеха. Проснулся среди ночи от безумного желания видеть вас. Ворочался, не выдержал, среди ночи поехал в офис, и только тогда успокоился, когда отыскал фотографию. Так несколько дней продолжалось. Не вижу вас – нет покоя.
Это открытие потрясло меня. В жизни я всякого насмотрелся и был уверен, что высокие чувства не для меня. Как же – истинная любовь, никакого удовлетворения страсти!
И вот месяц назад ваша тётка сообщила, что вы приезжаете…
Конечно, я сразу узнал вас на перроне в Москве. Поначалу глазам не поверил – вы должны были лететь самолётом, но увидев на чемодане бирку «Мадрид – Москва», уже не сомневался, что моя любовь с фотографии ожила, задышала. Наверное, Пигмалион чувствовал себя так же, когда мраморная Галатея обрела плоть и кровь.
Никакого удовлетворения страсти… до той минуты, пока не увидел. Увидел – и пропал в море ваших глаз! Я обезумел! Наша ночь в поезде… она была предопределена!
Я-то, глупец, думал, что вы узнали меня и влюблены так же страстно. Тётя Макоша уверила, что моя фотография вам очень понравилась и вы едете в Тбилиси только ради помолвки!
– Но я не получала от тёти Макоши фотографии! И ничего не знала ни о тебе, ни о сватовстве!
– Вот как? Как это понимать?
– Нет!!! Не получала! Клянусь! Я первый раз слышу об этом. Я ехала к родным, но никто ни разу не говорил о тебе. Только в день приезда тётя заговорила о смотринах!
Я вздохнула, успокаивая сбившееся дыхание, и торопливо зашептала:
– Ты не поверишь… Я и сама не поняла, как в поезде всё получилось… Мне… мне была предсказана встреча с тобой! Только не думай, я не сошла с ума… хотя всё это кажется бредом… Я не понимаю… но всё совпало! Жива сказала: «Тот, кто первый предложит помощь!» – помнишь? И песня «Сулико»! Ты насвистывал «Сулико»! Всё совпало! Я же рассказывала об этом только что… Это такое мучение, когда человек, которого ты… Я думала, ты наркоторговец, и противилась чувству как могла! Но чем больше сопротивлялась, тем больше я…
«…любила тебя!»
Вано порывисто подошёл к окну и смотрел на розу в стеклянной вазе. Я изредка поглядывала на него, не в силах произнести ни слова в оправдание.
Наконец Вано разомкнул уста:
– Что задумала твоя тётка Макоша? Год назад я приехал навестить тётю Ольгу в Тбилиси… после долгой разлуки. Я не думал задерживаться здесь. Приехал на несколько дней. Тётушка умоляла погостить ещё немного, и я остался, жалея её, ещё на месяц.
Мы жили в панельной девятиэтажке в Глдани и не надеялись на перемены к лучшему. «Высокое» происхождение никогда не служило мне козырем в жизни, как у более практичных людей. Мы жили в заботах, присущих бедному люду. Ольга боялась, что меня снова заберут на войну, что чай будем пить без сахара, что лифт не работает в доме больше месяца.
И я плыл по течению, отдыхал от приключений. Пока не увидел вас на фотографии… вы всё изменили. Я остался здесь и стал ждать.
У меня водились деньги… Я выкупил старый участок земли в Глдани, проданный десять лет назад бывшим мужем Ольги, моим дядей, в счёт карточного долга. Он, гордец, и не подозревал, что отдал в угоду азарту. Слава богу, розарий, созданный ещё моей прапрабабкой, остался цел. Часть теплиц была разрушена, некоторые кусты безжалостно вырубили, какие-то сорта выродились, замёрзли, но в целом розарий мало пострадал, хотя прежние хозяева запустили сад.
Особенно мне нравилась старая маленькая часовня в саду, покрытая дранкой. Часовня имеет два входа, два выхода, один напротив другого. Её стены увили розы столь же древние, как и город вокруг. Это чудесное место. Оно напоминает мне детство… В нише всегда горит восковая свеча, и лик Богородицы печально смотрит на
